О желании как можно быстрее встретиться в «нормандском формате» президент Зеленский говорил с самого начала своей каденции, в то время как хозяин Кремля упрямо твердил, мол, ему «встреча ради встречи не нужна». Сроки саммита постоянно переносили, а Москва в последние месяцы выдвигала все новые и новые условия и повышала ставки: в Трехсторонней контактной группе откровенно блокировали процесс освобождения заложников, в так называемой «ДНР» приняли «закон о границе», где черным по белому написано, что они считают всю территорию Донецкой области своей, а глава Госдумы РФ Володин вообще заговорил «о возможном выходе нескольких областей из состава Украины»…
Однако переговоры все-таки прошли. Мнения экспертов об их итогах диаметрально разнятся. Одни полны сдержанного оптимизма, так как считают саммит прорывом, другие полагают, что Зеленский пошел на уступки Путину, третьи — что, наоборот, украинский президент показал себя очень достойно, четвертые — что ничего сверхъестественного не случилось, ведь ожидать изменений в поведении Кремля — серьезное заблуждение, так как Россия от своей глобальной цели полностью установить контроль над Украиной не собирается отказываться.
Об итогах встречи в Париже спустя несколько часов после ее окончания «ФАКТЫ» поговорили с известным политиком и дипломатом, бывшим участником переговоров в Минске Романом Безсмертным.
— Роман Петрович, итоги саммита многие эксперты считают скромными. Интонация большинства комментаторов примерно такова: «Главное — что договорились об обмене пленными, остальное — общие слова». В Facebook кто-то очень метко написал: «Ничего не изменилось — лучше не станет, хуже не будет». А как вы оцениваете результаты встречи? И еще. Любой дипломат знает, что всегда у переговоров такого уровня есть официальные декларативные результаты и — самое главное! — неофициальные. Какими они могут быть?
- Один из таких результатов — то, что в глазах президента Украины Зеленского Путин не является врагом, для него хозяин Кремля — это партнер по решению вопросов. И это, на мой взгляд, плохо, поскольку означает, что изменились оценки украинского политического руководства роли и места России в аннексии Крыма, а также в развязывании и ведении войны на Донбассе. В текстах, которые зачитывал президент Зеленский, и в его ответах на вопросы журналистов доходило порой до такого: «Владимир Владимирович говорит…»
Очень тяжело осознавать, но, по сути, признано следующее: к произошедшему в Крыму и на Донбассе Путин не имеет отношения. В этом Зеленскому вторил и не владеющий глубоко «матчастью» президент Макрон. Он, открывая пресс-конференцию, очень долго подбирал слова и так и не находил, а в ходе общения с журналистами пытался вступить в беседу, однако не постиг до конца, о чем идет речь.
Нужно отдать должное канцлеру Германии Меркель, очень глубоко понимающей предмет разговора. Благодаря ей (читайте — Германии) с повестки дня не исчезает пресловутая «формула Штайнмайера». Сложилось впечатление, что, если бы не присутствие Меркель, участники забыли бы о том, что это такое.
Читайте также: Путин не добился триумфа: что пишет западная пресса о нормандской встрече в Париже
Такова общая канва всего, что мы видели. Теперь давайте пройдемся по результатам.
Итак, первая позиция. Сторонам якобы хватило политической воли, чтобы начать обмен удерживаемых лиц. Однако в этом процессе имеются разночтения: президент Путин говорит, что надо обменивать по принципу «всех установленных на всех установленных», а президент Зеленский — «всех на всех». То есть Зеленский или не знает о том, что с весны прошлого года минский процесс работает над реализацией формулы «всех установленных на всех установленных», а не «всех на всех» (как записано в Минских соглашениях от 11−12 февраля 2015 года), или не понимает разницы между этими понятиями. Это и в дальнейшем может стать причиной разночтений и в количестве лиц для обмена, и по персоналиям. Потому что установленные — это в том числе и те, кто находится в застенках в Крыму и в России. По сути, Путин подтвердил, что готов влиять на главарей «ДНР» и «ЛНР», чтобы были освобождены все, кто попал там «на подвалы». А вы, пожалуйста, освобождайте всех, кого считаете необходимым, плюс тех, кого мы подадим в списках.
