Физик-ядерщик Яков Кривошеев три с половиной года провел в застенках террористов «ДНР», полтора из них — в психиатрической больнице. Его приговорили к принудительному лечению. Он подвергался пыткам и карательной психиатрии, тем не менее умудрялся не просто выживать в застенках, но и зарабатывать деньги! Средства передавал жене и детям, которые эвакуировались на мирную территорию.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали о ужасном состоянии здоровья украинских военных, вернувшихся из застенков боевиков, а также публиковали список украинцев, которые все еще остаются в плену.
С Яковом Кривошеевым, который, как и все гражданские узники ОРДЛО, освобожденные 29 декабря 2019 года, сейчас проходит курс реабилитации в столичной больнице «Феофания», нас познакомили его бывшие сокамерники — те, кому повезло освободиться еще два года назад. Седовласому мужчине оказалось всего 42 года. Пообщаться с журналистом «ФАКТОВ» он согласился с радостью. Оказалось, он наш давний и преданный читатель.
— В психиатрической больнице, куда меня засунул так называемый «судья» Игорь Одегов, печатная пресса была мне недоступна, — рассказывает Яков Кривошеев. — Но, когда я сидел еще в Донецком следственном изоляторе (СИЗО), то одному из узников дочь передавала украинские газеты. «ФАКТЫ» мы зачитывали до дыр! Передавали газету из камеры в камеру, делая на первой странице пометки: в какой камере газета уже побывала и в какую камеру ее еще нужно передать. Наши тюремщики украинскую прессу тоже тайком почитывали. Ведь местную без слез читать нельзя. «Дыра» (фейковая «Донецкая республика». — Авт.) в ней описывается, как рай на земле. Но мы-то видели этот «рай». Где оккупанты уничтожили промышленность, почти добили малый и средний бизнес, а главное — пытаются на захваченных территориях уничтожить все украинское.
Читайте также: Брат освобожденного украинского пленника Валерия Романченко: «Я год не слышал голос брата»
Я этому препятствовал, как мог. С самого начала. Накануне фейкового «референдума» 11 мая 2014 года до четырех часов утра ходил по родному Киевскому району Донецка и сдирал со стен объявления с призывами голосовать. В своем районе содрал 874 объявления. Потом стал помогать нашим. Сообщал места дислокации оккупантов и данные их пособников.
— Когда и где вас захватили?
— В интернет-клубе, когда я передавал нашим полезную информацию о противнике. Какой-то посетитель оказался «идейным» сепаратистом. Он заглянул в мой монитор, все понял и тут же «стукнул» администратору клуба. Тот тоже оказался сепаром, вызвал военную полицию. Данные администратора мне известны, я их уже передал куда надо.
И вот прямо в мой день рождения, 20 июня 2016 года, на моих руках защелкнулись наручники. Меня увезли на гауптвахту «воинской части» боевиков 08/860. Это микрорайон Боссе в Ленинском районе Донецка, рядом с бывшим военным лицеем. Там меня пытали восемь дней. Били сапогами по лицу, ставили к стенке, пускали автоматную очередь у меня над головой.
Читайте также: «Врагов „ДНР“ будут уничтожать»: как 5 лет назад «зеленые человечки» захватили Донбасс
Правду из меня добывали и при помощи паяльника, — собеседник показывает след от ожога на животе, — здесь была сплошная рана. А затем вкололи скополамин. Этот препарат еще называют «сывороткой правды». Не представляю, что я наговорил под его воздействием… Затем меня поместили в СИЗО.
Под обмен в 2017 году я не попал, но освобождающимся единомышленникам свои данные на волю передал. Вместе с просьбой включить меня в обменные списки и сообщить жене о том, что ей нужно подать в полицию заявление, что я пропал, чтобы открыли розыскное уголовное производство. Документы у меня в СИЗО, конечно, отобрали. Но я помнил свой идентификационный код, серию и номер паспорта, который, кстати, при обмене боевики забрали. Но часть документов, с помощью которых я планирую получить новый паспорт, сумел спрятать и привезти с собой. Среди них и диплом с отличием инженера-физика Донецкого национального университета имени Стуса. Я физик-ядерщик, окончил аспирантуру, немного преподавал в университете. Но в итоге, чтобы зарабатывать достаточно средств для своей семьи, кем только не работал… Многое умею.
— Раз вы не из дому отправляли нашим военным информацию, значит, у вас не было дома компьютера?
