Совсем скоро 2019-й уйдет в историю. В этом году полностью изменился наш политический ландшафт, что для одной части украинцев стало настоящим потрясением, во вторую вселило оптимизм, что их мечты о сильной процветающей стране вот-вот сбудутся, а третья часть, представляющая теперь саму власть, получила шанс реализовать свои дерзкие планы. Это они обогатили наш лексикон мемами типа «турборежим парламента» и «страна в смартфоне». Это их поведение и манеры частенько не вписываются в наши представления о вершителях судеб и вызывают недоумение или восхищение. Это они штампуют указы, постановления, законы, прочитав которые одни лишь разводят руками, другие требуют: «Не останавливайтесь, ребята». Не будет преувеличением сказать, что за действиями, поступками, высказываниями нынешнего официального Киева следит весь мир…
Об итогах года, о причинах, приведших к смене политических элит, о рисках и вызовах 2020-го «ФАКТЫ» поговорили с известным политологом Олегом Саакяном.
— Олег, главным событием года в нашей стране стала полная перезагрузка власти.
— Безусловно.
- Я это понял где-то за год до выборов, когда мы попали в период политического безвременья. Что я имею в виду под политическим безвременьем? Это когда пропала повестка будущего от власти и элиты. А поздравление Зеленского для меня стало показателем того, что с высокой долей вероятности он станет новым президентом.
Для меня важно, чтобы были минимизированы риски поляризации во время избирательной кампании. Я прекрасно понимал, что снова будет разыгрываться карта свой — чужой, мы — они. Появление Зеленского в новогоднюю ночь стало на самом деле инициацией политически осознанного протеста, накопившегося в обществе, против политической элиты. Которая обманула, снова не оправдала надежд, более того, не выполнила домашнего задания, с каким она после революции пришла к власти, на что получила свой политический мандат.
За прошлые пять лет было сделано много хорошего: получены безвиз и Томос, частично создана антикоррупционная инфраструктура. Были достижения, которые точно войдут в учебники истории Украины. Но это ведь задания со звездочкой.
— То есть?
— В учебниках сложные задания обозначаются звездочкой. Общество даже не ожидало, что украинская политическая элита способна их выполнить. Однако при этом не были выполнены основные задания, на которые был запрос.
— Можете перечислить их?
- Первый запрос — справедливость: справедливые правила игры, равный доступ к возможностям, справедливые суды и так далее.
Второй — минимизация участия государства в жизни человека и расширение поля для самореализации граждан. Люди бегут из страны не столько из-за экономических условий, сколько потому, что не могут здесь самореализоваться и жить достойно.
Третий — отлаживание деятельности социальных гуманитарных институтов, которые сопровождают человека на протяжении всей его жизни, от роддома до кладбища. Ничто ведь не работает. Соответственно, человек все время вынужден бороться с собственным государством или платить за то, что его по праву. Причем чаще всего это получает тот, кто более хитрый, ушлый, сильный.
Четвертый — преодоление коррупции, как минимум элитарной. Потому что «свій до свого по своє» — это лишь защитная реакция, это вынужденная коррупция как способ выживания, обеспечения своей жизни в условиях, когда государство к тебе враждебно.
В общем, власть выполнила некоторые сверхзадания, но их не было в обязательной программе. Соответственно, выстраивание своей политической коммуникации сугубо от этих сверхдостижений, ценных лишь для части общества, у которой закрыты базовые вопросы, было вынужденной мерой, чтобы мобилизовать хотя бы эту категорию электората. Потому что мобилизация широких масс была уже невозможна.
Читайте также: Зеленский ищет компромисс, чтобы реинтегрировать Донбасс и общество не считало это капитуляцией, — Александр Чалый
Таким образом, кампания превратилась в соревнования эмоций: у Порошенко — эмоция страха (может быть хуже, Путин нападет, всеобщий развал, доллар по 50, экономика остановится, развалится международная проукраинская коалиция). И эта прокачка началась еще до поздравления Зеленского.
