Десять лет назад, 17 декабря 1997 года, в авиакатастрофе под Салониками погибли все 66 пассажиров и 8 членов экипажа украинского самолета Як-42
В 1997 году дочь двукратного олимпийского чемпиона по биатлону Ивана Бякова 28-летняя Маша жила в Греции. Ее муж Володя Лобас тогда выступал за футбольный клуб Салоник, Маша вела домашнее хозяйство. Двоих детей супруги на время оставили у Машиных родителей в Киеве. Восьмилетняя Анечка ходила в школу, а по вечерам занималась танцами в ансамбле «Кияночка». Четырехлетнего Артура дедушка с бабушкой водили в детский сад.
Десять лет назад Маша прилетела в Киев еще в середине ноября — повидаться с родителями и решить свои проблемы. Договорилась с учителями пораньше забрать дочку с собой в Грецию — до начала зимних каникул оставалось десять дней. Обратные билеты были куплены еще в Греции на 17 декабря. Это был рейс Киев-Одесса-Салоники.
- Каким вам запомнился день отлета дочери?
- Погода 17 декабря 1997 года была примерно такая же, как и сегодня, — вспоминает старший тренер по зимним видам спорта Министерства семьи, молодежи и спорта Украины Иван Бяков. — Снега вроде бы тоже не было, когда мы вышли утром проводить детей в «Борисполь». Самолет вылетал из Киева где-то в районе восьми утра. Олег, муж Машиной подруги Татьяны, подъехал к дому к шести часам, чтобы успеть к 6. 30 на регистрацию пассажиров. Мы простились у подъезда и посадили детей в машину.
До сих пор помню, как маленький Артур сильно плакал: то ли не выспался, то ли у детей какое-то особое предчувствие… Я уже передавал его на руки Маше, а внук все плакал и никак не мог успокоиться.
- Маленькие дети обычно часто плачут…
- Нет, наш Артур не был плаксивым. Он по-взрослому самостоятельно занимался своими детскими делами. Даже в детском садике нянечка, бывшая учительница, мне как-то сказала: «Я таких спокойных малышей еще не встречала. Когда мы даем детям какое-то задание, они чуть-чуть позанимаются, а потом отвлекаются и разбегаются. А ваш Артур будет пыхтеть до тех пор, пока не соберет из кубиков нужное слово или рельсы для железной дороги».
Или еще один случай мне нянечка рассказала. Как-то садит она моего внука на горшок, а он ни в какую. «Артур, в чем дело?» — «А это не мой горшок, — отвечает. — Мой горшок номер 17».
- Перед отлетом из «Борисполя» Маша вам позвонила? Разговор был спокойным?
- Конечно. Просила, чтобы мы не волновались, мол, у них все в порядке. Во время пересадки в Одессе тоже звонила, сообщила, что рейс задерживается на какое-то время.
- Вы со спокойной душой проводили дочку и внуков?
- Маша часто летала, и мы с женой были спокойны — дочка была общительная, всегда умела находить общий язык с людьми. Подруг у нее было море. И в институте (Маша училась в Киевском институте физкультуры. — Авт. ) ее любили — она была активной, энергичной студенткой. Некоторые преподаватели даже не знали, что она моя дочь! Потому что Маша была на фамилии мужа Лобас.
Часто думаю, мог ли я предотвратить отъезд дочери 17 декабря. Это горе могло и не случиться, прояви я настойчивость. У Володи умерла бабушка, которая жила в Киеве. Зять не мог прилететь из Греции на похороны. У меня была такая мысль, чтобы Маша вместо Володи присутствовала на похоронах. Если бы я настоял, дочь сдала бы билеты и улетела бы через неделю (тогда самолет в Салоники летал лишь раз в неделю). Но я только предложил: «Позвони Володе, что он скажет». А Володя соскучился по жене и детям и не захотел, чтобы Маша задерживалась в Киеве.
- Как вы узнали, что самолет, в котором летели ваша дочь и внуки, разбился?
- Часов в десять вечера 17 декабря нам домой позвонил Володя: «Маша не прилетела! Вроде бы самолет посадили в Албании». Такую информацию сообщили всем встречавшим в аэропорту. Всю ночь зять нам регулярно звонил: «Папа, информации никакой нет».
Мне много приходилось летать, поэтому я сразу понял: когда самолет исчезает с экрана радаров, случилось что-то плохое… Дождался, пока жена приляжет, а сам встал у темного окна, и слезы потекли ручьем. «Неужели, — подумал, — беда случилась?» Вот я сейчас слез сдержать не могу, а тогда они прямо катились градом. Жена до последнего надеялась, что все будет нормально, мол, посадят, куда денутся.
Сейчас все суды уже прошли, вину диспетчеров установил греческий суд. Видимо, какой-то рейс другой фирмы должны были посадить первым, какой-то — вторым. И диспетчеры с нашими пилотами не поняли друг друга. Греки советовали сделать им еще один круг, а летчики первый раз летели в Салоники и не ориентировались в специфике местного аэропорта. Я по карте смотрел: если бы они пошли над морем, благополучно завершили бы круг. Но они взяли курс западнее и врезались в гору…
Еще два-три дня мы по-прежнему пребывали в неизвестности. Естественно, сна как и не бывало. Если бы нам тогда сказали, что самолет угнали, — это было бы счастьем. Наконец-то еще через два дня поступила информация от местных жителей, которые слышали взрыв в горах. В этом месте поисковые группы и обнаружили обломки самолета. Может быть, кто-то еще и оставался в живых, но снег и холод сделали свое дело…
На опознание ездил Володя вместе со своим другом из Сухуми, тоже футболистом. Маша сильно обгорела. Зять ее с трудом опознал по золотому кольцу. А дети лишь немного пострадали. Деталей Володя нам не рассказывал, сказал только: «Страшно смотреть… »
Наши три цинковых гроба привезли первыми. Пассажирским рейсом. Мы подошли к грузовому люку… Володя спустился по пассажирскому трапу. Своих детей мы похоронили на Берковцах.
