Обстрел реанимобилей и санитарных машин во все времена и у всех народов считается недопустимым нарушением законов и обычаев войны. Однако для боевиков «ДНР» закон, как видно, не писан. С начала войны в зоне ООС погибли более семидесяти военных медиков. Последний случай произошел 1 июля под Водяным Волновахского района Донецкой области. Боевики расстреляли санитарный автомобиль «Хаммер», экипаж которого — водитель Сергей Майборода и мединструктор Ирина Шевченко — ехал за раненым. В результате прямого попадания ПТУР (противотанковой управляемой ракеты) автомобиль был взорван, от него осталась только обгорелая ось. 47-летний Сергей Майборода погиб сразу, Ирина Шевченко была отброшена взрывной волной и получила тяжелейшие травмы и ожоги 70 процентов поверхности тела. Медики боролись за ее жизнь несколько часов, но спасти женщину не смогли. Два дня спустя, в четверг, херсонцы встречали гроб с телом Ирины Шевченко, стоя на коленях. А за автомобилем шла колонна ее боевых товарищей, морских пехотинцев и медиков, приехавших проводить свою «маму Иру» в последний путь.
— Ирочка предвидела свою смерть, — рассказывает «ФАКТАМ» ближайшая подруга погибшей Наталья Бреус. — Она сказала мне: «Наташа, это моя последняя ротация. Я домой уже не вернусь». И все равно поехала на фронт! Но мы понимали, что она по-другому просто не может. Я знаю ее пять лет. Мы познакомились в 2014 году. В те дни нам начала поступать информация о том, что на границе Крыма с Херсоном стоят украинские солдаты, что они несут службу и при этом им совершенно нечего есть.
Официально никто ничего не подтверждал, мы не знали, где эти солдаты, сколько их. Сознательные жители города действовали решительно: скупались в магазинах, загружали продуктами свои машины и мчались разыскивать ребят. Ехали целыми колоннами — машин по десять. Именно тогда зарождалось украинское волонтерское движение. Мы все перезнакомились друг с другом, а позже создали организацию «Херсонская чайка», к которой примкнула и Ира.
Ирочка работала на рынке, продавала рыбу. Кстати, директор того рынка до последнего поддерживал ее подразделение, отправлял в 36-ю бригаду целые машины с продуктами. А тогда, в 2014-м, мы делали возможное и невозможное, чтобы не только накормить наших бойцов, но и одеть. Они же были голые и босые. Покупали свитера, нижнее белье, носки. Не могли найти форму — брали охотничьи куртки и штаны, главное, чтобы зеленые. На праздники организовывали для ребят концерты, вечера. И Ирочка принимала в них активное участие — играла то Бабу-ягу, то Солоху. Была веселой, непосредственной, простой, и это при том, что ее жизнь сложилась совсем непросто. Отец и мать умерли, на руках осталась младшая на десять лет сестра Валя. Мужа и детей у Ирочки не было, и весь свой нерастраченный клондайк нежности, любви и заботы она подарила своей новой семье, которую нашла на передовой, — боевым побратимам.
— Как она попала на фронт?
— Когда начались военные действия в районе Донецка, Ира поняла, что ее место там, на передовой. Но просто так ее, конечно, никто бы туда не взял. Поэтому моя подруга, у которой за плечами уже было обучение в Херсонском волонтерском отряде доврачебной помощи и курсы медсанбата в Запорожье, отправилась в Киев изучать тактическую медицину, еще получила лицензию, позволявшую ей обучать неотложной доврачебной помощи бойцов. На полигоне в Широком Лане обучала пограничников, морпехов. Там же ей предложили подписать контракт. 11 мая 2015 года наша Ирина стала военнослужащей.
Читайте также: «Сабина все время ходила под пулями»: сослуживцы рассказали о 23-летней медсестре, погибшей в АТО
Мы, волонтеры, с того самого дня и все эти четыре года поддерживаем их подразделение. Чтобы узнать, что именно нужно везти, даже комбата не беспокоим: Ирина всегда по пунктам говорила, что нужно, и мы по ее спискам готовили передачу. В общем, в армии она нашла себя, свое место в жизни. Это действительно было ее.
— Знаю, что у нее были проблемы с прохождением медкомиссии — не хотели брать из-за неправильного прикуса. Так Ирина устроила скандал, и ее все же взяли.