У Зеленского же была эмоция не надежды (хотелось бы, но нет), а отмщения. Злой иронии — «сделаем их вместе» (их — это старую политическую элиту). Этакая недобрая шутка украинцев, адресованная всем политическим элитам. Именно это стало ключевой нотой кампании: как мы качественнее, быстрее и красивее сделаем их. Зеленский апеллировал к избирателям: мы сейчас дружно их всех выметем и тем самым отомстим за то, как они десятилетиями изгалялись над нами. Это протест в классическом его проявлении.
Соответственно, во втором туре мы получили борьбу между страхом и обидой. К тому же столкнулись две повестки: одна сформирована большинством украинцев, вторая — интеллектуалами, теми, кто ощущает свою ответственность за будущее страны. Почему они столкнулись? Потому, что на этих выборах у нас произошло еще одно, с одной стороны, как по мне, страшное явление, с другой, неотвратимое в тех условиях, в которых мы находились.
Наша интеллигенция в большинстве своем самоаннигилировалась (аннигиляция — полная отмена. — Авт.). Революция достоинства была еще и запросом на новую этику поведения общества — как этику достойных и свободных граждан, которые берут на себя ответственность и вне зависимости от экономических, социальных и иных статусов готовы быть вместе и защищать свое достоинство. Это иная этика, абсолютно чуждая государству, остававшемуся на советских рельсах.
Читайте также: Зеленский создает дымовую завесу, нам показывают шоу и морочат голову, — Оксана Забужко
Нападение России парализовало рефлексию о том, что за новое явление мы получили. В основном все рефлексии этой новой этики находились во внеполитической — мифопоэтической плоскости: в музыке, поэзии, картинах… Однако не было ни одной достойной интеллектуальной и гуманитарной рефлексии того, с чем имели дело, что это за явление, на что эта претензия. Группа «Першого грудня» попробовала, но это, скорее, была робкая попытка, нежели действительно манифестирование.
Оккупация части территории, страх потери государства, добровольческое движение — все это создало по внешним параметрам аналогии с началом ХХ века и с национально-освободительными «соревнованиями» того периода. Эти и ряд иных факторов свернули все до того, что новая этика не получила своего эстетического отображения. Так как общество живет символами и именно они служат системой ориентиров, была «затянута» эстетика столетней давности. То есть реальность начали описывать не через новые символы, а через старый набор.
В итоге появились такие, казалось бы, химеры, как «русскоязычный украинский националист». Или, с высоты ХХ века, не меньший оксюморон «жидобандеровец». Или волонтер, который на самом деле нечто большее, чем волонтер (классический европейский волонтер и наш — абсолютно разные явления). В итоге мы начали жить в реальности, которая формировалась политическими символами, доставшимися нам из прошлого века.
И это отчасти маргинализировало эти новые явления, которые начали трансформироваться и «уходить в подполье», не получив своего отражения. Они никуда не делись, но оказались несубъектные в сложившейся устаревшей повестке. Например, волонтеров взяли и канонизировали в старые институции и сказали: «Хотите менять? Идите и бесплатно работайте в министерствах, а не умничайте об неэффективности и новых принципах». «Жидобандеровец» — это вообще некий полукомический персонаж, который хоть и стал доказательством нашей инакости, но смыслового пояснения так и не получил. Ведь это абсолютно иное самосознание себя как патриота Украина, которое базируется не на ценностях ХХ века, а уже на неких новых установках, в частности на достоинстве как ценности ХХІ века, но не теряя своих корней.
Читайте также: Зеленский для Путина — «человек, который танцует, пока я ем», — политический психолог
Получается, что политическая повестка после Революции достоинства в этих сложных условиях была сформирована думающей частью населения. Ее приняло большинство (кто-то частично, но все же она была продавлена и инсталлирована в политическую реальность) и под нее был нанят политический менеджмент. Он пришел именно как результат этой повестки.