- Какую страховку вы получили?
- До сих пор ведем тяжбу. Ведь каждая фирма имеет свою страховку. Наша была в Лондоне. Оттуда приехал представитель страховой компании, и вместе с адвокатом «Аэросвчта» они начали нас уговаривать не обращаться в суд: якобы, согласно варшавской конвенции, нам и так положены 20 тысяч долларов. Мы все же решили подать иск. И вот уже прошло десять лет, а мы так ничего и не получили. Суд определил, что виноваты и греческие диспетчеры, и наши пилоты. Поэтому мы подали иск к греческой службе авиадиспетчеров.
Так как в Греции такие вопросы решаются быстрее, Володя предъявил иск компании «Аэросвчт» и от своего имени, и от нашего. Мол, для нас получит деньги за Машу, а сам — за детей. Приблизительно в 1999 году он получил деньги. Нам выслал лишь небольшую часть. Я перевел по курсу греческие драхмы — на троих он получил где-то 300 тысяч долларов. А те, кто оформляли компенсацию через адвокатов в Украине, получили по 90 тысяч за каждого погибшего.
- Свое первое впечатление от знакомства с Володей помните?
- Маша и Володя вместе учились в 153-й киевской школе имени Пушкина, которая находится на улице Чорновола, напротив «Охматдета».
Жена не раз говорила мне, что Маша дружит с каким-то парнем. Тогда дочке было всего 18 лет! Однажды по дороге с тренировки (Маша занималась пулевой стрельбой у меня на спорткомплексе «Восход» в Дарнице, была, кстати, мастером спорта) я ее попросил: «Ты хоть покажи своего суженого. Как звать-то его?» — «Володя!» А у меня брат Володя, сын Володя, племянник Володя. Еще и зять будет Володя?
Посмотрел я на Володю. Вижу, парень самостоятельный, скромный, воспитывался без отца. Не красавец, не богатырь, зато играл за динамовский дубль. Раз человек занимается спортом, у меня это сразу же вызывает положительный настрой. Тем более что на базе «Динамо» на Нивках тренеры были что надо: и воспитывали, и наставляли. С распорядком там было очень строго. Если сбор в 9. 00, то никто никого не ждал, опоздавшие на тренировку добирались сами. Как-то Володя опоздал к отправлению автобуса на Белую Церковь. Пришлось мне подбросить его машиной. И как раз вовремя успели — тренер Владимир Онищенко только дал команду на построение: «Равняйсь! Смирно!» Словом, тренировка еще даже не началась.
Свадьбу праздновали в ресторане «Золотые ворота», что в здании Дома торговли. Приехали мои родственники — я родом из Кировской области. В нашей семье было шесть братьев и две сестры. После ресторана все еще вернулись к нам, на Косиора, и тут гудели до утра.
Пока семья дочки жила в Киеве, Маша работала завучем школы зимних видов спорта. Со временем Володя перешел в харьковский «Металлист». Потом, когда Леонид Буряк начал работать в тернопольской «Ниве», зять выступал за эту команду. В Тернополе дочка родила Артура, поэтому уже не работала, а занималась домом. Как только Буряк ушел из «Нивы», дети вернулись в Киев. И опять мы стали жить вместе — у нас была четырехкомнатная квартира на улице Косиора. У дочки была нормальная семья, хороший муж. Еще в советские времена они успели построить трехкомнатный кооператив на Позняках.
В 1994 году Володю пригласили в Македонию, где он начал играть за команду Скопле. Через полтора года Олег Блохин, который тогда тренировал греческий «Олимпиакос», поспособствовал переходу Лобаса в футбольный клуб Салоник. Жили они хорошо. На все наши расспросы Маша отвечала: «Папа, не волнуйся, все нормально!»
- Вам Маша снится?
- Очень часто. Первый сон до сих пор помню: сплю и вижу ребят из ее спортивной группы и стену высотой метров шестьдесят, по которой на веревке спускается моя дочь. Вдруг веревка кончается, а ей не хватает до земли метра три-четыре. Мой ученик Миша, такой немного неуклюжий, говорит: «Маша, подожди, я тебе помогу!» «Миша, ты не тяни руки! — говорю. — Лучше я сам сделаю». Подставил лестницу и снял дочку.
Часто снится, что Маша сообщает: «Я в заложницах!» Вроде бы я туда прилетел и иду по городишку. Смотрю, в каком-то дворе моя Маша: «Маша, что ты тут делаешь? У тебя могут быть неприятности». А дочь отвечает: «Никто об этом не знает. Только я и Володя. Мы договорились, чтобы никто не знал, что я исчезла. Год или два я буду здесь». Я думаю: «Хорошо, тогда не буду мешать».
Или снится, как я прихожу домой, а Маша дома. И я боюсь эту ауру спугнуть, чтобы не нарушить наше счастье. Но все-таки решаюсь подойти и спросить: «Где ты так долго была?» — «Мне приходилось много работать — приехать не за что было». — «А почему ты одна?» — «Да с Володей у нас не получилось, поэтому я и не хотела вам сообщать».
Детвора тоже часто снится. Как будто Артур и Аня купаются в небольшом бассейне, плещутся и веселятся, а потом собираются выходить и не могут. Я им подаю руку, но вода уходит и уносит внуков за собой.