Бывший командир крупнейшей в мире советской атомной подводной лодки «Тайфун», а ныне председатель Всеукраинской ассоциации ветеранов-подводников капитан первого ранга запаса Александр Кузьмин рассказывает некоторые подробности своего участия в выдающемся событии из истории мирового подводного флота, состоявшемся 4-5 августа 1985 года
- Александр Викторович, а начальник Главного управления боевой подготовки Военно-морского флота РФ, Герой России вице-адмирал Кузьмин часом не ваш родственник?
- Сережа — мой старший брат, тоже киевлянин. А любовь к морю передалась нам от отца, служившего на минных тральщиках, затем на дизельных, а потом первых атомных подводных лодках. Все мужчины в нашей семье служили на флоте. Я после окончания штурманского факультета Каспийского высшего военно-морского училища попал на Северный флот. Там, в Западной Лице, еще лейтенантом познакомился с Евгением Ваниным — будущим командиром второго экипажа «Комсомольца», погибшим потом вместе с лодкой. Нас объединяло то, что Женя — тоже киевлянин. В Киеве живут его брат и мама.
А Юра Зеленский, будущий командир первого экипажа «Комсомольца», был постарше нас, уже капитан-лейтенантом, помощником командира лодки Егора Томко — Героя Советского Союза. Я же служил штурманенком на атомоходе К-306. Наши экипажи жили в казарме на одном этаже. Зеленский попал в экипаж «Комсомольца» с начала его формирования. Эта лодка долго строилась.
- В чем заключалась уникальность К-278?
- Эта лодка была единственным в мире кораблем такого класса, сделанным из титана и способным погружаться на километровую глубину. В Советском Союзе и раньше строились титановые подлодки.
Первую из них прозвали «Золотой рыбкой» — за дороговизну. Килограмм титана в 60-е годы стоил столько, сколько бутылка хорошего коньяка. Зато технологии сварки титана больше ни у кого в мире не было! Наша страна сделала серьезный технологический прорыв.
Чуть позже у нас появилась целая дивизия титановых лодок. Их особенность в том, что на них личного состава срочной службы совсем не было. Функции матросов исполняла автоматика. Эти субмарины так и называли — лодки-автоматы. Экипаж состоял из трех десятков офицеров и нескольких мичманов.
«Плавник» же, или «Комсомолец» был многоцелевой субмариной и первоначально замышлялся как лодка управления.
Перед началом подготовки вместе с командиром «Комсомольца» Юрием Зеленским обошли и внимательно ознакомились с кораблями. Затем наши экипажи совершили несколько подготовительных выходов в море, провели не одну тренировку на берегу.
Наша лодка маневрировала, скажем, на глубине 200 метров и при помощи гидроакустической аппаратуры держала связь с «Комсомольцем», осуществлявшим погружение поэтапно. Погрузились, допустим, на один горизонт — дается команда осмотреться в отсеках, проверить, как ведут себя корпус, оружие, бортовые системы, нет ли нигде признаков разгерметизации, течи.
Если все в порядке — лодка занимала следующий горизонт. В случае пропажи гидроакустической связи обменивались заранее согласованными звуковыми сигналами.
- Местом для погружения была выбрана впадина в Норвежском море, — продолжает Александр Кузьмин. — В этой впадине, кстати, впоследствии лодка и утонула. И дошли они, если память не изменяет, до глубины 1070 метров. Там снова все проверили, простреляли торпедные аппараты.
Затем набрали в седьмом отсеке забортной воды, и все участники погружения выпили ее кто сколько мог. Гадость, кстати, редкая. По возвращении оставшуюся воду разлили и запаяли в изготовленные питерцами колбочки в виде памятных медалей, вручили всем участникам испытаний.
- Кстати, произошедший впоследствии пожар начался именно в том же седьмом отсеке…
- Я во всякую мистику не очень верю. В штабе Северного флота внимательно отслеживали все этапы. На борту «Комсомольца» присутствовал командующий флотилией атомных подводных лодок вице-адмирал, Герой Советского Союза Евгений Чернов — опытнейший моряк и исследователь. А у меня на борту находился начальник штаба флотилии контр-адмирал Фалеев, тоже киевлянин. Около 40 процентов личного состава Северного флота составляли моряки — выходцы из Украины.
- Говорят, из-за сильнейшего обжатия гигантской массой воды диаметр корпуса лодки в некоторых местах уменьшился до полуметра…
- Деформации на солидных глубинах — привычное дело. Вон у меня в каюте уже на глубине 200 метров вечно койка разваливалась, и я был вынужден ее собирать. А что уж говорить о километре. Мичман из второго экипажа Виктор Слюсаренко рассказывал, что из-за деформации корпуса в некоторых местах лопались болты, которыми крепились к стене сейфы и ящики, они падали на пол.