В процессе этот менеджмент решил отклониться от поставленных задач: там чуть-чуть договариваться, тут чуть-чуть воровать, где-то совсем не чуть-чуть возобновлять старые схемы и не выполнять обещанное. Лично у меня осознание этого произошло, ко всему прочему, еще вот каким образом. Когда я открывал шкаф и понимал, что не хочу хоть по поводу, хоть без повода надевать вышиванку. Потому что на половине пути от революции к Зеленскому вышиванка перестала быть маркером свой — чужой (а до того она играла роль идентификации). Когда люди в вышиванках стали воровать, клеймить Украину и хвалить Кремль, произошла дискредитация опорных символов.
В общем, примерно на половине пути менеджмент предал повестку, с которой шел, и поставил украинских интеллектуалов в очень сложную позицию. С одной стороны, львиная их часть внутренне протестовала, потому что для них происходящее стало предательством революции. С другой, они понимали, что вообще можно потерять государство и стали оправдывать меньшее зло. Так интеллигенция перестала формировать повестку будущего и начала копаться в повестке сегодняшнего, постоянно рефлексируя на собственные страхи и ожидания, часть из которых «пришли за руку» с эстетикой из ХХ века.
И вот тут мы поместились в некое политическое безвременье. Политическое будущее выстраивалось так: идем на Запад и боремся с Россией. Не от собственной картины будущего Украины, места, роли и амбиций, а от внешних факторов. Где-то на середине нашего пути от революции до поздравления Зеленского на Новый год те, кто претендовали на то, чтобы называться национальной интеллектуальной элитой, отказались от создания повестки будущего и начали заниматься сугубо сегодняшним.
Во время выборов ситуация достигла апогея. Всюду можно было услышать, почему «сегодняшнее» — это еще неплохо, ведь может быть гораздо хуже — можем потерять государство, а нынешняя своя элита при всех ее минусах — лучше чужой. Соответственно, повестку стало создавать большинство. А оно-то не формирует картины будущего — оно рефлексирует на сегодняшние проблемы. Поэтому повестка создана от проблем и чаяний, существовавших в обществе здесь и сейчас.
Одним словом, поздравление Зеленского стало ударом по голове той части интеллигенции, которая сказала: это все пролетарский бунт, наше общество глупо и не понимает всех вызовов, и вообще это катастрофа. Она противопоставила себя обществу, не задумавшись: где мы упустили, почему наше общество таково, что оно нам этим хочет сказать, почему политической элите показывают желтую карточку. И хотя ее показали не им, они это восприняли на свой счет как соархитекторы повестки «почему может быть хуже».
Читайте также: Зеленский вешает нам лапшу! Никакого блага от разведения войск и близко нет, — Георгий Тука
Таким образом, они открыли ворота для вхождения Зеленского во власть. Потому что Зеленский — это продукт повестки, сформированной большинством.
Результат выборов оказался катастрофой не только для политика Порошенко, но и для интеллектуальной части общества. Их картина мира рухнула, и они стали маргиналами. Самое страшное, что среди них было немало тех, кто при этом выполнял функцию совести нации и моральных авторитетов. Ввязавшись в эту борьбу и встав на одну сторону баррикад против большинства, они самоаннигилировались.
Поэтому с приходом Зеленского мы рискуем получить, вместе с концом эпохи бедности, начало эпохи бессовестного гуманизма.
— Можете объяснить этот термин?
- Если у Зеленского и есть что-то точное и глубокое, то это именно гуманистические ценности. Но без нравственных и моральных предохранителей, которые должны были выстраивать как раз моральные авторитеты, чтобы удержать все в рамках, происходящее рискует стать бессовестным гуманизмом.
Как известно, благими намерениями дорога выстлана далеко не в том направлении, куда мы все хотели бы двигаться. К моменту прихода Зеленского на Банковую тормоза слетели. Он попал в уникальные условия, когда за ним большинство, которое голосовало не за него, а против всего, что их окружает. Это первое.
Второе. Нет требований, поскольку конкретные требования строятся из понимания, а что завтра. А Зеленский пришел без конкретного «завтра».