При всем при этом следует записать в актив, что процесс обмена сдвинулся с мертвой точки.
Вторая позиция — разночтения в трактовании закона об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей. Видно, что украинская сторона на этапе подготовки саммита устами Ермака (помощник Зеленского, которого считают одним из главных коммуникаторов с Кремлем. — Авт.) нанесла сильнейший «удар в штангу» — она вернулась к идее внесения изменений в Конституцию и инкорпорированию в законодательство Украины термина «особый статус Донбасса», на чем настаивает Путин.
Кстати, обратите внимание, что и тут есть проблема. Если до встречи в Париже украинская сторона четко придерживалась понятия «особый порядок местного самоуправления», то на встрече и президент, и его окружение словно забыли о нем — и так, как и Путин, уже использовали словосочетание «особый статус», что является большой ошибкой. О том, что украинская Конституция использует понятие «особый порядок местного самоуправления» как сужение прав, а не расширение, я не раз говорил. А в трактовке Путина и российской стороны особый статус — это расширение автономизации прав силовых структур оккупированных территорий («народной милиции», «прокуратуры» и прочего).
Читайте также: Подсуетились: законопроект о продлении особого статуса Донбасса уже в Раде
Стороны явно расходятся еще и в том, что Путин четко требует имплементации особого статуса в Конституцию и законы Украины, а президент Зеленский говорит лишь о том, что сейчас легче продлить действие закона об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей, чем написать новый закон, а позже, видя шаги по деэскалации с той стороны, приступить к реализации «формулы Штайнмайера».
То есть речь идет о том, что называется модальностью выборов. Почему-то стороны «потеряли» это понятие и начали говорить о каком-то процессе политической стабилизации. На самом деле это следствие одобрения так называемой «формулы Штайнмайера». А аргумент президента Зеленского, что мы проведем выборы на Донбассе сразу после вывода войск, тоже не вписывается в целостную картину.
— Почему?
- Объясню. Потому что не действует реестр избирателей, не действуют органы, которые занимаются выборами. Зеленский зачитал пассаж о том, что выборы должны состояться по правилам и нормам ОБСЕ. Однако он ни разу не произнес слово БДИПЧ (Бюро по демократическим институтам и правам человека), что свидетельствует о том, что он не до конца понимает, какова роль ОБСЕ в процедуре обеспечения политической стабилизации, проведения выборов, общественных и политических акций, средств массовой информации и так далее.
Он поставил точку фразой «в соответствии с заключительным копенгагенским актом». А этот акт — внимание, это суперважно! — документ, который характеризует политические права участников процесса и требует следующее: полный контроль государства над территорией, где проводятся выборы, многопартийную систему, доступ к информационным источникам, свободный доступ избирателей к участникам избирательного процесса, а тех — к избирателям и так далее.
Читайте также: Чубаров жестко раскритиковал коммюнике по итогам саммита в Париже: что не понравилось лидеру Меджлиса
Но самое плохое, что этот заключительный копенгагенский акт по-разному толкуют ОБСЕ и российская сторона. Россияне — явно в свою пользу: мол, выборы можно проводить и в условиях оккупации. А ОБСЕ, имея очень куцый перечень требований на эту тему, говорит, что выборы не могут проходить на территории, где перед этим были международные или внутренние конфликты и где присутствуют регулярные войска одной из сторон. Так, что, к сожалению, Киев не в полной мере владеет материалом и не понимает, насколько разнятся толкования украинской, европейской и российской сторонами основоположных пунктов демократического избирательного процесса.
