После 15-летнего перерыва Россия возобновила боевое дежурство ракетоносцев в отдаленных районах планеты, куда еще не так давно летали экипажи дислоцировавшейся под Киевом бывшей 106-й Узинской дивизии дальней авиации
В конце лета Россия возобновила боевое патрулирование стратегических ракетоносцев Ту-160, Ту-95МС и Ту-22М3 в отдаленных районах Земли. Президент Владимир Путин объяснил необходимость таких полетов требованиями безопасности страны.
Официальный Вашингтон отнесся к этому сдержанно. Когда в 1992 году Кремль в одностороннем порядке прекратил дальние воздушные рейды, а Украина и вовсе объявила о безъядерном статусе и принялась резать свои самолеты на металлолом, примеру этих стран последовали не все. Более того, Штаты решили подвинуть ближе к границам России объекты ПРО, направленные, как утверждает руководство Белого дома, против Ирана.
Насколько опасны полеты с ядерным оружием, что чувствуют летчики, за спиной у которых опасный груз, корреспондент «ФАКТОВ» попытался выяснить у ветеранов, еще сравнительно недавно летавших на боевое дежурство из-под Киева, с авиабазы Узин и других аэродромов бывшего Союза.
- В конце 50-х — начале 60-х, еще на самолетах 3М конструкции Владимира Мясищева, созданных в противовес американскому стратегическому бомбардировщику В-52, — мы летали с шести- и девятитонными бомбами, которые летчики и техники называли «ляльками», — вспоминает бывший командир авиаотряда подполковник запаса Владимир Шквыра. — Это были муляжи. Согласно международным договоренностям, с настоящим ядерным оружием летать было нельзя.
- Бывший командующий дальней авиацией Василий Решетников в своих мемуарах пишет, что за всю историю этого рода войск реальные ядерные боеприпасы подвешивались на самолеты только во время Карибского кризиса 1961 года, — добавляет бывший второй пилот майор запаса Леонид Татаренко. — После этого в воздух поднимали только макеты. Перестраховывались.
- Один из экипажей эскадрильи, в которой я служил, участвовал в испытании атомной бомбы на Новой Земле, — вступает в разговор бывший командир отряда, военный летчик первого класса майор запаса Валентин Самсонов. — Бомба плавно спускалась на парашюте с высоты тысяч десять метров. Бомбардировщик мчался от нее со скоростью 800 километров в час. То есть улетел, казалось бы, достаточно далеко.
Но когда бомба рванула, а спускалась она, наверное, минут пять, не меньше, взрывная волна догнала самолет, и огромный Ту-95 стал неуправляем, вращался. Ребята не погибли только потому, что двигатели не выключились, сумели выровнять… Командир и штурман получили звания Героев Советского Союза, остальным дали ордена. В настоящее время в живых остался только командир огневых установок.
А позже, когда мне подвешивали ядерную бомбу, которую в случае приказа я должен был сбросить на конкретный американский город, никаких парашютов к ней не цепляли! И задание у нас было одно: дойти до цели. Как вернуться, каким маршрутом, где дозаправка, НИКТО и НИКОГДА с нами не обсуждал.
- Получается, вы были потенциальными смертниками?
- Выходит, так. Шансы выжить были у моих коллег помоложе, летавших позже на более современных ракетоносцах Ту-95МС. Натовцы называли его «Медведь». На этом самолете установлен револьверный барабан, с помощью которого к бомболюку по очереди подаются шесть «умных» ракет Х-55. Их можно запускать, не долетая до цели несколько сотен, а то и тысяч километров. Такая штуковина, подобно американскому «Томагавку», может лететь на очень малой высоте — 100-150 метров, огибая земной рельеф, на расстояние полторы — свыше четырех тысяч километров, ее практически невозможно сбить. А точность попадания — 12-18 метров. Может нести ядерный заряд или с полтонны тротила.
Зря, я вам скажу, Украина отказалась от такого высокоточного оружия. Уважали бы больше.
В 1967 году я служил в Прилуках. Вдруг в воскресенье объявили тревогу. Ну нам не привыкать. Схватил пустой чемодан и побежал на аэродром. Думаю, сейчас, как всегда, займем свои места в кабине… Неожиданно команда: стереть звезды с самолета! Мы обалдели.
Всем дали камни, и мы начали тереть борта и крылья наших Ту-16. Затем поступил приказ одной эскадрилье перелететь в Моздок (это Северный Кавказ). Нам загрузили бомбы — не знаю, атомные или неатомные, — и сказали, что боевое задание — бомбить Тель-Авив! Заваруха между Израилем и Египтом.
Документы приказали сдать в штаб. Сидим. Команды на вылет нет. Уже 12 часов ночи. Оказывается, не все экипажи укомплектованы. Кто-то на рыбалку уехал, кто-то к теще. Воскресенье! Начальник штаба перехватывал бегущих на стоянку самолетов людей: «Ты кто, штурман? Беги на 35-й самолет. Радист? На 12-й!»