Третье. Нет никаких правил, которые его сдерживали бы, он может создавать новые с нуля, имея на это мандат.
Четвертое. Колоссальный заряд социального оптимизма в обществе. Конечно, после выборов он начал таять, но до сих пор сохраняется очень высоким.
Пятое. Отношение к государственным институциям осталось катастрофическим — таким, каким и было.
В момент выборов виртуальный кандидат превратился в ртутного президента, который имеет качества, но не имеет политической формы, ведь он родился как продукт безэстетический. Эта форма задается ему извне. Посему ключевой вызов, который остается на 2020 год, это принятие Зеленским собственной формы.
— Есть надежда на это?
- Встреча в «нормандском формате», мне кажется, стала первой ключевой вехой. Зеленскому пришлось принять политическую форму. Что такое эта форма? Это — ответственность. Ее наличие — это четкие принципы, обещания, то, за что человек несет ответственность, идеологические рамки, красные линии, конкретные показатели, которых ты хочешь достичь. Это нечто, что является прощупываемым.
Читайте также: Во время встречи Зеленского с Путиным в Елисейском дворце были российские «зеленые человечки», — известный журналист
Вот Зеленского делали прощупываемым с двух полюсов, которые достались ему в наследство от выборов. Ключевая актуальная проблема общества — война, именно она выступает этим поляризирующим фактором. Один говорит, что надо закончить войну любой ценой — на российских условиях, капитулировать и прочее. Второй — воевать до последнего патрона и установления флага Украины над разрушенным Кремлем. Эти два крайних взаимоисключающих и взаимоподпитывающих друг друга дискурса как раз имеют свои этическую и эстетическую рамки и дают конкретные и понятные ответы своим адептам. Причем абсолютно бесстыже говорить, что одна часть общества живет войной, а вторая якобы не живет.
— Я тоже так говорю. И не только я.
- Нет. Война влияет на всех и меняет всех. Когда говорят, что воюют одни, а устают другие — это абсолютная правда, но имеющая и вторую сторону. Ведь если человек знает, что и ради чего он делает, он не имеет права на усталость. Он выгорает и изнемогает, но не устает. А когда человек находится в состоянии неопределенности, то начинает уставать от постоянной тревоги, от того, что живет с чем-то тяжелым рядом с собой, с чем не может совладать. Со временем его психика начинает редуцировать — чтобы он не сошел с ума от собственной беспомощности.
Эта усталость — защитная реакция и крик общества о том, что оно дезориентировано, взывание к интеллектуальной и политической элите: дайте нам образ победы, образ мира, дайте инструменты, чтобы каждый из нас мог как-то помочь и ощущать свое достоинство, будучи сопричастным. А так как ответов нет, появляется усталость.
Однако вернемся к дискурсам. Зеленскому из одного угла кричат: «Ты — партия войны или партия мира? Определись!» Не успевает он открыть рот, как с другой стороны раздается: «Нет у нас партии войны, нет партии мира — у нас партия победы и партия капитуляции». А кто тогда господин Зеленский, если он сам не поставил себе вопрос, на который отвечает?
— Отвечает ли?
- Он публично эти вопросы не ставит, но себе и своей команде, думаю, что ставит. Как любой человек он является заложником своего опыта. Петр Алексеевич был заложником микроменеджмента. Он привык, что он сам все решает, таким был и в политике. Если Кучма пришел с завода, это проецировалось на политику. А Зеленский пришел из телепродюсерства, понятно, что для него важно иметь срез рынка, полную социологию в режиме онлайн и максимально показывать людям продукт. А то, что происходит за камерой, как делаются сериалы и шоу, никогда не будет публичным. Поэтому они готовы быть абсолютно открытыми и прозрачными на этапе агрегирования запроса, на этапе коммуницирования собственных предложений и решений, но они тотально закрыты на этапе выработки этих решений. Свою политическую кухню они никогда не покажут.