— Ох, я очень хорошо себе представляю, что именно она могла сказать, — смеется Наталья. — Когда входила в раж, ее было не остановить. Да, она могла ввернуть крепкое словцо, но ее шарм, обаяние — это было что-то невероятное. Сначала ребята в подразделении смотрели на нее косо, что, мол, за боевая баба. Но потом искренне полюбили. Она была строгой с ними, даже очень, но за этой строгостью скрывались вся ее любовь и привязанность. «Так, тебе что сказал командир? А ну, марш отсюда!» «Ты чего руки не помыл? Я кому сказала!» Они все чувствовали в ней родную душу. Кто помладше, называл «мамой», а она их — «сыночками». Со сверстниками они были «брат» и «сестра». Ира знала историю жизни и проблемы каждого, созванивалась с их женами по телефону, поддерживала ребят со всех сторон.
Из-за них Ирочка даже в отпуске не могла расслабиться. Ее чуть не силой вытолкали домой после полутора лет беспрерывной службы. Так Ира через три дня уже осаждала часть и требовала, чтоб ее вернули на фронт. Когда у нее обнаружили сахарный диабет, не говорила никому. Только недавно, когда я поздравляла ее с праздником морской пехоты, призналась, что у нее уже диабет четвертой степени. Она могла бы спокойно уходить из армии, имела полное право. Но об этом даже речи не было. Ира старалась привести здоровье в порядок, села на диету, а нас заставляла молчать о ее болезни. Потому что «как же там мои пацаны без меня?» Это было единственное, что для нее было важным.
Пацанам без нее, кстати, было плохо, это правда. Она ведь могла не только оказать медицинскую помощь, выслушать и утешить, но еще и фантастически готовила. Куда бы их подразделение ни закинуло, на любом поле Ира тут же начинала кухарничать и могла соорудить нечто совершенно потрясающее из ничего. О ее выпечке, дрожжевых булочках и блинчиках ходили легенды.
«Любая женщина на позиции сможет приготовить еду, — рассказывала два года назад Ирина Шевченко изданию „Цензор“. — Мужики и так готовят себе, причем очень вкусно. Но в данный момент, слава Богу, у меня нет работы. Хорошо, чтобы ее и не было. Может прийти кто-то из ребят: тот руку поцарапал, тот обжегся. Бытовуха, в общем. Но это ж работы на пятнадцать минут. И после этого не будешь целый день сидеть без дела. Пацаны целыми днями укрепляют позиции, роют окопы, тягают боеприпасы, дежурят на наблюдательных постах. Видя все это, хочется разгрузить их от быта. Если я буду лежать, а они еще и жрать сами себе готовить, это будет смешно. Хоть я и говорю, что я не женщина, а военнослужащая, но все же безделье будет позорищем и стыдобой. Приносят ребята свои вещи постирать. Мне что, сложно забросить их в машину? Развесить потом? Зато они быстренько разобрали, где чье, и переоделись в чистое».
«Отсюда есть выезд в город — можно пойти в парикмахерскую, постричься, — рассказывала Ирина о бытовых условиях на войне. — Я начала отращивать волосы, заплетать косичку. Под каску косичка — самое милое дело. У меня вообще никакого дискомфорта нет. Помыться надо? Кастрюля воды всегда на огне. Есть у нас летний душ. Ковшик в руки — и вперед. Ребята сделали баню. Да и в Мариуполь бойцы могут отвезти — с этим нет проблем. Если ты идешь в армию и боишься, что поломаешь ноготь, влетишь в какое-то дерьмо или выйдешь к бойцам с невыщипанными бровями, то тебе нечего здесь делать. Приходит лето, надеваешь шорты — блин, ноги ж небритые! Но у меня отдельная комнатка. Тазик есть. Пять минут — и все, вопрос решен. Люди же раньше жили в селах, мылись в тазах, ходили раз в неделю в баню, и нормально было. Ну нет у нас тут джакузи! Но мы и не страдаем от этого. Все приехали делать одну работу. А не искать себе комфортные условия.
Читайте также: «Мамо, я нічого не боюся. Тільки так хочеться жити!»