Третья позиция — это газовый вопрос. Опасность в том, что впервые за последние десять лет об этом говорит президент, что само по себе является странным, потому что ни в полномочиях президента, ни в его функциональном политическом наборе принципиально не могут существовать проблемы, связанные с отношениями хозяйственных субъектов. В этом и отличие между Украиной, которая присоединилась к энергетическому протоколу и исповедует европейскую энергетическую хартию, и Россией, для которой углеводороды всегда были политикой, а тарифы — инструментом экспансии.
Несмотря на то что россияне накануне саммита говорили, что у них нет денег, чтобы по низким ценам продавать газ своему населению, они же потом сделали очень фривольное предложение, чтобы украинцы как конечный потребитель могли покупать газ на 25 процентов дешевле. И эту сладкую приманку украинская сторона заглотнула. Удивительно и то, что переговоры об объемах транзита газа и тарифах будут вести не представители «Нафтогаза» и Газпрома, а политические советники обоих президентов. Это свидетельствует о готовности Зеленского вернуться к идее так называемого президентского бизнеса (много лет в истории Украины газовой темой занималось исключительно первое лицо страны), что может способствовать коррупции в высших эшелонах власти в вопросах транзита газа.
Читайте также: Слишком добрый Путин: на нормандской встрече увидели серьезную опасность для Украины
Делает ли это Зеленский по непониманию или его желание играть на теме тарифов является настолько большим, что он не осознает, что Путин загоняет его в ловушку, не могу сказать. Вспомните историю с президентом Турции Эрдоганом, когда Путин на брифинге пообещал одно, а потом вышло совсем иное. Да и президент соседней Беларуси Лукашенко после того, как в очередной раз Россия подняла тарифы на поставку газа и нефти, недавно возмутился: «Зачем нам такие союзы?»
Однако, несмотря на то, что среди участников переговоров были такие специалисты, как исполнительный директор НАК «Нафтогаз України» Витренко, очевидно, что и сам Зеленский, и политические советники, которые теперь будут вести переговоры по газу, не до конца понимают, что возвращение к соглашениям а-ля харьковские невозможно, так как Украина ратифицировала протокол энергетической хартии и начала реализовывать анбандлинг «Нафтогаза» (этот модный термин часто использует новое политическое руководство).
Короче, в газовом вопросе желание договориться и не очень глубокое понимание технологий наложились друг на друга и дали фактически нулевой результат.
Теперь поговорим об итоговом коммюнике. Глава МИД Пристайко как-то проговорился, что текст документа был согласован в сентябре. Если так, возникает вопрос: а чем тогда занимались после этого? Получается, президенты прибыли в Париж лишь посмотреть друг на друга? Ради чего городили такой огород и рисовали радужные перспективы?
Читайте также: Нормандская встреча: Пристайко подвел итоги переговоров
Что касается обещания четверки встретиться через четыре месяца, скажу так, что, начиная с самой первой встречи на берегу Ла-Манша в июне 2014 года, всякий раз планировалось, что совсем скоро будет следующий саммит. Но, увы, этого не было.
В коммюнике написано, что два участника — президент Макрон и президент Зеленский — возобновили переговоры в «нормандском формате». И это то, что можно записать в актив кроме обмена пленными и разведения сил в следующих трех населенных пунктах.
Хочу коснуться отдельно этого вопроса. В практике урегулирования международных вооруженных конфликтов лишь несколько раз использовалось разведение не только техники, но и живой силы, причем в соответствии с регламентами и нормами Организации Объединенных Наций и под ее контролем.
Ни один из украинских специалистов, уже не говорю об ОБСЕ или ООН, не сказал, насколько разведение сил в Петровском и Золотом (Станицу Луганскую вывожу за скобки) пошло на пользу ситуации на фронте. На самом деле разведение никак не улучшило положение дел, ведь по-прежнему гибнут и получают ранения люди и сохраняется активность обстрелов. Это самое плохое.
Читайте также: Зеленский вешает нам лапшу! Никакого блага от разведения войск и близко нет, — Георгий Тука
Впрочем, уже то, что стороны осознают необходимость не только разведения вооружения, но и разведения сил, говорит о том, что они понимают необходимость прекратить огонь. Но не видят, как это можно сделать.
