Події

Элитных 300-килограммовых свиней из венгрии, мясо которых предназначалось для питания участников олимпиады-80, по дороге воровали, а в москву вместо них отправляли захудалых отечественных хрюшек

0:00 — 8 серпня 2008 eye 472

3 августа 1980 года состоялась церемония закрытия прошедших в Москве Олимпийских игр, у которых, кроме официальной и торжественной, была еще и темная, малоизвестная сторона

Сегодня начинаются ХХIХ Олимпийские игры в Пекине — событие, которое с нетерпением ожидает весь спортивный мир. Между тем с началом августа связана еще одна спортивная дата: 28 лет назад, 3 августа 1980 года, состоялась торжественная церемония закрытия ХХII летних Олимпийских игр в Москве. Многие читатели «ФАКТОВ», наверное, помнят эмблему Олимпиады-80 — Мишку, которого из чаши стадиона в Лужниках медленно подняли в небо воздушные шарики, слезы на глазах зрителей. И совсем уж немногие знают, что, кроме официальной и торжественной, у Олимпиады-80 была и темная сторона…

Владимир Мороз — бывший прокурорский работник, которому в те годы пришлось расследовать уголовное дело об огромных злоупотреблениях во время московской Олимпиады, на скамье подсудимых оказалось более десятка человек, в том числе высокие московские чины. С трудом верится, что подобные вещи могли твориться во времена всемогущей правоохранительной системы и тотального контроля…

«Сопровождающие скот надсмотрщики привозили домой целые вагоны импортных сапожек и пальто с воротниками из ламы»

 — В те годы я работал старшим следователем прокуратуры Закарпатской области, — вспоминает Владимир Мороз.  — Весной 1981-го меня вызвал областной прокурор и сообщил, что необходимо срочно заняться делом, связанным со злоупотреблениями во время московской Олимпиады. Слухи о злоупотреблениях, в частности на железной дороге, до нас доходили: в прокуратуру писали анонимки, поступали агентурные милицейские донесения… Однако мы не вникали особо в эти материалы, поскольку подобные преступления — компетенция линейных отделов милиции и прокуратуры.

Я напомнил об этом прокурору, на что он ответил: «Звонил лично генеральный прокурор Союза Александр Рекунков и приказал заняться расследованием областному аппарату, поскольку линейные отделы могут не справиться с ним или сами замешаны в злоупотреблениях». Последнее предположение, кстати говоря, впоследствии подтвердилось. Я взял на изучение материалы, возбудил уголовное дело, создал оперативно-следственную группу и начал расследование.

И вот какая картина предстала передо мной через несколько месяцев. В 1979 году «Мосмясопром» подписал договоры с венгерскими фирмами о поставке крупных партий быков и свиней, откормленных по новой тогда технологии для получения бекона. Мясо этого скота предназначалось для питания спортсменов-олимпийцев. Поставки начались задолго до начала Олимпиады-80 и продолжались до самого ее окончания. Ежедневно из Венгрии на Москву отправляли по пять-семь эшелонов из 45 вагонов каждый со скотом. На Закарпатье под вагонами меняли тележки и переставляли составы с европейской узкоколейки на нашу широкую колею.

Венгерские свиньи были до того нежные, что ни кричать, ни тем более бить их было нельзя, «управлять» животными можно было лишь с помощью дудочки, в противном случае зарубежные хрюшки могли… получить инфаркт.

Для сопровождения эшелонов и присмотра за скотом набирали работников из жителей Закарпатья. Люди сразу сообразили, какие у них открываются возможности для получения «нетрудовых доходов», и не преминули ими воспользоваться. Сначала из эшелонов начал пропадать комбикорм — скот доезжал до столицы голодным и истощенным. Затем из вагонов принялись воровать уже и свиней. Понятно, что сделать это тайком, без четкой организации, привлечения начальства и сотрудников линейных отделов милиции было бы невозможно.