— Компьютера дома не было, потому что я отдал его старшей дочери, когда отправлял ее с беременной женой в село на Днепровщине — там у супруги есть родня. Софийке тогда было девять лет, и уезжать в село из такого мегаполиса, каким был до войны Донецк, она, конечно, не хотела. Канючила: «Как я буду жить в глуши, да еще без компьютера и Интернета?» Я и отдал ей свой компьютер. А с началом боевых действий мне было некогда заниматься покупкой компьютера — работы прибавилось. Жена эвакуировалась будучи беременна вторым ребенком. Свою младшую дочь Веронику я еще не видел. Она появилась на свет, когда меня уже упекли «на подвал».
Читайте также: Пытали током, подвешивали вниз головой: дончанка рассказала об ужасах, пережитых за два года в плену у боевиков
Но я регулярно помогал семье. Заработки во время войны у меня даже выросли. Я прокладывал кабель для популярного в то время в Донецке интернет-провайдера. С началом боевых действий работы прибавилось: специалисты поразъехались, а оставшиеся были очень востребованы. Особенно в моем родном Киевском районе Донецка, где в 2014-м из-за обстрелов никто из коллег работать особо не хотел. А я соглашался. Заказчики радовались, давали щедрые чаевые. Одну и ту же точку приходилось обслуживать по нескольку раз: едва успею проложить линию своего провайдера, как она оказывается разрушенной в результате обстрела. Меня снова вызывают. Только восстановлю-отремонтирую, как снова обстрел…
В общем, я своей семье помогал, пока не попал «на подвал». Из СИЗО родным уже никак не мог помочь. Там мне самому требовалась помощь.
В СИЗО питания, можно сказать, не было: могли дать тухлую рыбу, порошковую картошку. А в борще не попадалось почти ничего, кроме капусты и всяких несъедобных «примесей»: запросто можно было выловить комок грязи. Однажды мне попался даже использованный презерватив.
Затем из оставшегося борща, который заключенные, конечно, не съедали, эту капусту вылавливали и делали из нее на завтрак, так сказать, овощное рагу. Вонь от этого блюда проникала во все камеры.
— Какими были условия содержания?
— Всех периодически «пересаживали»: был я и в двухместной камере, и в шестиместной, и как-то в такой душегубке, где 11 человек ютились в помещении размером три на восемь метров. И на адском посту № 10 я сидел с профессором Игорем Анатольевичем Козловским.
Условия во многом зависели от наличия финансов у семьи заключенного: если уплатишь начальнику поста, то у тебя будет все — и белье, и передачи с воли.
Читайте также: «Боевики «МГБ ДНР» били меня по голове и с издевкой спрашивали: «Может, вам водички?»
Ни Красный Крест, ни ООН, ни ОБСЕ к политическим узникам в СИЗО не пускали. Я видел, что какие-то коробки с маркировкой Красного Креста, явно с помощью для нас, выгружали и заносили в изолятор, но к нам эта помощь не попала. Благо спустя пару месяцев ко мне стали поступать передачи от брата и отца.
Но связаться с ними не давали. Мой отец два месяца не знал, где я, пока ему не позвонили бывшие донецкие эсбэушники, которые остались в городе и начали работать на оккупантов. Не знаю, почему они это сделали. Может, сжалились над нашей семьей, может, вымогали деньги. Это теперь очень распространенное явление в ОРДЛО.
— А с женой я связался уже из психушки 4 марта 2019 года, — продолжает Яков. — Там умудрился собрать из четырех старых поломанных мобилок один телефон и позвонил жене. Я и сейчас пользуюсь той мобилкой, которую собрал в психиатрической больнице, — мой собеседник демонстрирует свою фирменную мобильную трубку. — Когда меня отправили в дурдом, я снова стал зарабатывать деньги. Ремонтировал мобильные телефоны, которые мне приносили. Правда, заработать удавалось немного. Но если перевести заработанные средства на гривни, то получится от 300 до 1000 гривен в месяц. Я нашел там человека, имевшего доступ к Интернету, и тот переводил средства онлайн. Таким образом я и получил доступ хоть к каким-то новостям из внешнего мира.
— Почему вас поместили в психиатрическую больницу?
— К принудительному лечению меня приговорил так называемый «суд ДНР». Меня обвиняли в «шпионаже в пользу Украины». Патриотов Украины, помогавших нашим военным, в СИЗО действительно было немало. Среди освобожденных гражданских таких большинство. Я, кстати, и сейчас со «шпионом» в одной палате лежу. А весной 2018 года боевикам начали шпионы даже среди своих грезиться — я насчитал до двухсот сепаров, которых периодически помещали в СИЗО, объявляя украинскими шпионами. Были ли они таковыми, не знаю. Не общался с ними.
