27-летний спецназовец Виктор после аварии пролежал в коме двенадцать дней. Перенеся несколько операций, он теперь думает возобновить занятия… боксом — в них нагрузки на сломанную ногу меньше, чем в рукопашном бою
— Вот приходится опять ложиться в клинику, — говорит Виктор, с которым я встретилась недавно в столичном Институте травматологии и ортопедии АМН Украины. — Сломался один из титановых штырей, которые входят в конструкцию аппарата, фиксирующего правое бедро.
«Такой мужчина не один штырь мог сломать», — подумала я. Виктор весит больше ста килограммов при росте 1 метр 96 сантиметров.
— Я собирался поехать в Одессу к своей бабушке, которая была при смерти, — вспоминает Виктор. — На дороге не было машин, впереди меня ехал только таксист. Но вдруг он резко затормозил, а я, чтобы не врезаться в него, начал выворачивать руль. На перекрестке пришлось уворачиваться еще от одной машины — так я врезался в дерево. Мой автомобиль разбился вдребезги. Никакой боли я не почувствовал, хотя все лицо было изрезано осколками стекла, головой я прогнул крышу. К машине начали подбегать люди, чтобы мне помочь, а я говорил, мол, ничего серьезного не случилось. Тогда еще не знал, что моя правая нога сломана — она так и осталась на педали тормоза и была зажата.
«Скорая помощь» привезла Виктора в дежурную больницу на правом берегу Днепра.
— Помню, как меня положили на операционный стол и стали разрезать джинсовый костюм, — рассказывает мужчина. — А я кричал: «Что вы делаете, я его только недавно купил!» Потом мне ввели обезболивающее. Проснулся я только через 12 дней в реанимации Института травматологии и ортопедии.
— Виктора привезли к нам на вторые сутки после травмы, — вспоминает заведующий клиникой балетной и спортивной травмы доктор медицинских наук профессор Александр Коструб. — Состояние парня было крайне тяжелое. В дежурной больнице его прооперировали: поставили на сломанную кость бедра пластину, а при открытом переломе, когда есть воспаление, этого делать нельзя. Виктор потерял больше двух литров крови, и нам пришлось хорошо потрудиться, чтобы спасти пациента.
— Друзья-спецназовцы сразу пришли на помощь моему мужу, — говорит Татьяна. — Пока Виктор находился в коме, ему требовалась донорская кровь. Его сослуживцы, у которых была третья группа крови, строем ходили в больницу — добровольцев было 16.
— Когда после аварии меня вытянули из машины, я увидел, что правая нога просто болтается, — вспоминает Виктор. — Понял: у меня перелом. Уже на операционном столе окровавленными руками достал мобильный телефон и позвонил жене.
— Я гостила у родителей за Киевом, когда позвонил муж и сказал, чтобы я срочно ехала домой, — рассказывает Татьяна. — Меня встретил друг Виктора. Он сказал, что муж попал в аварию. По профессии я медик, поэтому, когда приехала в больницу, поняла, что ситуация критическая. Врачи объяснили, что поставили мужу пластину на место перелома. После операции Виктор с нами разговаривал, даже шутил, хотя сейчас этого не помнит. Я перевезла его в Институт ортопедии, где через двое суток он отключился.
Первые дни весь персонал отделения реанимации боролся за жизнь Виктора.
— Кроме открытого перелома бедра, у пациента были закрытая травма грудной клетки, ушиб-сотрясение и кровоизлияние в головной мозг, множественные ушибы по всему телу, — рассказывает заведующий отделением анестезиологии и реанимации Института травматологии и ортопедии АМН Украины кандидат медицинских наук Анатолий Циба. — В течение первых двух суток у него развился так называемый дистресс-синдром, или «шоковое легкое». Это привело к острой дыхательной недостаточности, гипоксии, возникла мозговая кома.
Александр Коструб показывает снимки Виктора: пластина, которая несколькими штырями прикрепляется прямо к кости, наложена на место перелома.