По пути следования в Москву эшелоны пять раз останавливались на станциях — для водопоя. Поджидавшие «бригады» меняли откормленных 300-килограммовых «венгерок» на отечественных 100-120-килограммовых свинок (в Москве учет скота велся поголовно, а не по весу). Иногда животных специально — чтобы сломали ноги(!) — выталкивали из вагонов, и была формальная причина везти их на бойню. Часть свиней просто забирали, составляя фиктивные акты об эпизоотии и падеже с последующим якобы захоронением на скотомогильниках. Элитное мясо венгерских свиней продавали на рынках, а на питание спортсменам отправляли обычных отечественных хрюшек.

Однако на этом злоупотребления не заканчивались. Еще одну серию преступлений во время доставки скота спровоцировал тогдашний тотальный дефицит. Чтобы показать иностранцам высокий уровень благосостояния советского народа, Москву в период Олимпийских игр завалили импортным товаром, однако попасть в город можно было лишь по спецпропускам. Поэтому устроиться сопровождающими скота на эшелоны из Венгрии изъявили желание огромное количество людей. За предоставление рабочего места в вагоне бригадиры брали взятки — от 10 до 100 рублей. Некоторые надсмотрщики, особенно из числа родственников бригадиров, совершали по 15-20 ходок в Москву и привозили назад целые вагоны импортных сапожек, очень модных тогда пальто с воротником ламы, экзотических фруктов… Все это продавалось дома втридорога.

«Мелкие купюры обменивались на крупные и с каждого эшелона в «Мосмясопром» несли полный рюкзак денег…

 — Бизнес на поездках в столицу приносил такой доход, что люди начали покупать золотые украшения и строить дома, — продолжает Владимир Иванович.  — Это, естественно, не прошло мимо внимания соседей, которые тут же стали писать анонимки в правоохранительные органы. Впрочем, была среди надсмотрщиков и другая категория людей — учителя или врачи, которые брали взаймы деньги на взятки бригадиру и ехали в Москву, чтобы купить импортную одежду для своей семьи.

Условия работы в поезде были ужасными: надсмотрщики ехали в специально оборудованном помещении на крыше вагона со скотом, смрад от которого поднимался прямо к ним. С непривычки у людей начиналась рвота, некоторые даже теряли сознание. Невыносимым положением сопровождающих пользовались бригадиры и проводники. Привлекательным женщинам предлагали место в пассажирском вагоне для начальства — в обмен на «любовь», а если те отказывались, могли и изнасиловать. Такого «попутного» материала по уголовному делу собрался целый том.

Я ездил в Москву раз пять. Изымал документы, изучал работу Московского мясокомбината имени Микояна, куда поступал скот из Венгрии. Это было образцово-показательное предприятие с 22 тысячами работников. Привезенных быков и свиней мыли шампунем и подсушивали в барокамерах, включая специально подобранную музыку, которая расслабляла животных и разжижала у них кровь. Затем скот убивали током, а туши отправляли на переработку. На комбинате был и свой завод по изготовлению пуговиц из копыт и рогов. А за персоналом велся строжайший контроль — на проходной осматривали даже главного бухгалтера на предмет того, не вздумал ли он вынести с собой палку колбасы.

Естественно, руководство комбината не могло не видеть, что эшелоны из Венгрии привозят обычных отечественных свиней, а масса скота вообще списывается из-за болезней или падежа. Однако закрывало на это глаза, поскольку получало огромные взятки. Большая часть денег от реализации украденного скота и от взяток проводникам за трудоустройство сопровождающих шла в Москву. Мелкие купюры в специальных местах обменивались на крупные и в конечном итоге из каждого эшелона в «Мосмясопром» несли полный рюкзак денег…

Расследование уголовного дела продвигалось с трудом, подозреваемые оказывали яростное сопротивление. В нескольких московских газетах даже появились публикации о «группе бандеровцев, которые приехали в столицу и пытали работников «Мосмясопрома», отмораживали им пальцы» (эти «факты» потом проверяла Генеральная прокуратура). Следователю открыто угрожали, поэтому его неотступно сопровождали трое сотрудников Московского уголовного розыска (МУРа), а номер в гостинице «Урал» (в двадцати минутах ходьбы от Красной площади), в котором Владимир Мороз останавливался, всегда был на последнем этаже и тоже с охраной. И в Москву, и назад в Ужгород Владимира Ивановича в поезде сопровождали вооруженные сотрудники милиции.