- Как себя чувствовали члены экипажа «Комсомольца»? Все-таки не шутка…
- Служба — дело напряженное, требующее собранности, выдержки, не терпящее разгильдяйства. Не обходится, конечно, порой без эмоций. И если на «Комсомольце» все было нормально, то на моей лодке не обошлось без курьеза: я вынужден был посадить на трое суток под арест одного из мичманов. За то, что обложил матом моего помощника. Тот сделал ему замечание, а этот послал офицера!
Грубить нельзя никому. Тем более старшим по должности и званию. Вот я и написал приказ. Поскольку помещения для гауптвахты на корабле нет, арестованного пришлось посадить под замок в гальюне изолятора.
- А остальным членам экипажа что, трое суток из-за этого грубияна пришлось, извините, терпеть?
- Ну так гальюн же на такой огромной лодке, слава Богу, не один. Словом, повесили замок, вечером принесли сухарь и стакан бидистиллята — это, грубо говоря, дистиллированная вода в квадрате. Она выпаривается в опреснительной установке из морской, используется в качестве теплоносителя в ядерных реакторах. Совершенно чистая, безвредная, но и безвкусная. Чтобы превратить бидистиллят в питьевую воду, мы добавляли в него специальные соляные комплекты. Так что стакан бидистиллята иногда полезен для здоровья, чтобы промыть организм и мысли.
Арестованный мичман от такой пищи отказался. Мы решили: раз отказался — значит, не хочет. На флоте положено раз в сутки докладывать обстановку старшему на борту. А замполит лодки обязан был докладывать ему о «политморсосе» — политико-моральном состоянии экипажа. И вот, докладывая, это было уже на третий день ареста мичмана, замполит говорит: «Все нормально, мичман такой-то из-под ареста выйдет сегодня… »
У адмирала глаза на лоб полезли: какой мичман, какой арест?! «Командир посадил… » — «Как посадил?!» И меня дергает: «Командир, ты что тут это самое… » «Я командир, имею право принимать решение, — отвечаю. — Человек серьезно провинился, у меня не было возможности посадить его на берегу. Если вы не согласны — отмените мое решение… » А отменить решение командира лодки — это капут. Старший начальник потеряет лицо. В Корабельном уставе написано, что ни один находящийся на борту старший начальник не может вмешаться в действия командира без очень серьезных оснований. Разве что если кораблю грозит опасность или командир выбыл из строя, потерял способность командовать лодкой…
Это на гражданке каждый старший лезет в дела своего подчиненного. Ты его научи, как делать, а не лезь и не командуй, не подменяй собой. Иначе ты теряешь лицо как руководитель, и в твоей конторе будет бардак.
А на флоте каждый моряк знает, что если старший начальник отдал хотя бы одну команду вместо командира, значит, он вступил в управление кораблем и принял на себя всю полноту ответственности за его судьбу и экипажа. Фалеев, разумеется, не стал этого делать. «Ладно, — говорит, — давай-ка сюда этого мичмана на беседу… » И спрашивает мичмана: «Вы что же это себе позволяете, товарищ мичман?» «А я никого не оскорблял!» — смотрит тот ясными глазами на адмирала. «За что же вас посадил командир?» — «Правильно посадил… » «Я тебя спрашиваю: обзывал помощника командира?» — «Да Боже упаси, не обзывал!.. » — «За что же тебя посадили?» — «Правильно посадили… »
После тридцати минут подобного диалога Фалеев не выдержал: «Да пошел ты к такой… Закройте его обратно!» Когда мы вернулись в базу, об этой истории вскоре узнала вся флотилия. А мичману-грубияну ее хватило на всю жизнь. Больше не хамил. Воспитательный эффект был достигнут.
… В 1989-м, когда «Комсомолец» погиб, я учился в Военно-морской академии в Ленинграде. Новость, конечно, огорошила. Ведь я хорошо знал большинство погибших! Вскоре приехал капитан первого ранга Вадим Терехин. У него в свое время я служил старпомом. И в районе Бермудских островов наша лодка во время несения боевой службы оборвала и намотала на винт кабель хваленой американской плавучей гидроакустической системы дальнего обнаружения подводных лодок, которую буксировал эсминец «Маклой», а нас засечь не смог. После этого нашу лодку прозвали «Бермудский комсомолец». Вадим привез в Питер хоронить тела погибших в холодной воде старпома Аванесова и лейтенанта Маркова.
Естественно, Вадим остановился у меня, я жил в комнатушке в общежитии. И вся наша академия принимала участие в похоронах, начиная с морга, кончая кладбищем. Я на своей машине мотался по городу, решая различные связанные с этим делом вопросы. Видел, что переживал весь Петербург. Да что там Петербург. Вся страна переживала.
По поводу причин гибели лодки до сих пор продолжается дискуссия. Но это уже другой разговор…