Я в глазах оккупантов был действительно сумасшедшим. Другие, чтобы как-то смягчить свою участь и поскорее выйти на свободу, со всеми доводами тюремщиков соглашались, хоть и не искренне. А я продолжал стоять на своем. Вот в их голове и не укладывалось, как это я, один из жителей Донецка, которые согласно телекартинке российских СМИ сплошь пророссийские, не воспринимаю «республику». Значит, с головой что-то не в порядке и надо шарики подкрутить. А я еще в их так называемой «армии» отказался служить. Мне тогда было 39 лет, и меня туда пытались «призвать». Я возражал: не могу пойти против Основного закона моей страны — Конституции, по которой должен служить только в украинской армии, а все остальное — незаконные военизированные формирования псевдореспублик, которым в Украине дан статус террористических организаций.
Читайте также: Ирина Довгань: «Стоя привязанная к столбу, думала: «Господи, почему я не могу сейчас умереть?!»
На суде, последнее заседание которого состоялось 21 августа 2018 года, я настаивал на своей позиции, говоря о том, что Донецк выбрал неправильный вектор развития и этот путь приведет в тупик, из которого придется слишком долго выбираться.
После этого судья Одегов, который явно заранее приготовил «приговор», заявил: «Ты какой-то не такой: родился в Донецке, а выступаешь против „республики“, против донецких „патриотов“. И экспертизы показывают, что у тебя с головой что-то не то». После чего отправил меня в психушку.
Там мне кололи галоперидол, который назначают людям с серьезным расстройством психики. В итоге пол-лица у меня не работает, глаз дергается, и прочие проблемы со здоровьем.
В психушке я лежал в палате на шесть человек среди алкашей и наркоманов, большинство из которых поступили в больницу как раз из рядов так называемого «ополчения ДНР». Они бравировали передо мной, расписывая, как храбро воевали и сколько «укропов», то есть наших воинов, покрошили, и какие наши бойцы слабаки и пьяницы. Это сами же алкаши такое рассказывали.
Одному такому хвастуну я задал вопрос: «Если, по твоим словам, украинская армия состоит сплошь из алкашей и наркоманов, то почему ваша „армия“ до сих пор не в Киеве?» Он замолчал, а я сам ему ответил: «Потому что на пути к Киеву еще пять аэропортов». Я таким образом напомнил ему о том, сколько оккупантов покрошили наши, героически обороняя Донецкий аэропорт в течение 242 дней.
Кормили нас в больнице неплохо, только порции были очень маленькими. Думаю, я там был единственным шпионом, других за полтора года не встретил. И даже заведующая отделением с порога заявила об этом: «Мне в отделении только шпионов не хватало! Ты первый шпион в моей медицинской практике». Когда меня освобождали, доктора срочно вызвали на работу готовить бумаги на выписку, и она меня окончательно возненавидела. «Я бы тебя прибила! Из-за тебя я оставила дома тесто для новогодних пряников! — заявила она. И добавила: — Ты все равно не изменишься, но больше мне не попадайся».
Читайте также: Моя знакомая в Донецке, поддержавшая «русский мир», спилась, а ее муж и сын погибли в «ополчении»
Действительно, я не изменюсь. Карательная «психотерапия» на меня не подействовала: как любил свою страну, так и буду. Я в Украине родился и вырос, получил образование, о чем никогда не забывал. Больше на оккупированную территорию ни ногой. Оккупантов ненавижу. Увидев уже здесь, в «Феофании», пожилую женщину, которая передвигается или в инвалидной коляске, или на двух костылях, подумал: это же какое звериное лицо у этой «республики», которая отправила «на подвал» такого тяжелого инвалида?! И оккупанты продолжают издеваться над этой 70-летней дончанкой: ее сына, инвалида детства, так и не освободили…
В первый же день пребывания на реабилитации в Киеве Якова Кривошеева и остальных освобожденных навестили бывшие сокамерники — тоже «украинские шпионы», освобожденные два года назад: Игорь Козловский, Денис Бердник и другие.
Освобожденные в декабре 2017 года беспокоятся о судьбе своих единомышленников, у большинства из которых боевики отобрали документы и для которых обратного пути (на малую родину) уже нет. Начинать жизнь сначала на мирной территории им будет очень непросто. Особенно тем, у кого здесь нет близких, которые бы могли чем-нибудь помочь.
Читайте также: Жителей Донбасса, получивших российские паспорта, ждет жесткий облом — как и после фейкового референдума
Фото автора