Сегодня Герою Украины Татьяне Яблонской исполнилось бы 90 лет
Студенты Киевского художественного института супруги Татьяна Яблонская и Сергей Отрощенко готовили свои дипломные работы к защите. Их выпуск должен был состояться в июне 1941 года. Война перечеркнула эти планы. Уходя на фронт, молодой муж попросил свою беременную жену: «Если родится девочка, пусть будет Аленушкой».
На восьмом месяце беременности Таня Яблонская отправилась в эвакуацию в Саратов. И буквально сразу по приезде родила девочку. Записывать новорожденную под именем Аленушка работники загса отказались. Так в семье Яблонской-Отрощенко появилась дочка Елена.
«ФАКТЫ» разыскали художницу Елену Сергеевну Бейсембинову в Алма-Ате и попросили ее рассказать о своей матери Татьяне Яблонской.
- В известной картине «Утро» Татьяны Яблонской вы,
13-летняя девочка, изображены во время зарядки у открытого окна. Говорят, что какой-то мальчик, увлеченный живописью, повесил репродукцию «Утра» у себя дома в Алма-Ате, а спустя десятилетие вы с ним поженились? Что это, красивая семейная легенда?
- Это правда, — говорит Елена Бейсембинова. — В мамином «Утре» был такой жизнеутверждающий сюжет, что репродукцию сразу же напечатали все журналы, в том числе «Огонек». Потом она появилась в «Родной речи», других учебниках. По-моему, по картине «Утро» несколько поколений писали сочинение. Даже мои внучки, которым сейчас 22 и 24 года, тоже описывали работу своей прабабушки.
- Вы признались ему, что девочка в «Утре» — это вы в детстве?
- Однокурсники знали, кто я: в документах были указаны мои родители. И хотя трудно было скрывать этот факт, я старалась изо всех сил. Почему-то многие люди завидовали, что я дочь известной художницы Яблонской.
- Наверное, обеспеченность и возможности не давали им покоя.
- А завидовать-то было нечему! Мы не имели никаких привилегий и преимуществ. Наоборот, родители держали нас в жестком теле. В квартире никогда не было лишней мебели. Может быть, потому, что после революции дедушка с бабушкой часто переезжали: из Смоленска в Каменец-Подольский, потом в Одессу, оттуда в Киев. Естественно, с собой брали самое необходимое. Из-за этого даже елочных игрушек в доме не было. Мы их делали своими руками из бумаги, клеили разноцветные фонарики и гирлянды.
В войну моей куклой была бутылка, обмотанная тряпкой. Когда после освобождения Киева мы вернулись домой, в огромную коммуналку в доме на улице Ленина (сейчас Богдана Хмельницкого. — Авт. ) — наш двор как раз выходил на велотрек, — мне подарили конфетку. Карамельку, наверное, потому что других тогда и не было. Я начала ее заворачивать-разворачивать, играть с ней, как с игрушкой. Мне объяснили: конфету кушают. У меня к ней даже интерес пропал…
- А немецкие игрушки отец, вернувшись с войны, вам не привез?
- Из Германии папа привез маленький узелок с разноцветными клубочками шерстяных ниток. Они были невероятно красивы! Потом появилась моя сестра Оля, и бабушка вязала ей носочки из этих ниток.
Мама никогда не имела лишней одежды. У нее был один-единственный рабочий халат, от красок превратившийся в кожаный. Кстати, сейчас у меня такие же рабочие штаны — задубевшие от краски.
Я помню послевоенные годы, когда Татьяне Яблонской как депутату Верховного Совета УССР приходилось ездить на совещания в Москву, а надеть было нечего. Срочно начинались поиски одежды или портнихи, хождение на примерки. Правда, наряды не всегда получались удачными. Потому что мама не очень соображала в этом деле. Она увлеченно занималась только живописью.
- Никогда! Однажды, помню, мама привезла мне шоколадку. Из Чехословакии притащила тяжелую керамику: кружки, куманцы. Не нарушал семейные традиции и папа. После войны он оформлял павильон на ВДНХ и привез из Москвы чемоданчик, полный смальты — стеклянных кубиков невероятной красоты. Это было пределом мечтаний — увидеть такое у себя дома!
