Події

«из всего неприкосновенного запаса продовольствия на 10 миллионов долларов(! ), находившегося в припяти, радиацию «не взяли» только спиртные напитки и растворимый кофе»

0:00 — 27 квітня 2007 eye 1361

Ровно 21 год назад, 26 апреля 1986 года, в Украине произошла Чернобыльская катастрофа

Первый колышек на месте строительства города Припять и Чернобыльской АЭС в 1969 году забивал министр энергетики СССР Петр Непорожний. Именно он, уроженец Яготина, создавал непотопляемую энергетику Союза, проработав на министерской должности… 24 года! Вместе с Петром Непорожним на берега Припяти прибыли первый секретарь Киевского обкома Владимир Цыбулько и министр энергетики УССР Алексей Макухин. Тогда здесь под заливистые соловьиные трели появились первые бытовки строителей.

Организацией питания на строительстве ЧАЭС занимался заместитель начальника Управления рабочего снабжения (УРС) Минэнерго УССР Виктор Скоробогатов. После пуска первого энергоблока Виктор Сергеевич курировал рабочее снабжение города атомщиков и самой станции, а в первые дни катастрофы он как первый заместитель начальника Главного управления торговли Киева обеспечивал пострадавших одеждой и питанием. Корреспондент «ФАКТОВ» попросила Виктора Скоробогатова рассказать об этом времени.

«Центральный универмаг Киева выделил пострадавшим одежду и обувь из расчета 200 рублей на человека»

- Правда, что сотрудникам АЭС ежедневно давали красное вино?

- Для работников атомных станций под контролем Минздрава и Министерства среднего машиностроения (эта структура курировала работу АЭС по всей территории Советского Союза.  — Авт. ) было разработано особое меню, — говорит доцент киевского Университета туризма, экономики и права Виктор Скоробогатов.  — Акцент делался на усиленное питание, в том числе один раз в неделю атомщикам давали по 150 граммов красного вина, восстанавливающего красные кровяные тельца.

- Сколько тогда стоил обед со стаканчиком «Каберне»?

- Каждый работник станции бесплатно получал талон на обед на сумму 1 рубль 2 копейки. Для сравнения: в те годы в рабочей столовой можно было покушать за 30-40 копеек. А уж на рубль полагались салат, стакан сметаны (как сейчас помню, по цене 37 копеек.  — Авт. ), первое, второе, компот, пирожок. Многие атомщики столько не съедали. Самые предприимчивые умудрялись на один талон обедать два дня, выбирая каждый раз блюда на 50 копеек. Сэкономленные талоны отоваривали в буфете — брали дефицитные красную и черную икру, сырокопченую колбасу, растворимый кофе, консервы  — дальневосточные крабы и лосось, шпроты и печень трески. Здесь была третья наценочная категория, с мизерной наценкой, так как затраты на питание атомщиков возмещались Министерством энергетики СССР и самой станцией.

Между прочим, в Припяти с ее 50-тысячным населением в сфере торговли работали более двух тысяч человек. Ведь рабочее снабжение включало общественное и школьное питание, подсобные хозяйства, теплицы, консервные цеха, торговлю продовольственными и промышленными товарами.

- Значит, полки припятских универмагов ломились от импорта…

- Снабжение городов-спутников АЭС во всем Советском Союзе было элитным. Торговля получала в изобилии импортную мебель, аппаратуру, электротовары, ковры, одежду, обувь. В магазинах можно было свободно купить импортные продукты: болгарские и венгерские вина, консервацию, фрукты и овощи. За счет лимитов атомщиков мы старались поддерживать и энергетиков Украины. И никаких очередей, как в других городах, когда под конец месяца «выбрасывали» дефицит, там не было.

- Как вы узнали об аварии на ЧАЭС?

- В субботу 26 апреля 1986 года мы с женой гуляли на свадьбе. У друга нашей семьи, заместителя министра энергетики УССР Владимира Гусаковского женился сын. Поздно вечером в квартире Гусаковских раздался звонок, и Владимира Николаевича вызвали в министерство. Никто из гостей особо не удивился — срочные вызовы руководителей в те времена происходили частенько. Возвратившись с работы, Владимир Гусаковский сообщил только одно: «На Чернобыле крупная авария». Было уже довольно поздно, и гости засобирались по домам.

