Стяг, сшитый из двух длинных шарфов, развевался над Институтом народного хозяйства лишь несколько часов. За эту акцию рабочих Георгия Москаленко и Виктора Куксу советские власти посадили в колонию строгого режима. А спустя 40 лет Президент Украины наградил их орденами «За мужество» I степени
В канун отмечаемого сегодня Дня национального флага Украины корреспонденты «ФАКТОВ» встретились с Георгием Москаленко, который вместе со своим единомышленником Виктором Куксой в 1966 году совершил исключительный по дерзости поступок. Они вывесили на здании Института народного хозяйства в Киеве сине-желтый флаг. Молодые рабочие изготовили его своими руками и нашили трезубец. Москаленко, приехавшему в столицу из Одесской области, тогда было 28 лет, он трудился сантехником на строительстве и учился на вечернем отделении в Институте народного хозяйства. Кукса (он родом из Богуславского района Киевской области) младше на два года, работал сварщиком. Они жили в одной комнате в общежитии, разговаривали на украинском языке, увлекались политическими дискуссиями и мечтали о независимости родины. Среди рабочих в общежитии было немало парней и девушек, разделявших взгляды Георгия и Виктора.
- По выходным компанией человек в 20 выезжали за город на пикники. Зная, что там нас не подслушают, вели разговоры на запрещенные политические темы, выпивали по чарке за свободу Украины, — вспоминает Георгий Москаленко. — Правда, когда меня и Виктора Куксу арестовали за то, что вывесили украинский флаг, ребята из нашей компании давали на суде показания против нас. Но я не держу на них зла: что им еще оставалось делать?
- Вывесить в Киеве сине-желтый стяг предложил я, — продолжает Георгий Москаленко. — Эту идею позаимствовал у героев, на которых советская пропаганда воспитывала молодежь. Например, у молодогвардейцев, поднявших над Краснодоном красное знамя (впрочем, достоверность этого факта сейчас оспаривают некоторые исследователи). Другим примером для подражания был греческий студент-антифашист Манолис Глезос. В начале 1960-х о нем много рассказывали по радио и в газетах. В годы фашистской оккупации Греции он вывесил на одном из зданий в Афинах греческий флаг — и стал национальным героем. Вот и мы с Виктором решили поступить так же.
Планировали водрузить знамя на здании железнодорожного вокзала. Но, оценив шансы на успех, пришли к выводу, что это не самая удачная идея. Ведь на вокзале круглые сутки много народа, дежурит милиция. Поэтому сделали выбор в пользу Института народного хозяйства. Причем флаг должен был взвиться утром 1 мая, ведь как раз в том районе (возле завода «Большевик» и нынешней станции метро «Шулявская») собирались участники демонстрации. Оттуда они двигались на Крещатик. Так что сине-желтое знамя могли увидеть тысячи людей и рассказать об этом еще многим и многим тысячам.
Оставалось изготовить флаг. Материи нужных цветов мы в продаже не нашли. Зато разыскали в магазине на улице Гарматной длинные, метра по полтора, широкие двойные шарфы синего и желтого цветов. Но они были разной ширины. Поэтому желтый мы оставили, каким он был, а синий превратили из двойного в одинарный. Шарфы сшили, потом еще и трезубец, вырезанный из куска черной материи, нашили. В завершение я написал тушью с помощью специального пера (оно широкое, напоминает лопатку): «Ще не вмерла Укращна, ще щщ не вбито». Изображение герба мы скопировали с купюр Украинской Народной Республики. Эти дензнаки 1918 года достались мне случайно. Наши ребята-строители сносили полуразрушенный дом на Подоле и на них наткнулись.
На майские праздники почти все обитатели общежития (оно находилось в районе Святошина) разъехались по домам. Георгий Москаленко и Виктор Кукса около полуночи, никем не замеченные, вышли на улицу и поспешили на последний трамвай. Знамя лежало в кожаной папке, с которой студент-вечерник Москаленко ходил на занятия. Доехав до нужной остановки, молодые люди проследовали во двор Института народного хозяйства. На стене здания есть пожарная лестница, по ней они и решили взобраться на крышу.
- Должен был лезть я, — продолжает Георгий Москаленко. — У меня были нож и самопал, заряженный серой со спичек. Он ничем не стрелял, только громко бабахал. Я передал самопал Виктору, чтобы тот пальнул в случае, если нас засекут. Тем самым он бы предупредил меня об опасности. Она была реальной, ведь по периметру ходил охранник, кроме того, накануне 1 мая на улице несли службу усиленные наряды милиции и дружинников. Было бы очень обидно не выполнить задуманного, да и попадаться на горячем не хотелось. Вот и прихватил самопал. Следователи потом допытывались, откуда оружие, кто научил, как его смастерить. Но они, наверное, сами знали ответ: наше поколение называют детьми войны. Я вырос на Одесщине, где проходили ожесточенные бои. Оружия там было много. У пацанов по одной, а то и по нескольку «пушек». Еще в детстве я сделал самопал, ходил с ним коров пасти.
Так вот, вручаю пугач Виктору, а он брать его отказывался, мол, обращаться с ним толком не умеет. Предложил мне: «Давай я полезу, а ты оставайся». Ладно, думаю, будь по-твоему. Знамя он положил за пазуху. Чтобы не оставлять отпечатков пальцев, Виктор надел на руки носки без резинок, в те времена таких носков было много. Прикрепил их съемными резинками — помочами.