Самолеты — как куры ободранные, без опознавательных знаков. Вернемся ли? Просим командира дать машину, чтобы домой съездить хоть вещи взять. Приезжаем в гарнизон, а там возле каждого дома, несмотря на ночь, — толпа женщин. Они бросились к нам: «А мой где? А мой?.. » Ничего толком не можем ответить.
Забрали вещи, вернулись на аэродром. К утру поняли, что никакого вылета не будет. Но одна эскадрилья улетела в Моздок, людей нет, экипажи получились смешанные. Теперь здесь некомплект…
Я понял тогда, что мы к войне не готовы, потому что вылет с боевыми бомбами оказался для нас чем-то неожиданным.
- Сколько времени и куда вы обычно летали?
- Во время службы на Дальнем Востоке мы летали в район Алеутских островов, это вблизи западного побережья США, пять-шесть тысяч километров в один конец, — говорит подполковник Владимир Шквыра. — В условленном месте в определенное время нас встречали летающие танкеры. Надо было осторожно пристроиться сзади к танкеру и воткнуть штангу топливоприемника в гуляющий от завихрения воздуха конус шланга.
В первых самостоятельных полетах, бывало, после такой заправки у меня и ботинки были мокрые, и перчатки, и сам я был мокрый. Позже появился опыт.
- Только самолеты узинской авиабазы за сутки сжигали 2,5 тысячи тонн авиакеросина, — вспоминает бывший начальник службы ГСМ майор в отставке Виталий Вуйлов. — Ежедневно под разгрузкой у нас стоял эшелон из сорока 20-тонных цистерн. Ту-95 брал в баки 95-96 тонн, почти пять цистерн, их хватало примерно на 17 часов полета.
- В нашей дивизии второй полк заправляли в воздухе, так он летал по 30 часов, — добавляет майор Самсонов. — А был у нас и рекорд с двумя дозаправками — 37 часов 52 минуты в воздухе без посадки!
- У нас существовало такое выражение «сходить за угол», — говорит подполковник Владимир Шквыра. — Это означало взлететь с Узина или северного аэродрома, идти строго по меридиану вдоль границы с Норвегией, в Баренцевом море в районе острова Кильдин резко развернуться налево, обойти Исландию, Англию, идти на север Атлантического океана, где надо было обнаружить, условно уничтожить, сфотографировать американский авианосец
- Американцы поначалу считали свои авианосцы неуязвимыми. Думали, их невозможно обнаружить, — продолжает подполковник Шквыра. — И тут появились мы. В 80-х годах я первым пошел туда на ракетоносце Ту-95МС. Нас постоянно перехватывали парами истребители ВВС Норвегии, Великобритании, американцы… Порой подходили к нашему самолету на четыре метра. Иногда наглели, практически между нашими двигателями висели или впереди, что запрещено международными правилами полетов. Ведь у нас двигатель мог остановиться.
- Однажды во время полета в Северную Атлантику на радиотехническую разведку под нас подлез «Фантом», — рассказывает майор Татаренко. — Штурман быстренько открыл фотолюк и сфотографировал его. А он просит нас открыть бомболюки, показать, что там у нас. Показываем жестами, что не можем, дома будет «секир-башка». Он же продемонстрировал свое вооружение, позволил все сфотографировать.
Как-то мы полетели на Ту-95М устаревшего типа. А должен был лететь полк современных Ту-95МС. Но в Москве в последний момент переиграли и почему-то послали нас. Только мы повернули «за угол», там, в нейтральных водах нас встретил норвежский воздушный разведчик «Орион». Он, видать, поджидал «эмэсы», чтобы сфотографировать расположение антенн и ракеты. Но, увидев старье, расстроился — очень хамил и хулиганил в нашем боевом порядке.
Зато когда нас встретил старый знакомый перехватчик (а мы многих знали в лицо, помнили номера), он, поднырнув под фюзеляж, на ломаном русском промолвил по радио: «Ба-бу-шь-ка… » Они могли настраиваться на нашу волну. Отношения с летчиками вероятного противника были в основном нормальные, дружелюбные.
- А тот «Орион» наверняка что-то знал, — говорит подполковник Владимир Шквыра. — У них разведка работала не хуже нашей. Когда я служил на Дальнем Востоке, жена должна была родить. Перед моим вылетом положили в больницу. И вот возвращаюсь со стороны Алеутов над океаном, когда слышу в эфире: «Командира советского бомбардировщика старшего лейтенанта Шквыру Владимира Леонидовича поздравляем с рождением сына!.. » Вы верите, мы еще не знали, а там уже были в курсе…
- Во время таких длительных полетов вы хоть не голодали? Бортпайка хватало? Что вам давали?