Когда мы с женой пришли домой, дочь передала мне, что звонил дежурный по управлению торговли и сообщил о срочном сборе на улице Воровского (здесь находилось ГУ торговли города Киева, первым заместителем начальника которого в то время был Виктор Скоробогатов.  — Авт. ). Все наше руководство собралось в управлении — в советские времена нас не раз поднимали по тревоге по линии гражданской обороны.

- Чем же работники торговли могли быть полезны в экстремальной ситуации?

- Мы отвечали за организацию питания и обеспечение одеждой. Потому что в воскресенье 27 апреля в Киев уже стали поступать первые пострадавшие. Нужно было мыть и переодевать людей. Для санобработки задействовали Соломенскую баню. По тревоге подняли руководство Центрального универмага города (в советские времена промтоварные магазины по воскресеньям не работали.  — Авт. ), работники которого доставляли пострадавшим платья, костюмы, белье, обувь из расчета 200 советских рублей на человека.

Сразу же после катастрофы Киев перешел на особый режим снабжения. Вспомните, тогда в СССР велась активная борьба с алкоголизмом, спиртные напитки продавались только с 14. 00 до 19. 00.

- А в ресторанах разрешалось давать по 100 граммов водки на человека. Не поэтому ли свадьбу сына заместитель министра Владимир Гусаковский отмечал дома?

- Не исключено. Но в первые же дни после аварии состоялось заседание Киевского горкома партии, на котором приняли решение о завозе в столицу Украины красных вин типа «Оксамит Укращни», «Каберне», «Алушта». Постановление об этом горком согласовал с ЦК КПУ. И в течение 10 дней в Киев завезли 200 вагонов с красным вином.

«Кто пил — вино, водку! — те живы остались»

- Ограничения сухого закона коснулись и чернобыльского меню, — продолжает Виктор Сергеевич.  — Тогда по поводу 150 граммов красного вина стали активно возражать, мол, пьянку разводите. Лучше бы придумали что-то другое! И мы, посоветовавшись с медиками, предложили заменить вино говяжьей печенью. После чего работникам станции трижды в неделю начали давать по 150 граммов жареной печени.

В первые дни после аварии в столовых Чернобыля появились водка, вино и даже самогонка. Но через неделю поступил приказ: «Никаких пьянок!» Ведь ликвидаторы работали с механизмами, поэтому сухой закон был основным требованием техники безопасности. В магазинах же спиртное продавалось свободно.

- Ходили слухи, что загрязненные продукты из Чернобыля попадали в Киев.

- Я недавно был свидетелем подобной беседы двух женщин в метро. Не выдержал, подошел к ним и сказал: «Как вам не стыдно? Все загрязненные радиацией продукты были захоронены! Как и фонящая одежда, между прочим». Посмел бы кто-то этого не сделать в советские времена! Меня самого едва не посадили за недолжное отношение к государственной собственности! Речь шла о вывозе стратегического запаса продуктов.

Город Припять, как и все населенные пункты Советского Союза, имел свой НЗ (неприкосновенный запас) продуктов: сахара, муки, круп, мяса, тушенки, консервации, сгущенки, шоколада и так далее. В общей сложности на складах и базах Припяти находилось товаров почти на восемь миллионов советских рублей, или на 10 миллионов долларов! (Тогда доллар официально стоил 76 копеек.  — Авт. )

База УРСа (я был назначен начальником УРСа Минэнерго УССР 15 мая 1986 года) находилась там, где за одну ночь порыжел хвойный лес. Значит, радиация захватила и наши складские помещения. Вначале все запасы обработали лизином (жидкость, создающая пленку на поверхности и препятствующая проникновению пыли.  — Авт. ). Потом милиция стала писать докладные записки, мол, УРС Минэнерго Украины не вывозит ценности. Сигнал дошел до председателя Совета министров СССР Николая Рыжкова. Резолюция предсовмина была такова: «Привлечь к ответственности Министерство энергетики СССР. Прокуратуре Союза ССР разобраться и доложить!»

Владимира Гусаковского и меня вызвали в Чернобыль, и заместитель Генерального прокурора СССР Найденов спросил: «Почему не вывозите ценности? Хотите, чтобы я вас посадил?»

- Действительно, почему не вывозили ценности?

- А куда вывозить? Мы же не знали, в каком состоянии находятся товары. Чуть не поссорились с замминистра. Гусаковский предлагал мне в помощь 200 энергетиков, чтобы только вывезти запасы со складов. «Вывози куда хочешь, — говорит.  — Хоть на Криворожскую ГРЭС, хоть на Южно-Украинскую АЭС». Я не соглашался: «Нас же там изобьют! Мы там все вместе работали, а теперь всю эту радиационную пыль им завезем?»