Читайте также: Украину готовят к масштабной распродаже, — нардеп Анна Скороход
При остальных президентах мы понимали, как эта кухня устроена. Мы частично могли в нее заглядывать, из-за противостояний всех против всех и периодического вытаскивания наружу грязного белья. Нелицеприятно, порой комично — по-разному. А при Зеленском это просто черный ящик. Потому что Зеленский — это взлом политической системы Украины, ее хакинг. Она выстраивалась как система плюральная, с противостоянием множеств, когда даже мысли о том, что у кого-то окажется большинство в парламенте, не было. С начала независимости и до 2019 года все противовесы и издержки выстраивались с позиции плюральности. Это был целый комплекс формальных и неформальных правил, обеспечивающих процесс так, что кто бы ни пришел, все равно система могла балансировать и выравнивать ситуацию, несмотря на всякие эксцессы. Хотя для части демократических государств абсолютно нормально, когда к власти приходит одна политическая сила. В Штатах, Великобритании, множестве других стран все противовесы выстроены как раз таким образом. А у нас их не было.
Один из противовесов на Западе — оппозиция. Это возможности контроля вне зависимости от взятия монобольшинством всех браздов правления. А у нас получилось, что все конструкции, которые создавали вместе старые политические элиты, стали линией Маннернгейма, какую в час «Ч» просто обошли. Таким образом, была взломана система, оказавшаяся вообще не готова к тому, что кто-то может получить всю власть. И тогда просто одной волной пали один за другим все бастионы: парламент, правительство, Администрация президента.
Возвращаюсь к теме повестки. Осенью 2019 года под давлением внешних обстоятельств ртутный президент начал принимать политическую форму. «Нормандская встреча» заложила первый кирпич в фундамент того, чтобы Зеленский начал застывать в некой собственной фигуре. И это остается формирующим на следующий год.
То, что на саммите не случилось однозначной «зрады» (всем понятно, что и «перемоги» не могло быть — причем как с одного полюса, так и с другого), говорит о том, что мы начали получать некую третью повестку. Смею предположить, что под воздействием этих двух взаимоисключающих полюсов (Россия не собирается идти на компромиссы, а лишь усиливает давление) создаются уникальные плавильные и закаляющие условия, если использовать терминологию металлургов, в которых мы можем, пожалуй, действительно получить первого президента Украины — той, каковой она является. Это будет очень неприятное зеркало для части общества. Однако вполне вероятно, что мы скажем, что это не президент чаяний и ожиданий, каким его не раз избирали, а как раз тот, кто уйдет с должности с ненавистью большинства украинцев, но сейчас имеет все условия сделать исторически необходимые шаги и быть уважаем в дальнейшем.
Читайте также: Зеленский еще слаб для дуэли с Путиным, — Роман Безсмертный
— В чем заключается наихудший, на ваш взгляд, сценарий для нас?
- В том, что спадет давление с разных сторон или, наоборот, критически вскипит. Если Россия постарается сыграть в некие конструктивные и мягкие ходы, а оба полюса дискредитируются под воздействием неких факторов. В таком случае эти гиперкомфортные условия для Зеленского могут продлиться достаточно долго (как мы видим, даже климат порой ему способствует).
Давайте так. Пессимистичный сценарий — это бессовестный гуманизм, причем будет усиление бессовестности, а не гуманизма.
Общественный протест никуда не делся, и запрос на отмщение может возобновиться. В таком случае межвременье бессовестного гуманизма рискует просто превратиться во времена тотальной бессовестности, когда гуманизм уже не будет сдерживающим фактором. И тогда Зеленский рискует уйти, не добыв до конца свою каденцию, абсолютно бесславно — потому, что ничто ему не будет подчиняться.