Самому Виктору Куксе, с которым удалось пообщаться по телефону, этот эпизод запомнился несколько иначе: «На руки я надел перчатки, а поверх туфель натянул женские капроновые чулки, чтобы не осталось следов от обуви».
Добравшись до наклонной, покрытой жестью крыши, Виктор осторожно, чтобы не сорваться вниз, пополз к флагштоку, на котором развевалось красное знамя. Срезал его ножом и прикрепил сине-желтый стяг. Когда спустился вниз, приятели отошли от здания и полюбовались освещенным фонарями полотнищем.
- В те минуты я переживал сильнейший душевный подъем, прилив радости и оптимизма, а вот страха не было, — говорит Георгий Москаленко. — Вновь посмотреть на флаг мы пришли часов в десять утра, но над институтом уже развевалось красное знамя. Когда нас судили, выступавшие на процессе сотрудники КГБ рассказывали, что они подбирались к сине-желтому стягу с большой осторожностью: опасались, что подступы к крыше и флагштоку заминированы. Кстати, несколько лет назад известный журналист Константин Стогний снял о нас телепередачу. Работая над ней, он обратился в Службу безопасности Украины с просьбой ознакомиться с нашим делом. И оказалось, что в качестве вещественных доказательств в нем сохранились и сине-желтый флаг, и купюры Украинской Народной Республики, с которых мы скопировали трезубец. Эти вещдоки показали в передаче.
- Утром 1 мая мы были уверены, что вскоре нас вычислит КГБ, поэтому сфотографировались на память в парке имени Пушкина, — вспоминает Георгий Москаленко. — Я не сомневался, что органы давно взяли меня на заметку. Ведь даже на институтских семинарах делал крамольные заявления. Например, о том, почему бы Украине не предоставить такой же независимый статус, как у социалистических Болгарии, Польши и Венгрии. Преподаватели опускали глаза и просили: «Давайте не будем об этом».
Арестовали молодых патриотов аж через семь с половиной месяцев. Надеялись ли они, что их вообще не найдут?
- Нет, — ответил на вопрос Георгий Москаленко. — Мы чувствовали, что разоблачены и за нами следят. Наглядным подтверждением стало то, что к нам подселили неприятного типа, который то и дело заводил разговор, как хорошо было бы, будь Украина независимой. Мы сразу поняли, что это за птица: затевать такие беседы, не зная, что мы за люди, мог только провокатор. Особенно потешало, когда он, заводя разговор на нужную ему тему, обрывал речь на полуслове, тем самым подстрекая нас высказываться. Но мы эту уловку сразу раскусили.
Последние сомнения в том, что мы разоблачены, отпали, когда нас вызвали в военкомат и попросили заполнить анкету, якобы для поездки за рубеж, печатными буквами. А ведь именно печатными я сделал надпись на флаге. На свободе нас так долго оставляли потому, что надеялись проследить все наши связи. Даже после ареста следователи КГБ никак не могли поверить, что мы сами придумали вывесить знамя. Считали, что нами руководил какой-то матерый националист. На каждом допросе спрашивали одно и то же: «Кто вас надоумил?» А я отвечал: «Молодогвардейцы».
- Вас не пытали?
- Нет. Нужно отдать должное сотрудникам КГБ, вели они себя прилично, обращались на «вы», насилия не применяли.
- Вероятно, в то время вы еще не были женаты?
- У меня была невеста. Вера не отреклась от меня, писала письма в колонию, ждала, когда выйду на свободу. И мы поженились.
Мы с Виктором отбывали срок в колонии для политзаключенных в Мордовии. Тогда я познакомился с интереснейшими людьми: прибалтийскими патриотами, российскими монархистами, воинами ОУН-УПА, украинскими диссидентами. Например, с Богданом Горынем, Опанасом Заливахой. Впечатлили рассказы о том, как в Карпатах делали лесные схроны, ведь в них нужно было обустроить печку и туалет. Это целая наука. Сверху могла пройти рота солдат, а схрона так и не заметить. Но самое яркое впечатление осталось от духовной силы людей, участвовавших в сопротивлении: кремень-мужики! Блатных в нашей колонии не держали. Работали мы шесть дней в неделю по восемь часов. На питание одного человека выделяли 44 копейки в день. За перевыполнение плана полагалось пару ложек каши с сахаром и кусочек маргарина. Но мы не горевали, по вечерам играли в волейбол и баскетбол. Участвовали в художественной самодеятельности, читали. Можно было выписывать украиноязычные газеты даже из Польши.
- После освобождения вам разрешили вернуться в Киев?
- Разрешили. И в институте предлагали восстановиться, но при условии, что стану сотрудничать с органами. Я отказался. Устроился, хоть и с трудом, на работу, стал слесарем, а Витя — сварщиком. О своем прошлом я не распространялся. А когда Украина обрела независимость, с нас сняли судимость. Но только по политической статье. Осталась еще криминальная, ведь флаг мы вывешивали, прихватив с собой самодельное оружие. По этой статье реабилитировали только в мае нынешнего года. А перед этим нас наградили орденами «За мужество» I степени. Вручал их Президент Украины Виктор Ющенко.