Состояние было тупиковое. До тех пор пока ко мне на прием не пришел Егоров — академик Института коллоидной химии из города Обнинск. По заданию Министерства обороны СССР он развернул лабораторию по изучению защитных свойств тары от радиации. Лаборатория находилась в полусотне километров от Чернобыля, на станции Вильча Полесского района Киевской области. Академика интересовала упаковка продуктов на наших складах: мешковина, полиэтилен, бумага, стекло, жесть и так далее. После проведенных исследований специалисты выдали заключение о непригодности продуктов. Радиация не «взяла» только… спиртное и растворимый кофе. Этих продуктов у нас было на миллион рублей  — мы их со спокойной совестью реализовали. Остальные запасы захоронили в траншеях в районе села Буряковка.

- Не зря говорят, что радиация щадила выпивших!

- Действительно, кто пил — вино, водку! — те живы остались. А водитель, который возил по чернобыльской зоне заместителя министра энергетики УССР Мазду и не пил, ушел из жизни в 28 лет. Водитель министра энергетики УССР Склярова умер в 35 лет.

«Незадолго до аварии на ЧАЭС по просьбе Раисы Горбачевой в Киевской области отреставрировали церковь, расписанную Николаем Рерихом»

- Замечательный человек был заместитель генерального директора «Киевэнерго» Всеволод Томаш, — вспоминает Виктор Скоробогатов.  — В одну из поездок по зоне его водитель подобрал бесхозный парашют и бросил в багажник — стропы ему очень понравились. И вскоре не стало ни Всеволода Павловича, ни водителя: на таких парашютах сбрасывали на взорвавшийся 4-й энергоблок мешки с песком…

Мои два водителя сегодня тяжело больны. Но я разрешал своим пить! И мы выезжали из зоны ночевать. Я вообще «заездил» три машины: «Волгу» и «Ниву» оставил в Чернобыле, а третью, «Ниву», еле-еле упросил выпустить — она так фонила, что не разрешали ехать на Киев.

- А что вы предпочитали из спиртного?

- Красное вино. Правда, однажды за ужином мы с первым секретарем Киевского обкома партии Григорием Ревенко приговорили бутылочку коньяка. После заседания штаба, закончившегося в двенадцать ночи в Чернобыле, я приехал переночевать в Зеленый Мыс. Иду по поселку, вдруг кто-то меня сзади тронул за плечо: «О, есть с кем поужинать!» (Столовые-то у нас работали круглосуточно. ) Оборачиваюсь — Григорий Иванович. Сели, повечеряли, выпили коньяку… Именно тогда я узнал предысторию его переезда в Москву.

Незадолго до Чернобыля состоялся визит Михаила Горбачева с супругой в Индию. В Дели к ним подошел сын Николая Рериха Святослав и обратился к Раисе Максимовне как к куратору Фонда культуры СССР: «В Киевской области есть церковь, которую расписывал мой отец. Я хотел бы там побывать». «Знаю, — говорит Раиса Горбачева.  — Приезжайте, я вас встречу, мы вместе поедем».

«Через некоторое время у меня зазвонил телефон, — рассказывал мне Ревенко.  — И мелодичный девичий голос сообщил: «Вас соединяют с Раисой Максимовной». У меня все внутри опустилось. А Раиса Максимовна сказала: «Григорий Иванович, я вам буду очень благодарна, узнайте, в каком состоянии сейчас церковь в Володарском районе, которую расписывал Николай Рерих. Его сын хочет приехать посмотреть».

Первый секретарь обкома позвонил первому лицу райкома, чтобы тот съездил и посмотрел. Оказалось, церковь использовали под колхозный амбар. Ревенко дал команду ее восстановить. Бросили на объект реставраторов, шлифонули полы. За несколько месяцев церковь преобразилась. Она действует и поныне.

Григорий Иванович позвонил Раисе Максимовне и доложил о проделанной работе. На что супруга главы СССР сказала: «Я не забуду вашу услугу».

В это время произошел взрыв на Чернобыльской АЭС. Святослав Рерих так и не приехал в Украину. А Григорий Ревенко буквально через несколько месяцев отправился в Москву на повышение. В знак благодарности за восстановленную церковь, расписанную выдающимся русским художником Николаем Рерихом.