Без преувеличения всех сейчас волнуют две проблемы: как не подхватить коронавирус и как пережить экономический кризис. Многие эксперты склоняются к тому, что события развиваются по крайне негативному сценарию: «Наш „Титаник“ идет ко дну, утонем все». Но им оппонируют коллеги: «Не паниковать! Этот ужас может стать нашим шансом рвануть вперед».
Как уцелеть в шторме, заставшем планету врасплох? Что ждет Украину? Какие трансформации могут случиться с властью и обществом? Об этом и еще о многом другом «ФАКТЫ» поговорили с руководителем стратегической группы SOFIA, известным политологом и философом Андреем Ермолаевым.
— Андрей Васильевич, наша власть, увы, очень слаба, ключевые посты занимают дилетанты и конформисты. На ваш взгляд, способны ли они справиться с нынешними сложнейшими вызовами и хотя бы приостановить движение страны к пропасти, к которой мы несемся со страшной скоростью?
— Украинское общество очень политизировано. И во многом поэтому власть понимается и трактуется только как власть политическая, то есть связанная с непосредственным распоряжением государственной машиной управления, включая ее силовой блок.
Но власть ведь многомерна. Есть экономическая власть — распоряжение и управление активами национальной экономики, с которыми связаны доходы экономики и ее налоговая «доля» для бюджетов всех уровней, миллионы рабочих мест (а в некоторых бизнес-структурах концентрация рабочих мест — на десятки и сотни тысяч), распоряжение «ресурсами развития» (и природные, и высокотехнологические,
Еще одна власть — возможно, самая важная и одновременно малопонятная большинству — власть концептуальная. Речь идет об условных «центрах принятия решений» (только не путать с аналитическими и прочими центрами). Это своеобразные точки сборки знаний об общественных процессах, где происходит согласование долгосрочных целей и задач, оценка возможностей и, что самое важное, выработка политик (экономических, социальных, культурных), которые реализуются через властные механизмы, с помощью законодательных норм, исполнительных решений и их управленческого сопровождения.
В «идеальной модели» государства концептуальная власть должна быть тесно связана с властью политической и экономической как своеобразный «коллективный мозг». Собственно, для этого государство и инвестирует в науку, современное образование и должно взаимодействовать с широкой экспертной средой. Крупный бизнес, в свою очередь, создает крупные научные фонды и интеллектуальные тресты (не путать с эстрадно-экспертными форумами, которыми «болеют» отечественные бизнесмены).
Но в Украине с концептуальной властью вообще беда. К сожалению, кроме мелко-феодального обслуживания отдельных персон, весь этот потенциал лежит на обочине и откровенно деградирует из-за невостребованности. Поэтому мы имеем дело лишь со спорадическими, часто действующими в режиме стихийной конкуренции политической и экономической властями.
Это уже наша притча во языцех: борьба олигархов и политических инвесторов за позиции, конкуренция «семей» и «кумовьев» за контроль над государством. «Соратники по заводу», «любі друзі», «кореша» и «младоолигархи», «партнеры по бизнесу» и «друзья по кварталу» — все это разные одежды феномена «демократии по-украински» — «кумократии». Вот только в трудную минуту все вчерашние друзья и кореша тут же вспоминают о своей личной непричастности, безответственности за содеянное и что «табачок врозь». Все без исключения кумовские команды сыпались под ударом кризисов, и популярное в спокойное время слово «команда» забывалось в считанные минуты. Извините, отвлекся.
Сейчас устойчивое впечатление, что подавляющее большинство важных решений, определяющих нашу с вами жизнь (и как граждан, и как экономических субъектов, и как людей, связанных духовно), проистекает откуда-то извне. В диапазоне от кадровых назначений до приватизации и от словесно-идеологической эквилибристики (на каких треннингах их учили?) до конкретных, готовых текстов целых законов и правительственных документов. Возможно, поэтому еще в 2019 году у журналистов родился удачный образ новоявленной власти, устроившей марафон решений-заготовок в парламенте, — «зеленый ксерокс». Кстати, больше половины депутатов из «монобольшинства» «Слуги народа» даже толком объяснить не могут природу и суть решений, которые принимают. Может, потому это первый парламент, где добрая половина народных (подчеркну!) депутатов никому не известна и, боюсь, мало кому интересна вообще. Кто и когда интересовался личностью копирайтера — вопрос ведь риторический…
Читайте также: Если менять правительство каждые полгода, Украина никогда не станет сильной, — экс-министр
Концептуальная власть сейчас — за пределами Украины. И дело даже не в количестве так называемых «внешних обкомов» — вашингтонских, брюссельских, лондонских, московских. Суть в том, что наша политическая власть ведет себя как «всадник без головы», а вот за «голову» (вернее, за то, какую голову насадить) и ведется жестокая конкуренция. Что унижает Украину, убивает ее экономику и остатки национального капитала, разрушает территорию и размывает и без того хрупкую украинскую общность. Ведь та самая важная составляющая украинской государственности — «самостійність» (самостоятельность) выражается проще — «жить своей головой». К сожалению, в условиях войны, пандемии и экономического кризиса мы убеждаемся, что внешняя концептуальная власть довольно неплохо Украину организовывает.