— Мы не могли делать операцию, пока Виктор находился в коме, — говорит Александр Коструб. — Самое страшное, если бы бедро начало гноиться из-за неправильно сделанной операции — тогда мужчину бы не спасли. К счастью, благодаря сильнодействующим препаратам начинающееся воспаление удалось остановить.
— В подобной ситуации больному необходимо дать покой, то есть вызвать медикаментозный сон, чтобы мозг быстрее восстанавливался, — говорит Анатолий Циба. — Мы вводили лекарства и смотрели, есть ли улучшения. Виктор был подключен к аппарату искусственного дыхания, и если аппарат фиксировал вдох больного, то автоматически отключался, если же нет — делал вдох за него. Через пять дней мы сделали Виктору трахеостомию (вывели трубочку для дыхания через трахею). Хорошо, что у пациента не приостановилась работа желудочно-кишечного тракта, иначе пришлось бы кормить его с помощью внутривенных вливаний. А так мы Виктора кормили через желудочный зонд.
На седьмые сутки у мужчины появились непроизвольные движения, а на десятые он уже откликался на просьбу врачей открыть глаза.
— Когда пациент пришел в сознание, я, чтобы оценить состояние, задавал ему вопросы, — рассказывает Анатолий Циба. — Он в ответ качал головой — «да» или «нет». «Тебя зовут Виктор?» — кивает «да». — «Ты лейтенант?» — «Нет». — «Старший лейтенант?» — «Да».
— Я находилась рядом с мужем, когда он вышел из комы, — говорит Татьяна. — Он был растерян, не понимал, где находится, начал рваться домой. Говорить не мог из-за трубки, поэтому писал на листочке. Спрашивал, почему он в больнице. Не мог поверить, что пролежал в коме столько времени.
… У Виктора на правой кисти я замечаю деревянный крестик.
— Жена с тещей повесили его на шею, когда я был в коме, — говорит Виктор. — Но после того, как мне поставили трахеостому, крестик пришлось перевесить. Теперь я с ним не расстаюсь. Правда, когда выйду на работу, придется снять. Нам не разрешается. Служба опасная, мы обеспечиваем порядок на различных концертах, футбольных матчах. А с фанатами иногда приходится трудно.
Когда Виктор окреп, ему предстояла операция на бедре: необходимо было заменить пластину на аппарат внешней фиксации.
— Мы удалили часть неживой кости и воспаленные ткани, закрепили верхнюю треть бедра с помощью титановых стержней: они выходят наружу и закрепляются специальными дугами, — говорит Александр Коструб. — Заведующий реанимацией сам проводил анестезию, так как хорошо знал пациента. Операция прошла успешно, через два месяца на снимках мы увидели, что костная мозоль образовалась хорошая и кости у Виктора скоро срастутся.
— Во время операции я не спал — просто не чувствовал нижнюю половину своего тела, — вспоминает Виктор. — Я даже отодвинул занавесочку, которая находилась передо мной, и спросил: «Может, помочь чем-нибудь?» После того как меня выписали, я больше не мог лежать ни секунды. Постоянно ходил вокруг дома, забирал четырехлетнего сына Ярослава из садика, в общем, разрабатывал ногу как мог. Наверное, поэтому титановый штырь не выдержал и сломался, теперь придется его заменить.
— А как ваш сынишка реагировал на то, что вы попали в аварию? — спрашиваю я.
— Жена все ему рассказала, и когда я немного окреп после операции, он пришел ко мне в больницу, — вспоминает Виктор. — Зашел в палату, по-деловому потрогал меня и сказал: «Ты скоро выйдешь отсюда, папа!» Сын не плакал, говорит жена, держался, как мужичок. Я и не сомневался, ведь сколько работаю в органах, столько занимаюсь боксом, тайским боксом и рукопашным боем. Сына всегда беру с собой на тренировки. Приучаю к спорту, чтобы он мог постоять за себя. Ярославу очень нравится моя форма, особенно шлем. Всегда просит его поносить.
После второй операции Виктору сказали, чтобы он поберег ногу еще четыре месяца, пока ему не снимут аппарат. Но парень спорт бросать не собирается.
— Может, опять боксом займусь, — говорит Виктор. — Там нужно меньше работать ногами.