Когда давление на следователя не дало результатов, у него похитили 11-летнего сына!

 — Первые роли в этой грандиозной афере сыграли двое руководителей «Мосмясопрома», а их вдохновителем стал депутат Московского горсовета, — говорит Владимир Иванович.  — Когда в уголовном деле появилось достаточно улик, я начал проводить аресты. Одного из подозреваемых мы никак не могли обнаружить, он прятался на огромной территории мясокомбината. Сотрудники МУРа перекрыли все выходы, были готовы даже к тому, что разыскиваемый переоденется женщиной, но он словно в воду канул! Наконец на третьи сутки его обнаружили… в старой холодильной камере, переоборудованной под теплушку.

Впоследствии оба высоких чина из «Мосмясопрома» на вопрос о причинах, побудивших их пойти на преступление, ответили так (и эти слова зафиксированы в судебном приговоре): «Мы создали синдикат для выколачивания денег из населения Закарпатья»…

Впрочем, признательные показания появились в уголовном деле лишь на заключительной стадии расследования, поначалу же арестованные вели себя дерзко, передавали из СИЗО свидетелям приказы молчать, а на очных ставках запугивали своих оппонентов. Пытались найти подход и к следователю. Из Москвы в Ужгород прибыли несколько элитных проституток, которые каким-то образом прошли в прокуратуру и часами просиживали в коридоре напротив кабинета Владимира Мороза. Женщины были настолько привлекательными, что коллеги следователя под любым предлогом выходили в коридор, чтобы лишь посмотреть на них… А когда это не подействовало, у следователя похитили 11-летнего сына! Мальчика, который возвращался из школы, заманили в автомобиль, отвезли в какое-то помещение и позвонили отцу. Один из похитителей крутил ребенку уши, чтобы он плакал, а другой в это время требовал у следователя отпустить арестованных. Преступников задержали, а семье Владимира Мороза выделили охрану.

 — Условия работы следователя тогда были далеко не такими, как сейчас, — вспоминает Владимир Иванович.  — Уголовное дело составляло 20 томов, и, хотя следствие продолжалось всего шесть месяцев, продлить его в те времена было очень сложно. Все материалы я печатал сам, вывел из строя две пишущие машинки. Бесконечные следственные действия, командировки забирали много сил и энергии, за период расследования я похудел на семь килограммов. Ложился спать с уголовным делом и просыпался с ним, зато знал все материалы назубок…

По результатам расследования на скамье подсудимых оказалось 11 человек, в том числе двое руководителей «Мосмясопрома». Девять полностью признали свою вину, два начальника эшелонов — нет, однако это им не помогло. Одного из столичных подсудимых защищал старейший адвокат Москвы Мостославский, чей отец занимался адвокатской практикой еще в царской России. Приехав в Ужгород, столичный авторитет собрал всех местных адвокатов, задействованных в процессе, и учил, какой тактики им следует придерживаться. Впрочем, улики в уголовном деле были столь очевидными, что сам Мостославский убедил своего клиента признать вину. За это суд «скосил» обвиняемому два года.

Уголовное дело в областном суде Закарпатской области рассматривал Андрей Стрижак — теперешний председатель Конституционного суда Украины. В общей сложности одиннадцать подсудимых получили 101 год заключения. Московские чины — по 12, а бригадиры эшелонов — по 8-10 лет. Верховный суд оставил приговор без изменений. Относительно организатора и вдохновителя преступления — депутата Московского горсовета, а также нескольких руководителей мясокомбината — материалы выделили в отдельное производство, их расследованием занималась прокуратура Москвы. Вероятно, по поводу депутата последовало указание ЦК, так как чиновник отделался лишь исключением из партии.

А Владимиру Морозу за успешное расследование громкого уголовного дела начальство в качестве поощрения вручило кожаный портфель, югославскую пишущую машинку и 150 рублей премии…