Конечно, бывает страшно. Здесь, в этом месте, полтора года назад находились сепары. Мы их видели и слышали. Идешь по улице, а над головой может пуля просвистеть. В первый же день, как мы зашли на эти позиции, миномет начал бить по врагу. А мне казалось, что снаряды падают мне на голову. Помню, свет в своей комнате выключила, стою и не понимаю, что делать. На ощупь доползла до своего оружия, схватила его и затаилась… К войне, обстрелам — и своим, и вражеским — привыкаешь быстро. Но я все равно вздрагиваю при разрывах «Градов». Меня аж дергает. Не могу к ним привыкнуть. Тихо тут не бывает. И ночью, и утром громыхает. Часто «партизан» прилетает — одиночный «Град». Когда он летит, рычит так страшно. У меня от этого звука шкура дыбом встает — только бы ни в кого не попало. Больше всего здесь, на войне, я боюсь не успеть. Когда кому-то понадобится моя помощь, а я не успею добежать и спасти…"
— Домик, где она жила, был своеобразным клубом на фронте, — рассказывает «ФАКТАМ» общественный активист Константин Реуцкий, служивший вместе с Ириной Шевченко в качестве волонтера-парамедика. — Не в смысле развлекательный клуб, конечно. Это был единственный оплот домашнего уюта, где тебя всегда еще и могли накормить вкусняшками. Викторовна (так ее часто называли бойцы — просто по отчеству) была тем самым стержнем, душой, вокруг которой объединялось все подразделение. Я провел там ротацию, был у нее в распоряжении — заменял водителя, который получил ожоги и временно выбыл из строя. Ирина Шевченко была очень хорошим человеком, заботилась обо всех. Кого надо, могла утешить, ленивым — дать волшебного пенделя. Раскисать не давала. Меня учила, как действовать в тех или иных ситуациях в боевой обстановке. Вспоминала случаи спасения раненых из своей практики. Несмотря на то что она была женщиной, Викторовна была еще смелым и деятельным бойцом. Помню, пришла информация о том, что в нашем секторе работает группа диверсантов. Никого из командиров поблизости не было, и она, ни минуты не сомневаясь, взяла оружие и пошла искать. Но при этом всегда соблюдала меры безопасности, носила бронежилет, быстро проходила опасные места, не бравировала.
— Ира была очень смелой, — говорит командир взвода 1-й десантно-штурмовой роты 36-й отдельной бригады морской пехоты Виктор Мороз. — Когда при обстреле погиб боевой товарищ и вокруг сыпались мины, то наши пацаны еще не успели даже бронежилеты надеть, а Ира уже бежала, на коленках ползла с медицинским рюкзаком спасать раненых. Много случаев было, все не перечислишь. Конечно, ей тоже страшно было, но она этого не показывала. Чаще даже ребята показывали слабость. А она… Она была настоящей матерью нашего подразделения, ее армейская семья стала, как мне кажется, ближе и роднее кровной.
Читайте также: «Теперь моя мама ангел», — сказала на похоронах пулеметчицы Яны Червоной ее маленькая дочка
Ира все знала про каждого бойца — его проблемы, семейные ситуации, настрой. Я как командир часто к ней обращался за советом, когда собирался дать бойцу важное задание. Ира могла сказать: этого лучше туда не пускать, он сейчас не в том состоянии, а этот — «косарь», делает вид, что у него голова болит. Загрузить его по полной! Психологом была прекрасным, видела людей насквозь, их нутро, подоплеку. До сих пор не могу поверить, что ее нет. Наша Ира — это образ чего-то постоянного, которое всегда есть, всегда рядом и просто не может исчезнуть. Так, наверное, дети думают о своей маме.
— Она была и навсегда останется мамой, сестрой, подругой, настоящим боевым побратимом для всех морских пехотинцев, для волонтеров, для нас, журналистов, — написала в «Фейсбуке» журналист Алина Комарова. — Всегда в самом пекле, спасая жизнь ребят… Ангел не в белом халате. Всегда для всех находились доброе слово, вкуснейшие блинчики, сварганенные за пять минут, ароматный грибной соус… В разрушенном орками селе у Ирочки был островок мира — палисадник с благоухающими в мае ландышами.
Читайте также: Леся Дрозд: «Боевики очень точно били по нашей медицинской бронемашине»
— Эта потеря очень тяжелая для всех нас, невосполнимая, — вздыхает Наталья Бреус. — Мне звонят ребята и рыдают в трубку. У них голоса, как у детей, которые потеряли маму. И у всех одна фраза: «Почему же меня не было рядом? Я бы прикрыл, я бы помог». Это говорит о многом. На похороны приехало очень много людей, военных, ее боевых побратимов. Прошли маршем, отдавая честь нашей Ирочке. А люди на обочинах встречали ее гроб на коленях. Весь город собирал деньги на похороны. Ведь положенные от государства выплаты за погибшего бойца выдаются только его супруге, родителям или детям. А у Ирочки осталась лишь сестра — и она от государства ничего не получит. Люди, спасибо им огромное, собрали большую сумму. Что останется с похорон, потратим на ее памятник. Ирочку же похоронили на Аллее Героев, среди богатых красивых надгробий известных в Херсоне людей. Мы не можем позволить, чтобы у нее оставалась бедненькая и серенькая могилка. Ира отдала Украине самое дорогое — свою жизнь. Красивый памятник, молитва и память о ней — самое малое, что мы можем для нее сделать.
Тем временем на Донбассе произошел очередной инцидент — серьезные ранения получил 23-летний волонтер-медик. Парня санавиацией доставили в Днепр, в областную клиническую больницу им. И. И. Мечникова.