110 лет назад по инициативе министра финансов Российской империи Сергея Витте был введен в обращение золотой рубль
«Отец денежной реформы», «финансовый гений» Сергей Юльевич Витте прожил в Киеве без малого семь лет с 1881 года, занимая должность начальника Юго-Западных железных дорог. В ту пору потребность в строительстве железных дорог была огромная, и правительство не скупилось на расходы. Деньги текли рекой. Значительная часть их оседала в карманах «творцов дорог» ХIХ века. Счет перезатрат и перерасходов шел на миллионы! Киев и прежде видел немало выскочек и воров, но богачи, прозванные «железнодорожными королями», поражали необъятным честолюбием. Вчерашними инженерами и конторщиками, еще недавно пившими пиво с простыми подрядчиками, овладевала мания величия. Так, один «железнодорожный король» на серебряный юбилей свадьбы созвал кучу народу, угостил всех роскошным обедом, а затем, поблагодарив супругу за годы совместной жизни, сделал ей подарок — преподнес миллион рублей золотом на подносе, и… тут же объявил ей о разводе. Парадокс: как показала жизнь, лишь один молодой путеец — Сергей Юльевич Витте — заслуживал звания «железнодорожного короля». Но он как раз вел себя скромно…
В Киеве Витте жил на казенной квартире, играл с друзьями в карты «по маленькой» (правда, в царском дворце и в кругу великой княгини Александры Петровны). А большую часть времени проводил в разъездах по делам. Выдающиеся способности и деловые качества начальника Юго-Западных железных дорог высоко ценили царь Александр III и его министры. Двор и великосветские круги знали Витте как отпрыска двух старинных дворянских родов. Но широкая публика о нем долгое время ничего не слышала. Поэтому нетрудно представить себе изумление и возмущение Петербурга, когда какому-то там киевскому путейцу Витте был предложен в 1887 году пост директора департамента железных дорог и председателя тарифного комитета при Министерстве финансов, а он при этом высокомерно отказался от оказанной ему чести.
Петербургский журнал «Стрекоза», любивший слегка пощипать киевлян, на этот раз разошелся не на шутку.
«Слезы на глазах, — язвил фельетонист, — выступили у нас при вести об отказе. Что же будет, что же теперь будет с нашими русскими финансами? Сам великий патрон «Киевского слова» (эту газету основал Витте. — Авт. ) меланхолически развел руками и попятился. Он мог бы спасти Россию; но он «не счел возможным» спасти ее. Жестокосердный мужчина! С другой же стороны, мы возликовали за киевлян. Г-н Витте не уехал, не едет, не уедет. Веселитесь, дети, танцуйте, девицы, и опрокидывайте рюмки, галантные кавалеры! Плачет злополучный Петербург, но торжествует счастливая «мать российских городов».
И все же «Стрекоза» балагурила зря. Витте считался лучшим специалистом по железнодорожным тарифам. В 1883 году в Киеве вышло его исследование, посвященное этому вопросу. Здесь же возникла целая школа ученых, занимавшаяся теорией и практикой цен за железнодорожные перевозки. Основная мысль Витте заключалась в том, что правительство должно остановить разорительные для страны тарифные войны частных железных дорог и само назначать такие перевозные цены, которые были бы выгодны и для самих железных дорог, и для производителей товаров, и для торговли. Он видел в тарифах «один из элементов рыночной ценности товаров». Поэтому при разумном подходе они могли превратиться в руках государства в гибкий регулятор рыночной стихии.
Идеи киевских путейцев со временем получили признание и в Петербурге. Специально для Витте был создан тарифный комитет при Министерстве финансов. Все уже было готово для реформ железных дорог и рынка. Но тут вышел скандал. Получив формальное предложение, Витте… отказался покинуть Киев. На вопрос правительства о причинах отказа он заявил, что на месте управляющего частными Юго-Западными железными дорогами он получает 50 тысяч рублей в год, а за должность в правительстве ему обещают всего лишь восемь. Кроме того, как писал он в мемуарах, его молодая жена была категорически против переезда, поскольку «в Петербурге мы не могли бы жить так широко, как в Киеве».