И еще. Президент Путин весьма демонстративно говорил о гражданах, которые пересекают КПВВ. Он даже оторвался на пресс-конференции от написанного текста и стал говорить, что нужно делать все ради этих людей. Как-то уж очень показательно озаботился гуманитарной тематикой…
Вы заметили, что прозвучали совершенно новые цифры о количестве людей, которые проживают на оккупированной территории Донбасса? До саммита самые разные источники оперировали цифрой в три миллиона, однако президент Зеленский сказал, что там находится полтора миллиона. Насколько серьезна эта статистика, собирали ли ее по каким-то документальным данным, сложно судить. Может, сказалась усталость Зеленского. Он действительно выглядел уставшим и как-то напряженно отвечал на вопросы журналистов.
— Путин постоянно подталкивает Киев к прямому диалогу с марионетками Кремля, чтобы доказать всему миру, что у нас гражданский конфликт, а не российская агрессия. Такие переговоры возможны?
— О том, что украинская сторона готовила ответ на этот вопрос, свидетельствует недавнее выступление Ермака в Лондоне (речь шла о плане «Б» по Донбассу, который предполагает возведение стены на границе с оккупированными территориями. — Авт.). Президент Зеленский сказал, мол, мы напрасно именуем всех жителей Донбасса сепаратистами, ведь там не все такие. Это действительно правда, однако облечено было в какие-то весьма размытые формулировки. О чем это свидетельствует? Первое: в Офисе президента, очевидно, не совсем понимают, что единственным конституционным институтом, который сохраняется на оккупированных территориях, являются территориальные громады. Второе: те, кого избрали в 2010 году, — это законно избранные депутаты сельских, районных, городских, областных советов и сельские, поселковые, городские головы. На Банковой почему-то выпускают из виду инструмент, который можно задействовать в будущем. На эту тему я могу говорить долго. Замечу лишь, что было видно, как долго президент искал ответ на вопрос. Он рассказал, что в «95 квартале» есть выходцы из Донбасса, что он периодически встречается и разговаривает с теми, кто выехал оттуда. А, на мой взгляд, надо было акцентировать внимание на другом. В «серой зоне» сейчас работает много представителей так называемых НГО (неправительственных гражданских организаций), которые, реализуя массу гуманитарных проектов, владеют информацией о происходящем там намного глубже, чем государственные учреждения. Поскольку они инкорпорированы в европейские парламентские и внепарламентские гуманитарные институции, их можно было бы задействовать в этом процессе.
Читайте также: Мир на Донбассе: озвучены ключевые сценарии и последствия
Я в свое время предлагал команде президента: создайте для начала инициативную группу депутатов Луганской и Донецкой областей, избранных в 2010 году, а в перспективе, может, следовало бы вообще созвать съезд Рад Донетчины и Луганщины. Надо уже сейчас думать о том, что сегодня в разном правовом режиме существуют оккупированная часть и контролируемая часть, не говоря уже о «серой зоне». Потом непременно возникнет вопрос правопреемственности и целый ряд проблем, нужно будет проходить такую процедуру, как переоснование региона, районов, городов, райцентров. Этот вопрос по моей инициативе начали прорабатывать в Министерстве регионального развития.
В общем, украинская сторона готовилась к обсуждению вопроса, но конструктивное предложение не готова была внести.
— Журналист Виталий Портников накануне встречи написал: «С Путиным не договариваются. Перед ним либо капитулируют, либо ему противостоят. Никакого другого рецепта во взаимоотношениях с Кремлем никто еще не придумал, и у Зеленского слишком мало сил и ресурсов, чтобы стать исключением из этого очевидного правила». На ваш взгляд, на Банковой недооценивают Кремль?
— Прекрасно понимаю эмоции Виталия и соглашусь с тем, что он сказал. Однако есть нюанс, на который следует обратить внимание.