- В бортпаек входили дольки лимонные, шоколад, соки, тушенка, галеты, сахар, соль… — вспоминает подполковник Шквыра. — Кое-что жены дома готовили. На Дальнем Востоке сало не в моде, его там не было. А когда я перевелся на Украину, с питанием стало лучше…
- Конечно, летчик должен хорошо питаться, — продолжает тему майор Татаренко. — Кроме физического и нервное напряжение, вибрация… После полетов на менее шумных реактивных бомбардировщиках в кабине турбовинтового Ту-95 я поначалу чувствовал себя, словно в бетономешалке.
Еда всегда находилась под рукой. Кушали по очереди с командиром. По мере надобности и когда условный противник не мешал. Если завтракали еще дома в Узине, то обедать приходилось уже где-то над Норвежским морем, между Шпицбергеном и Исландией.
Мой командир был большой шутник. Только передал мне управление и собрался перекусить, как возле нас завис «Фантом». Командир показывает Джону кусок сала и жестом приглашает «к столу», начинает есть сало. Тот шары выкатил, не понимает, что за продукт. Тоже смеется.
А году эдак в 1984-1985-м к нам в часть приехали из Москвы специалисты по питанию, авиационной медицине и физиологии, привезли новые образцы бортовых пайков. И начали расхваливать. Дескать, высококалорийны, малы по объему, не вызывают газовыделение…
Нам ведь даже алюминиевыми ложками запрещалось есть. Только из нержавейки… Перед полетом из рациона исключали капусту, фасоль, горох, черный хлеб. «А то мы знаем, товарищи летчики, ваши жены берут на базаре для вас сало и лук… » — назидательно так говорит москвич.
И тут поднимается пожилой командир экипажа, уже лет двадцать летал: «А вы знаете, сало, хлеб и лук меня в жизни не подводили. В отличие от бортпайков. Иногда тушенку открываешь — она зеленая… »
- Да, бортпайки часто подводили, — соглашается подполковник Шквыра. — Как-то мы всем полком летали. Более 20 экипажей! И всем в воздухе стало плохо. Один самолет садится, становится как попало, другой… Третий еще только заходит, а командир кричит по радио: «Ой, не могу!.. » И мы садимся, кое-как заруливаем, не успеваем люки открывать, все разбегаются по кустам. На мясищевских самолетах ведь туалета не было. Там по кабине не походишь, все члены экипажа привязаны к катапультным креслам.
Это на Ту-95 сами летчики придумали ставить позади кресел бочку-парашу… Впрочем, что вы хотите, кого волновали какие-то человеческие потребности, если, как правильно подметил Валентин Анатольевич Самсонов, к нашим бомбам парашюты никто не цеплял!
- А вы не могли потерять атомную бомбу, как американцы в 60-х годах возле берегов Испании, или бросить куда вздумается?
- Ну-у, боевых мы не теряли, — говорит майор Татаренко. — А вот «ляльку» один экипаж во время учений уронил в Каспийское море. Был скандал. И где-то в начале 70-х в нашей стране на ядерном оружии начали ставить систему кодирования и блокировки несанкционированного сброса.
Но получился парадокс. Начнись война, сообщить командиру экипажа по радио код команды на сброс было бы весьма затруднительно. После первых ядерных ударов воздух был бы настолько ионизирован, что все виды радиосвязи не работали бы.
Второй способ — вскрытие врученного командиру перед вылетом секретного пакета — это каменный век. Экипаж получал не сам код, а набор условных цифр, слов. И правый летчик (второй пилот. — Авт. ) должен был его расшифровать сложным криптографическим способом. Я пришел к выводу: «если завтра война», «изделие», как мы называли ядерный боеприпас, вряд ли было бы сброшено. И если бы даже бомба вдруг сама упала (вышли из строя держатели), она могла (и то не всегда) взорваться разве что как обычная тротиловая, потому что ядерный взрыватель всегда устанавливался на режим «невзрыва». Благодаря этому холодная война закончилась, если можно так выразиться, с минимальными человеческими потерями.
- И до сих пор догоняет тех, кто уходил на боевые вылеты, облучался, летая над эпицентрами ядерных испытаний, расходовал здоровье и нервы, прорываясь к американским авианосцам, — говорит штурман корабля подполковник Михаил Ханюков. — В Украине таких летчиков осталось не более ста человек. Но, в отличие от ветеранов дальней авиации России, мы не имеем статуса участников боевых действий.
Министерство обороны Украины не желает нас таковыми признавать. Хотя небольшие прибавки к пенсиям не разорили бы госбюджет.
Автор благодарит за содействие
в организации материала председателя
Совета ветеранов Вооруженных cил города Узин майора запаса Анатолия Геруса.