Узнав о конфузе с тарифным комитетом, царь, знавший Витте лично, лишь посмеялся и пообещал доплачивать ему еще 8 тысяч из своего кармана. Разумеется, это было совсем не то, чего хотел Витте, но торговаться дальше было невозможно. К удивлению читателей «Стрекозы», «скандальный» киевлянин все же появился в Петербурге. В 1889 году он организовал департамент железнодорожных дел, а с 1892 по 1903 год его заботам вверили Министерство финансов.
Отныне многие успехи экономики России в сознании современников стали связываться с именем Витте. Введенная им в 1888 году новая система цен на перевозки не только сделала железные дороги прибыльными, но и стала для казны источником значительных доходов. Для скорейшего обогащения казны Витте ввел в 1894 году и так называемую питейную монополию (государственную торговлю всеми видами алкоголя, кроме пива). Частная торговля водкой ликвидировалась в стране постепенно, на протяжении четырех лет. Сначала это произошло во «внутренних» русских губерниях. В 1896 году стали закрываться кабаки в Киеве и других городах Украины. И только в 1898 году питейная реформа Витте добралась до самой столицы и северных городов.
Казенная водка была чище прежней. Пьянство в стране заметно сократилось. Но Витте интересовало не «народное здравие», а прежде всего доходы казны. Поэтому и выходило так, что для населения монопольная водка дорожала, но зато государство получило огромные деньги. (Знакомая картина, не правда ли?)
То же самое проделывал Витте со множеством других товаров широкого потребления. За десятилетие его управления финансами бюджет империи увеличился вдвое(!) — с 965 миллионов рублей в 1892 году до 1800 миллионов рублей в 1901 году. Большая часть государственных доходов тратилась на строительство железных дорог и на развитие промышленности. Витте понимал нужды производства. Под конец XIX столетия были отменены многие ограничения на ввоз в страну капиталов. Иностранцам облегчается возможность открывать свои фабрики и заводы. Были упрощены формальности при устройстве акционерных компаний и для получения кредита. Государство всячески поощряло союзы и съезды промышленников, создание бирж и комитетов торговли.
Но вскоре выяснилось, что для стабильного развития хозяйства нужен еще более мощный регулятор — золотой рубль. Над этим думали и предшественники Витте. Но переходу страны от системы бумажно-денежного обращения к золотой валюте всегда мешала огромная задолженность государственного казначейства перед государственным банком. Иначе говоря, дело тормозил избыток находившихся в обращении обесцененных бумажных денег. Витте и его киевскому коллеге Афиногену Антоновичу пришлось немало потрудиться, чтобы увеличить золотой запас госбанка, уточнить реальный курс рубля и привязать его к звонкой валюте.
К концу 1895 года выяснилось, что курс золотого рубля в полтора раза выше бумажного. Преодолеть этот разрыв в скором времени не представлялось возможным. Тем не менее 29 августа 1897 года великое событие свершилось. Вышел указ о начале обращения кредитных билетов, имеющих достоинство золотого рубля. В следующем году начали чеканить новые империалы и полуимпериалы (15 и 7,5 рубля) и монеты стоимостью в 5 рублей золотом (1/3 империала). К тому времени золотой запас госбанка еще не покрывал всей массы ходивших по стране бумажных рублей. Но практически каждый желающий мог обменять свои «бумажки» на звонкий металл.
Некоторые так и делали — запасались царским золотом впрок, пользуясь щедростью либерального министра. Второго такого случая в последующей истории России не было. В кубышках запасливых (и не обязательно богатых) людей осели миллионы золотых монет. В трудные годы индустриализации, коллективизации и войны они помогли выжить тем, кто с благословения Витте заранее позаботился о своем будущем. Теневые дельцы охотились за «царскими червонцами» и после войны, даже в брежневские времена. И ценились они намного выше американских долларов.
