64-летний черкасский онкобольной, бросившийся с заточкой на врача-уролога, умер в психбольнице, так и не дожив до суда
Летом прошлого года в черкасском онкологическом диспансере произошло преступление, которое персонал больницы обсуждает до сих пор. «ФАКТЫ» тогда писали о том, как 64-летний больной Василий Галыгин подстерег возле кабинета заведующего урологическим отделением Владимира Карлова и ударил его ножом в низ живота. Одно из ранений, глубиной 12 сантиметров, едва не пробило бедренную артерию, второй удар пришелся в паре сантиметров от аорты. На шум борьбы прибежали медсестры. С помощью одного из посетителей нападавшего связали. Окровавленного врача унесли в реанимацию, а Галыгин, сидя на стуле в ожидании милиции, продолжал бормотать проклятия и угрозы.
Рассказывая о случившемся, «ФАКТЫ» привели мнения обоих участников инцидента. По словам врача, у этого больного после удачно проведенной операции произошел рецидив, и, когда пациент, упустив время, с резким ухудшением здоровья явился в онкодиспансер, проводить повторную операцию было нецелесообразно — слишком велик риск летального исхода. Галыгин же считал, что врачи не сделали ему вторую операцию из-за вредности.
- Все давно началось, еще когда я первый раз лег в онкодиспансер, — говорил Галыгин. — Оперирующий врач (пациент имел в виду не заведующего отделением. — Авт. ) взял за операцию сто долларов. Кроме того, мне велели купить в аптеке лекарств на 400 гривен, это больше, чем моя пенсия. Препараты целиком не использовали, их осталось под кроватью еще два ящика. Потом пришла медсестра и забрала их. Я возмущался, что она не имеет права, но без толку. После выписки я подумал: у меня забрали лекарства, а я заберу назад мою взятку. И забрал! Врач без слов вернул мне свернутую трубочкой купюру.
Через три года после операции мне стало хуже. Иду к своему доктору в диспансер, а он мне говорит: «Никто вам операции делать не будет, у нас с вами не сложились отношения». Я — к заведующему Карлову: «Мне надо сделать операцию!» Он мне так ехидно: «А вы умеете?» Я опешил: «Ну я-то не врач. Но вы же умеете!» Заведующий засмеялся: «Я много чего умею, но вам делать операцию не буду!» После назначенного мне курса химиотерапии стало еще хуже. Маленькие язвочки на половом органе срослись в одну, моча ее разъедала. Я ведь в резиновой перчатке хожу, чтобы не пачкать одежду, — жаловался больной. — У меня адские боли, а Карлов мне: «Это чтоб вы нас почаще вспоминали. У вас болит, а вы вспоминайте!» Я умолял мне помочь, а он твердил про марганцовку. Да еще так язвительно: «У вас эта шкура так и будет слазить до конца жизни, так и будет болеть!»
- После курса химиотерапии больной явился ко мне с жалобой на язвенное воспаление крайней плоти, — объяснял Карлов. — Я ему объяснил, что это следствие недержания мочи, развившегося из-за опухоли. Посоветовал принимать анальгетики, сколько захочет. А против воспаления применять слабый раствор марганцовки. При недержании мочи лучше ничего не придумаешь. Вероятно, эти слова и стали роковыми.
В общем, пациент взял заточку и пошел к врачу, чтобы, по его словам, в последний раз посоветоваться. «А если не поможет, ударю его ножом в то самое место, где у меня болит. Чтобы он, гад, почувствовал, что такое боль!» — решил пенсионер.
Публикация в «ФАКТАХ» вызвала шквал отзывов. Первым пришло письмо от заведующего урологическим отделением Черкасского онкодиспансера Владимира Карлова.
«Пишет вам тот самый «гад, почувствовавший, что такое боль». В статье, опубликованной в вашей газете, есть такая гладенькая (и в то же время гаденькая) фраза: «ФАКТЫ» не могут поручиться за достоверность слов Галыгина, поэтому никакой ответственности за рассказ больного человека не несут». После чего подробно, смакуя фразы и умиляясь смелостью «изможденного болезнью старика», излагается полный бред и беспардонная ложь, которую преступник сочиняет в надежде избежать ответственности за содеянное».
«Публикация является плевком в лицо и унижением всех медработников, — вторили ему восемнадцать членов Черкасского научно-практического общества урологов, также сочинившие письмо в редакцию. — Мы требуем не дать возможности спустить на тормозах дело о покушении на жизнь нашего уважаемого коллеги и обеспечить широкую гласность судебного процесса».
Приходили письма от больных, пациентов онкобольниц и их родственников.