Он ведь сел за руль автомобиля, в котором нажимаешь педали — а ничего не происходит, крутишь руль — а колеса не поворачиваются, пытаешься переключить передачи — а они не переключаются. Институциональная база государства настолько сгнила, что устают не только мосты, но и институции. Последние годы они держатся на двух вещах. На внутренней лояльности, когда нажатие педалей является лишь символическим моментом, который видят снизу и реагируют так, будто бы педаль нажали (потому, что есть коррупционные, лояльностные и другие взаимоотношения, обеспечивающие экзоскелет этой системы, который не дает ей рухнуть). И на всеобщей имитации существования этих институций. Ведь обществу доселе выгодно имитировать, что государство выполняет свои функции, во многом для того, чтобы не дать российскому пропагандистскому тезису о несостоявшемся государстве право на существование.
Поэтому, если Зеленский не начнет выстраивать свою повестку и альтернативную систему, он рискует растерять лояльность, которая будет снижаться, и рискует получить общество, которое не готово будет далее имитировать.
— Честно говоря, не очень веселый прогноз…
- Объясню, почему я более-менее оптимистично смотрю на происходящее и, наоборот, вижу, что у нас сейчас шансов вылезти реально больше, чем не вылезти, если пришедшие во власть не наделают ошибок. Ставки слишком высоки.
Если посмотреть на ситуацию деполитизировано и деидеологизировано, в таких классических рамках, то Зеленский, например, электорально, — это колоссальный фактор украинизации востока Украины. Поскольку избиратель, которого клеймили постоянно как пророссийского, чем еще больше загоняли его в пророссийскость, ощутил, что он не пророссийский. Ведь всегда разыгрывалась карта: пророссийский — свой для одних, чужой для других, проукраинский — наоборот. И всегда на востоке была накладка: свой пророссийский, чужой проукраинский. А своего проукраинского не было. Но на этих выборах он появился. И мы увидели, что большинство избирателей востока и юга Украины выбрали своего, безусловно (инерция существует), проукраинского, хотя у них был целый веер своих пророссийских.
Читайте также: «Вата» в эйфории и ждет россиян": что думают на оккупированных территориях о разведении сил на Донбассе
И это проявило, как по мне, еще интересный момент. Часть этих избирателей не были же пророссийскими. Они были разочаровавшимися в Украине, восставшей на руинах СССР, с которой у них были связаны высокие ожидания — вот сейчас заживем, но она не оправдала этих надежд. А отсутствие политической грамотности у населения в целом, и в частности в индустриальных регионах, всегда порождает спайку между государством, страной и властью, не разделяя эти понятия как таковые. После развала Советского Союза шахтер, металлург, химик, инженер, учитель, которые еще вчера были уважаемыми людьми, помимо того, что обнищали, стали еще и неуважаемыми. Это очень серьезно депревировало население и вогнало в маргинес. За годы независимости ситуация не сильно поменялась в плане самоощущений этой части общества. Плюс постоянное нахождение в этом политическом и культурном заповеднике, который был отдан олигархическим группам на откуп. Плюс постоянное называние пророссийскими с воздействием еще и российских медиа, российского культурного продукта и прочего.
И получилось, что единственное, что смогло это все взломать, — появление Зеленского. Эта конструкция рухнула, но она может возобновиться.
— Дрейф в сторону России возможен?
- Уже нет. С точки зрения общества мы уже это прошли. У нас абсолютное меньшинство симпатиков России, и оно уменьшается — физически из-за убыли населения и ментально.
Политическая элита, которая сейчас пришла, не соответствует представлениям нашей интеллигенции об идеальном украинском лидере. Но Зеленский имеет шансы стать первым украинским президентом, у которого столица не в Москве и не в Вашингтоне, а в Киеве. И его постоянное нарочитое декларирование, что «я президент суверенной независимой страны», что «мы все сами решаем», — это понимание, что сейчас это не совсем так, и проговаривание своей внутренней установки. Он состоялся как гражданин и успешный человек, не опираясь на те модели мира, в которых метрополиями были Москва, Вашингтон, Брюссель, или что-то другое, а скорее в протест этому. Его претензия — чтобы Киев стал центром принятия решений.
Как сообщали ранее «ФАКТЫ», украинцы считают Зеленского политиком года, а вот на втором месте — настоящий сюрприз.