В глазах наших подпольных миллионеров все валюты мира меркли перед вожделенными «царскими целковыми». Помню, как один ныне покойный киевский романист и драматург, доведавшись, что я иногда посещаю клуб нумизматов, тут же выразил желание прогуляться со мной по бульвару и побеседовать о моей коллекции. Каково же было его разочарование, когда он понял, что «золотых царских империалов» и пятирублевых монет я вообще никогда не видел! На этом наши прогулки прекратились…
Правда, были и те, кто предпочитал золотой монете обычные бумажные рубли. В прошлом мне не раз приходилось слышать от своего деда, что крестьяне при царе очень неохотно брали золотые монетки, поскольку они, на их взгляд, были очень маленькие и скользкие и всегда норовили выскочить из кармана.
К денежной реформе Витте его современники относились неоднозначно. Одни восхваляли его за то, что на протяжении многих лет, даже несмотря на разорительную русско-японскую войну, введенная им золотая монета оставалась незыблемой. Другие говорили, что его суровая система налогообложения оказалась тяжелым бременем для народа. Она совершенно не учитывала интересов большинства населения и больно ударяла по беднейшим его слоям. Сначала подорожали водка, табак, пиво, потом ввозимые в страну чай, кофе, вина, хлопок, шелк. С 1901 года в связи с началом подготовки войны на Дальнем Востоке начался обвал цен на все самое необходимое — сало, сельдь, воск, фрукты, стекло, краски, текстиль, экипажи.
Многие считали, что жестокий промышленный кризис начала ХХ столетия возник по вине самого Витте. Налоги при нем собирались исправно, доходы государства росли, но народ нищал и внутренний рынок постепенно сужался. Либералов не интересовал вопрос, почему большинству крестьян недоступны цены на промышленные товары и что из этого может получиться. Витте обладал огромным талантом финансиста и организатора производства. Он поднял на ноги транспорт, промышленность и финансы, уговорил царя подписать Манифест о демократических свободах, но он не уберег страну от жестокого экономического кризиса, ненужной и разорительной войны с Японией. Во время революции 1905 года ему, старому либералу, ставшему к тому времени главой правительства, пришлось выступить в роли вождя ультраправых реакционеров и по указанию царя подавить московское вооруженное восстание.
Как истинный либерал, Витте не сочувствовал насилию, ненавидел неравенство и делал все, чтобы каждый человек в его стране мог получить равные с другими права и возможности для самореализации. Он всегда возмущался, когда власти увольняли с высоких постов способных служащих только за то, что они были поляками или евреями. Взглядами своих подчиненных он вообще не интересовался. Ему было достаточно, если они стремились быть полезными обществу и никогда не выходили за рамки закона.
В Киеве жил его лучший друг студенческих лет — профессор Г. Е. Афанасьев (впоследствии министр иностранных дел при гетмане Скоропадском). Витте его очень ценил и, спасая от рутины преподавательской работы в Одесском университете, перевел в Киев и пристроил в местном отделении государственного банка.
Но завистники доносили, что друг министра финансов читает в Киевском университете лекции «крайне неудобного содержания». Профессору грозило увольнение. Витте пришел в ярость и обратился за помощью к киевскому генерал-губернатору. «Драгомиров, — вспоминал он впоследствии, — мне ответил, что он лично знает Афанасьева, что это человек в высокой степени достойный. На лекциях всегда высказывает крайне умеренные взгляды, но не может же он скрыть, что была Французская революция!» Витте показал письмо киевского генерал-губернатора царю, и либеральный Афанасьев остался в банке. В данном случае все обошлось благополучно, но многих других ценных сотрудников спасти министру не удалось. Политическая власть не считалась с личными заслугами подданных и на всякое инакомыслие отвечала репрессиями.
Витте опередил свое время. И может быть, не только свое. В самом деле — как долго продержался бы он на своем министерском посту в нашу, казалось бы, вполне демократичную и достаточно либеральную эпоху? Очевидно, месяц-два. Не больше.