«Рассказ о случившемся в Черкассах глубоко взволновал нас, — писала киевлянка Светлана. — Мой 83-летний отец болен раком. Со стороны врачей онкодиспансера, куда мы обратились, мы видели только черствость и постоянные намеки на взятки. Я хотела пожаловаться главврачу, но боялась сделать что-то не так во вред отцу. От бессилия и невозможности что-то изменить чувствовала себя униженной и оскорбленной. Понимаете, неизлечимо больные люди особенно нуждаются в ласковом слове и сочувствии. Но, увы, врачи смотрят только в твой карман, и если не дашь хорошую сумму, то никакого сочувствия и доброго слова не жди. Я оправдываю действия старика Василия Ильича. Медперсонал издевался над ним, унижал. Человек был доведен болью, плохим обращением, что называется, до ручки. Не имея возможности по-другому себя защитить, одинокий беспомощный человек пошел на крайние меры».
«Я с радостью взяла бы Василия Ильича к себе, — предлагала президент Киевского хосписа (медицинского приюта для умирающих от рака людей) Елизавета Глинка. — У нас он дожил бы, сколько ему отпущено, без боли и физических страданий. Боюсь только, что его не отпустят из Черкасс, поскольку он под следствием».
Действительно, сразу после преступления (прокуратура возбудила уголовное дело по факту умышленного нанесения телесных повреждений, статья предусматривает до трех лет лишения свободы) Василия Ильича неделю держали под стражей в закрытой палате областной больницы, а затем отпустили домой под подписку о невыезде. Это вызвало взрыв негодования среди медперсонала онкодиспансера.
- Где гарантия того, что гражданин Галыгин не вернется для завершения начатого им «правого дела» и все-таки зарежет всех тех, кому обещал свою беспощадную месть? — возмущались врачи-урологи. — Мы вынуждены запирать отделение, вздрагивать от каждого стука в дверь! Мы требуем изолировать преступника!
(Хотя, когда я летом, спустя неделю после инцидента, видела Василия Ильича, он был мало похож на человека, способного подняться с кровати. Онкобольной едва мог говорить — сразу после стычки в коридоре молодые врачи отделения, по словам пенсионера, повалили его на пол, били ногами по голове, по зубам — сломали вставную челюсть, выбили оставшиеся зубы, после чего он мог есть только размоченный в молоке хлеб. — Авт. )
Спустя несколько месяцев после публикации, когда страсти немного улеглись, в редакцию пришло письмо от самого Галыгина. Он писал:
«Меня без суда вывезли в психиатрическую больницу, где держат в нестерпимых условиях, вместе с психиатрическими больными, среди крика, гвалта и драк. Каждый день колют какие-то уколы и дают какие-то таблетки (не говорят какие). От них голова кружится, и я несколько раз падал без сознания, но здесь никто на это не обращает внимания. Скоро будет суд, но мне говорят, что меня туда не повезут. А я хочу, чтобы меня судили настоящим судом, где бы я мог рассказать, почему я решился пойти на преступление. Я прошу лишь одного — чтобы мне разрешили умереть у себя дома».
Мы связались по телефону с дальней родственницей больного Ниной Константиновной.
- По настоянию потерпевшего Василий Ильич был направлен в психиатрическую больницу города Смела Черкасской области на судебно-психиатрическую экспертизу, — рассказала «ФАКТАМ» Нина Константиновна. — Экспертная комиссия психбольницы признала его невменяемым. Это означает, что суд над ним может состояться без его участия. Он очень переживает из-за этого. Что делать?
Мы посоветовали ей добиваться проведения повторной, независимой судебно-психиатрической экспертизы и требовать присутствия обвиняемого в судебном процессе. Обещали, что корреспондент «ФАКТОВ» непременно приедет на судебное заседание.
Вскоре Нина Константиновна связалась с редакцией:
- На предварительном заседании, куда меня вызвали повесткой, я рассказала суду о Василии Ильиче. Всю жизнь до самой пенсии он работал инженером, жена умерла десять лет назад от рака. Я говорила, что он очень хочет выступить перед судом, рассказать о бессердечии врачей, толкнувшем его на этот отчаянный поступок. Судья оказалась добрым и понимающим человеком. Согласилась, что независимая экспертиза действительно нужна. Ведь возможно, что заключение о невменяемости было сделано смелянскими психиатрами из солидарности с черкасскими медиками? Судья сначала посетовала, что независимая экспертиза будет дорого стоить, а когда узнала, что таких денег у нашей семьи нет, пообещала назначить повторную экспертизу, уже в Киеве, за государственный счет. Только, сказала, придется подождать — там у них очередь.
Дожидаясь следующей судебно-психиатрической экспертизы, Василий Ильич оставался лежать в смелянской психбольнице. Нина Константиновна ездила к нему.
- Там были ужасные условия. Палата на десять больных, все кричат, шумят, — рассказывала женщина. — Туалет разбит, воды нет. В последний раз Васю вывезли на инвалидной коляске, он был совсем плох. Однажды меня к нему не пустили. Врач сказал: «Ни к чему вам видеть, как он страшно мучается». А на следующее утро, позвонив в больницу, я узнала, что он умер.
Резонансный судебный процесс, которого добивались черкасские медики, не состоялся.