Вот тут я хотел бы сделать важное общее замечание. Сейчас очень много говорят и пишут о кризисе глобализма. А ведь как раз взаимодействие в условиях пандемии коронавируса показало новое качество глобальных взаимоотношений: в подавляющем большинстве государств все происходит синхронно, достаточно четко и одномерно по набору принимаемых решений. По-моему, еще ни одна война, ни одна экологическая катастрофа, ни один глобальный финансовый кризис, ни одна пандемия не сопровождались такой синхронностью. Нынешняя пандемия показала, что глобализм обретает новое дыхание. Да, он становится более полицентричным. Но тем не менее возросли роль и влияние таких организаций, как, например, ВОЗ, очевидно тесное взаимодействие правительств и схожесть принимаемых карантинных решений. Более того, согласовываются сроки и последовательность выхода из режима карантина, что, кстати, сопровождается и большой «подковерной» игрой за право быть лидером посткризисного развития. Но это уже другая тема.
Взять хотя бы «протоколы» национальных решений об ограничении прав граждан в условиях карантина, требованиях к санитарии, стандартах лечения и так далее. Они словно выписаны по одной матрице. Это говорит о том, что реально глобальные механизмы взаимодействия в данной ситуации уже работают по полной. И украинская политическая власть тоже достаточно четко действует по этому глобальному «протоколу».
Если говорить об угрозах самой пандемии, думаю, что мы так же, как и весь мир, выйдем из нее вместе со всеми. Тем более, что так называемые графики пиков и спадов, с лейблом крупных исследовательских и интеллектуальных «трестов» публикуются регулярно, не вызывая особой критики. Как само собой разумеющееся.
Проблема несколько в ином. Ведь как ни договаривайся о преодолении такой витальной угрозы, как биоугроза, каждая страна, каждое правительство и каждая крупная транснациональная корпорация по ходу дела решают еще задачу собственного выживания. Грубо говоря, переживая пандемию, все они переживают и цикличный кризис глобальной экономики (рожденный, кстати, вовсе не этим вирусом, но здорово им «подогретый») и одновременно решают проблему собственной посткризисной стратегии развития и укрепления. Либо — ждут «протоколов» извне, обрекая себя на роль подспорья для чужих стратегий.
— Никто на самом деле не знает, что с нами произойдет во время шторма. Будем ли мы спасающимися или все-таки спасающими нашу общую лодку, как сформулировало недавно вопрос «Зеркало недели».
- Новый политический режим Зе-слуг (а мы имеем дело с уже режимом — как достаточно устойчивой системой распоряжения властными механизмами), несмотря на все разговоры о готовности к взаимодействию с национальным капиталом «всех размеров», придерживается политики текущего самовыживания.
После пандемии (а это угроза такая же, как война или экологическое бедствие) многое изменится в глобальном экономическом раскладе, международных взаимоотношениях, да и на локальных рынках. Если кратко, то мир после Депрессии 2.0 войдет в фазу ультраглобализма.
Пандемия продемонстрировала, что самыми эффективными и организованными оказались социальные системы, где высок уровень обобществления и функционирует жесткий механизм взаимодействия (то есть вместе, по общим программам развития) государства и разных групп капитала, где у государства есть возможность координировать и перераспределять совокупную общественную прибыль, включая какую-то долю и частной прибыли — через государственно-частное и коммунально-частное партнерство, учреждение суверенных фондов, реализацию национальных проектов развития и программ солидарного участия, реализуя экономически оправданную политику заказа и резервирования.
Неслучайно, например, в США (поглядывающих и на прошлый опыт экономического роста Китая, и на нынешний — по борьбе с биоугрозой) все чаще возвращаются к так называемой антикризисной «кейнсианской модели» — к опыту преодоления Великой депрессии. В качестве возможной антикризисной модели для мира активно дискутируется так называемый «новый план Маршалла» — товарно-кредитная и технологическая экспансия на кризисные рынки в обмен на ограничения экономического суверенитета и уступки на внешних рынках.
Читайте также: Полгода карантина украинская экономика не выдержит. Деньги просто исчезнут, — Сергей Фурса
Основные черты ультраглобализма: геоэкономический полицентризм, конкуренция нескольких центров за антикризисную экспансию («прагматизм по-трамповски», китайские кредиты и инвестиции в «общую судьбу», новый европейский федерализм с внешней экспансией на рынки бывших колоний
Социальные и психологические реалии тоже не радуют: диджитал-тоталитаризм и существенное ограничение личностного суверенитета, кризис практик прямого общения и виртуализация отношений, разобщенность крупных социальных групп из-за новых возможностей «цифровой экономики» и удаленных цепочек производства (это, кстати, к вопросу о будущем тред-юнионизма), стандартизация и «уплощение» образования, господство медиакратии в сфере доступного знания, окончательная трансформация демократии в элитократию с «демократическим фасадом»
Таким образом, после эпохи либерального глобализма мы столкнемся с миром реакционного ультраглобализма, где место грубой силы и геополитики займет «политика сделок» и геоэкономический прагматизм нескольких конкурентных мировых центров.