Я ожидал, что украинская сторона, приехав в Париж, заявит: а) Минские договоренности устарели, б) они не могут быть инструментом выхода из ситуации, поэтому давайте говорить о серьезной перезагрузке — о «Минске-3» (или пусть это будет «Вена», «Париж»
— Порой создается впечатление, что ни у власти, ни у оппозиции нет стратегического плана достижения мира на Донбассе. Решаем сиюминутные проблемы — разведение войск, обмен пленными, а работы на перспективу практически не видно. Вы согласны?
- Вынужден согласиться. Зеленский не продемонстрировал, что у него есть понимание стратегической перспективы. Когда участвуешь в переговорах с такими крупными политиками, как Макрон, Меркель и тем более Путин, надо осознавать, что для них важны не столько детали, сколько стратегическое видение — как ты понимаешь будущее Донбасса и Крыма, осознаешь ли ты незыблемость основных позиций (Донбасс и Крым — это Украина). Что, поскольку для тебя «самое дорогое — это люди», то следует думать, как их оттуда отселить, какие разработать социальные программы. А если суперважна безопасность, то как технически обеспечить разведение сил. Однако это не было продемонстрировано. Зато прозвучало обращение к пропагандисту Соловьеву: «Приезжайте прямо, что у нас происходит, посмотрите, походите ножками, ручками, глазками…» Это все выглядело в глазах трех лидеров, мягко говоря, несерьезно.
Читайте также: После парижского саммита Путин в бешенстве, он будет мстить, — Портников
— Судя по выражению лица Путина на пресс-конференции, он особо не был доволен переговорами, хотя российские СМИ пишут, что все хорошо.
- Да что бы ни произошло в Париже, российские СМИ все равно будут заверять, что все хорошо. Для них хорошо уже то, что Путин для этой тройки уже не является источником зла. Неслучайно же совпало, что генеральный секретарь НАТО Столтенберг недавно заявил, мол, хотя Россия несет в себе опасность, но это «не наш враг», а президент Польши Анджей Дуда сказал, что «Россия не враг, а сосед». И Зеленский туда же: «Да, Владимир Владимирович, на Донбассе есть проблемы», но при этом — ни слова о том, какую роль в этой трагедии сыграла Россия.
Так что Путин в Париже получил весьма серьезную моральную победу. И эту победу ему в определенной мере обеспечил президент Зеленский. То, что он дал возможность Путину сохранить лицо, я считаю очевидным промахом.
Вместо того, чтобы четко сказать: «Владимир Владимирович, это вы отправили войска в Крым, это по вашему приказу наш полуостров был аннексирован. Это по вашему приказу был сбит рейс МН17 (о чем европейцам надо постоянно напоминать). Это по вашему приказу Гиркин и всякие „моторолы“ издевались над людьми на Донбассе и убивали их. Это по вашему приказу в Лондоне и Берлине убивают людей…»
Правда, был момент, когда Путин немного осел, — в конце выступления Зеленского, который заявил, что Крым и Донбасс — это Украина и что он настаивает на контроле над границей. Его речь свидетельствует о том, что Зеленский действительно хочет решить проблему, но пока он не настолько владеет информацией, чтобы свободно оперировать категориями, классифицировать участников процесса, настаивать на правовых формальностях, когда говорится о таких серьезных вещах, как установление мира на Донбассе.
Завершая, констатирую следующее. С моей точки зрения, Зеленский как политик все-таки вырос. Причем очень сильно. То, что он еще слаб для такой дуэли, очевидно. Но он и его команда начинают осознавать, что надо что-то делать. И это внушает оптимизм.
Вспомните, как Порошенко прошел путь от Антитеррористической операции до операции Объединенных сил. Так и Зеленский должен дойти до осознания того, что у нас происходит на самом деле. Проблема в том, что мы институционально дряхлые. У нас показушная демократия, многие институты государства не работают. В этом, на мой взгляд, корень многих серьезных проблем.
Ранее премьер-министр Украины Алексей Гончарук не исключил новую «газовую войну» с Россией, а политический психолог Светлана Чунихина указала на важный момент во встрече Зеленского с Путиным.