Еще мама привезла из Чехословакии мышонка — театральную куклу, надевающуюся на руку. Для нас покупались только такие, «живые», игрушки. Мама очень любила вживаться в образы: если это была лисичка — она лаяла, если огромный медведь — ревела.
Кстати, у Татьяны Яблонской есть послевоенная картина «Слушают радио». На ней изображены именно эти игрушки. Как-то я поставила куклы перед старым репродуктором и стала играть, а мама увидела это и написала. Это было еще в нашей квартире на улице Ленина.
- «Утро» Татьяна Яблонская писала уже в новой квартире на улице Красноармейской. Городской шум не мешал работать?
- Наоборот, ей это очень нравилось. Мирный, послевоенный шум наполнял душу радостью. Тогда еще трамвай ходил по Красноармейской до площади Толстого, где он делал круг и ехал обратно. Звонки вагоновожатых, клаксоны машин и музыка из репродукторов, доносившиеся в открытые окна квартиры, вызывали восторг всех жильцов!
- В вашей семье спорт любили?
- Во-первых, мама хорошо ходила на лыжах. Есть картина Яблонской «Лыжники» — очень близкая ей тема. Во-вторых, в свое время она увлекалась йогой. Мама могла, когда нужно, сосредоточиться и отключиться, голодать до 40 дней. Довольно пластично выполняла сложные асаны (позы в йоге. — Авт. ).
Она и к танцам меня приобщила. Мы с ней не так часто, но обязательно по воскресеньям, ходили в Оперный театр. Билеты покупались на галерку. Думаю, из-за экономии. Мне галерка нравилась! Мы вооружались биноклем и с удовольствием смотрели все балеты. Я в детстве очень хорошо танцевала. Мне поначалу прочили балетную, потом гимнастическую карьеру. На 300-летие воссоединения Украины с Россией, которое отмечалось в 1954 году (в честь такого события Никита Хрущев и подарил Украине Крым. — Авт. ), я бежала эстафету по Крещатику.
Когда мне было лет 12, мы с мамой любили ходить на Днепр. Катером переезжали на другую сторону, где сейчас станция метро «Гидропарк», шли на лодочную станцию и брали лодку. Мама великолепно гребла и меня научила. Еще она любила плавать. На отдыхе в Доме творчества в Хосте (Краснодарский край. — Авт. ) иногда оставляла меня на берегу, а сама уплывала так далеко, что еле виднелась в море.
Между прочим, мы никогда не загорали, лежа на месте. То собирали гербарии, то рассматривали красивые камни, то плавали наперегонки — одним словом, предпочитали активный отдых.
- Так вот откуда родом идея Татьяны Ниловны купить на первую Сталинскую премию… моторную лодку!
- Я помню эту лодку. Тогда мы постоянно ездили на РОП (он находился на территории теперешнего «Гидропарка»), красили ее, шпаклевали дырки. Каждую весну с этой лодкой была целая эпопея…
- Эту премию Татьяна Яблонская получила в 1950 году за легендарную картину «Хлеб».
- С «Хлебом» у меня связана интересная история. Мама писала полотно в 1947 году и иногда брала меня с собой в мастерскую. Тогда мне было шесть лет. Ощущение от увиденного помню до сих пор: громадная картина — два на четыре метра, с фигурами колхозниц в натуральную величину — стояла поперек узенькой мастерской и излучала золотое сияние в темненькой комнатке. А возле полотна работала моя мама, завязав сзади свои красивые волосы эффектным хвостом.
- Политикой мама не интересовалась?
- Нет. Но всегда была ответственным человеком. Как раз после всех этих премий и наград маму избрали депутатом Верховного Совета УССР. На наш домашний адрес постоянно шли письма избирателей. Мама отвечала всем, вечно занималась чужими делами, отстаивала чьи-то права, добивалась квартир кому-то. Хотя сама с мужем и двумя детьми жила в коммунальной квартире…
- То есть на Красноармейской у вас тоже была коммуналка?