— Однако Украина, невзирая на синхронность этого глобального пандемического взаимодействия, — продолжает Андрей Ермолаев, — проявляет полную концептуальную растерянность в отношении будущего: что делать дальше? какой должна стать национальная экономика, чтобы она окончательно не распласталась в постпандемический период? как не проиграть даже тот минимум нашего присутствия в мировой экономике, который был до этого? какие сферы нашей деятельности, где мы ощущали какой-то потенциал и силу, способны сохранить целостность общества?
Вот эта концептуальная растерянность меня огорчает больше всего. Тем более, что политический режим «Слуг народа» демонстрирует даже не эгоизм, а гиперэгоизм, категорический отказ от серьезного диалога и с политическими оппонентами, и с представителями интеллектуальных кругов. Можно, конечно, объяснять это неопытностью и испугом. Но я объяснял бы более жесткими терминами. Мне кажется, за год, прошедший после президентских выборов, уже произошли определенные мутации в команде «Слуг народа», которая здорово подсела на «наркотик властвования».
Учитывая амбиции, возраст, нежелание и неготовность отвечать за содеянное, там формируется своеобразный «инстинкт властвования», причем иногда даже вопреки здравому смыслу. Подбор кадров, характер поведения, элементы политического сектантства, которые вначале выглядели умилительно, а сейчас проявляются все больше, закрытые встречи, внутренний взаимный шантаж, отсутствие серьезного плюрализма мнений да и публичных дискуссий внутри огромной правящей силы — все это говорит о том, что власть купируется и занимает позицию самозащиты любой ценой. И при этом — нескрываемая надежда на то, что какие-то «стратегические партнеры», кредиторы или загадочные «добрые инвесторы» как-то помогут и подскажут, как нам быть. Такое самогильотирование создает серьезную угрозу будущему.
Что касается состояния нашего общества, то вот удивительный, но очевидный факт: если прошлые экономические, политические, информационные потрясения поднимали гражданское общество (я не даю оценок последствиям и истории Революции достоинства, мы к этому будем еще неоднократно возвращаться), то сейчас достаточно успешная информационная пропагандистская кампания, связанная с необходимостью карантина, общество реорганизовала. Мы видим определенную гражданскую пассивность и отсутствие какой-то альтернативы на тему «что делать?». Это говорит о том, что общество испугано, находится в достаточно устойчивом гипнабельном и управляемом состоянии, чем, собственно, и пользуется власть.
Читайте также: Зеленский теряет власть, а Ермак и Аваков заполняют этот вакуум, — политический психолог
Угроза болезни, тем более с риском летального исхода, с очевидными проявлениями (что вообще бьет по психике даже самого здорового человека) — сильнейший источник страха и смирения. Должно пройти время, чтобы я решился на полноценный психоаналитический материал, описывающий и оценивающий эту ситуацию, слишком сейчас все обострено и болезненно.
Но возвращаюсь к теме общества и власти, вернее — к проблеме украинского общества и политического режима «Слуг народа». Витальные угрозы часто объединяют и примиряют самых, казалось бы, непримиримых. В истории известен так называемый стокгольмский синдром (термин в психологии, описывающий взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения, насилия. — Авт.). Эта психоаналитическая метафора работает и на глобальном уровне, когда, взаимодействуя, целые народы и отдельные социальные группы в условиях такой витальной угрозы вольно или невольно определяют, с кем дальше жить и кому доверять больше. Потому что само переживание несчастий и коллективно перенесенные страдания формируют новые культурные и поведенческие коды. Так вот, Украина может оказаться в состоянии хронического одиночества, причем и внутреннего, и внешнего, и без внятного самостоятельного видения, как ей выживать в постпандемическом мире. И с окончательной потерей шанса на восстановление былой целостности и возвращение миллионов вчерашних соотечественников, которые сейчас живут на Донбассе, в Крыму или решили не возвращаться с зарубежных заработков.
Ранее в эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» своими взглядами на то, какой будет Украина после пандемии и глобального экономического кризиса и как пережитые трудности изменят украинцев, поделился известный интеллектуал, ученый и публицист, доктор исторических наук, профессор Украинского католического университета, директор Института исторических исследований Львовского национального университета, почетный профессор Киево-Могилянской академии Ярослав Грицак.
Вторую часть интервью с Андреем Ермолаевым читайте здесь.