- Да. Но в квартире на Ленина у нас было столько соседей, что мы всех даже не знали. Там был длиннющий коридор! Поэтому наши новые две комнаты на Красноармейской с одними соседями — семьей из пяти человек — казались нам дворцом. Жаль только, что мама была очень занятым человеком.
Поэтому мы с сестрой Олей любили болеть. Если я измеряла температуру и набиралось 37 градусов, мы уже сидели дома. Мама лечила нас безжалостно. Варила картошку в большой кастрюле, ставила на кровать, а потом усаживала нас с Олей над этой кастрюлей и накрывала с головой тяжелым суконным одеялом, принесенным папой с войны. Нам следовало дышать паром от вареной картошки и потеть. Мама следила, чтобы мы не высовывали носы из-под одеяла. Потом следовали горчичники, банки. И все это время мама находилась рядом, читала нам книжки… Мы были счастливы!
- Сразу же за первой последовала и вторая Сталинская премия. Что еще из техники появилось в вашей семье?
- Наверное, это был телевизор. Потому что они только-только начали появляться в продаже — и мама сразу же купила «КВН» с маленьким экраном, на который надо было смотреть через линзу. Это было в 1952 году.
- Смотреть особо было нечего, но мы включали и с удовольствием смотрели настроечную таблицу, — продолжает Елена Сергеевна. — Нам было интересно само свечение экрана, полосочки и геометрические надписи на нем. Потом шла пара каких-то лекций — и все. Никаких фильмов не показывали. Позже стали передавать концерты, только их транслировали очень редко. Поэтому телевизор в нашей семье не прижился и его кому-то отдали. У меня до сих пор нет телевизора.
- В выборе профессии вы сознательно шли по маминым стопам?
- Скорее, мама заставила меня идти за ней. Вообще, я хотела стать биологом. Уехать на необитаемый остров и общаться с природой. Поэтому в доме у меня всегда жили зверушки, такой небольшой зоопарк.
Когда я уже училась в седьмом классе и нужно было выбирать какую-то профессию, мама спохватилась и стала приобщать меня к искусству. Отправила меня насильно в художественную школу. Но мне сразу же понравилась творческая среда, царившая в ней.
- Не проще ли было вам остаться в Киеве, а не поступать в Строгановку?
- Мое поступление в Киевскую художественную среднюю школу имени Шевченко — как бы по блату — мне не понравилось. И я решила проявить самостоятельность и поступать в Строгановку.
- В Казахстан мама отпустила вас со спокойной душой?
- Когда Арсен приехал в Киев, он всем очень понравился — такой умный, большой, мягкий, добродушный, корректный. Мама почувствовала в нем родную душу и сразу полюбила. Уже на третьем курсе, в 1962 году, у меня родился сын. Я взяла академку и приехала к маме в Киев, мы жили тогда на Кловском спуске. В то время на улице Мечникова рядом с магазином «Киянка» находился базарчик. Когда я родила Зангара, мама покупала там продукты, чтобы передать мне в Октябрьскую больницу, и с радостью сообщала незнакомым людям: «У меня внук родился!» Она была очень эмоциональным человеком. Люди ее искренне поздравляли.
- Когда последний раз вы были в Киеве?
- В 2002-2004 годах, когда мама уже тяжело болела. Эти два года я жила на Кловском спуске, из моих окон была видна мамина квартира. Думала, что могу чем-то ей помочь — у нее был правосторонний паралич, болело сердце, она перенесла инфаркт. Когда мы прощались, поняли, что больше не увидимся. Через год мама умерла. Она до последнего дня работала практически ежедневно и даже в последний день сделала великолепный рисунок. Но возраст… Все-таки ей было 88 лет.
Сейчас все государства радуются полученной независимости. Не знаю, какие преимущества от этого будут в дальнейшем, но пока для меня это трагедия. Потому что стало сложно ездить, произошел разрыв с семьей…