Ровно 20 лет назад ушла из жизни известная советская фигуристка Из досье «ФАКТОВ» Пахомова Людмила Алексеевна родилась 31 декабря 1946 года. Умерла 17 мая 1986 года. В 1970 году стала заслуженным мастером спорта, в 1984-м — заслуженным тренером СССР. Чемпионка Олимпийских игр (1976 г. ), неоднократная чемпионка мира и Европы (1970-1976 гг. ), СССР (1964-1975 гг. ) в спортивных танцах на льду (с Виктором Рыжкиным — в 1964-1966 гг. , с Александром Горшковым — с 1969 г. ).
Людмила Пахомова — символ целой эпохи, в которой фигурное катание было культовым видом спорта. Двадцать лет назад легендарной фигуристки не стало. Буквально за полгода она сгорела от рака… Проводить великую спортсменку в последний путь пришло столько людей, что руководителю Спорткомитета и главе Олимпийского комитета, приехавшим попрощаться, пришлось два часа стоять на улице. Свою книгу «Монолог после аплодисментов» Людмила Пахомова успела закончить незадолго до смерти. Она очень торопилась…
Людмила Пахомова и Александр Горшков — первые в истории Олимпийских игр чемпионы в спортивных танцах на льду. Интересно, что этот блистательный дуэт мог и не состояться. Она уже была участницей мировых и европейских соревнований, чемпионкой Союза в танцах и в одиночном катании, а он после долгих лет тренировок по-прежнему оставался середнячком.
- Однажды я пришла на «Кристалл», когда там тренировался Саша Горшков, — вспоминала в книге «Монолог после аплодисментов» Людмила Пахомова. — Мы были с ним знакомы. В мой последний сезон партнерства с Рыжкиным его пригласили в ЦСКА в пару к Ире Нечкиной. Они тренировались, а я на него посматривала. Смотрела без особого интереса: катается себе парень и катается. Дождавшись конца тренировки, подошла к нему и спросила: «Хочешь со мной кататься?»
Я понимала, что значит для Саши мое предложение и как ему трудно решить. Только что он перешел в ЦСКА. Его и Нечкину тренировал Рыжкин. И вдруг ни с того ни с сего бросить все — партнершу, тренера. Но с другой стороны, кататься в паре с чемпионкой Союза, участницей чемпионатов Европы и мира было заманчиво.
Сказала: «Ты подумай. С ответом не спеши. Сам знаешь, ни в каком клубе я не числюсь. Тренера тоже нет. Такая, как сейчас, я никому не нужна. Если надумаешь, позвони».
Он позвонил, сказал, что согласен. И мы начали работать. Где? Где пустят. На «Кристалл» мы приходили в восемь утра. С одними откатаемся, потом следующие начинают тренировку, мы и с ними откатаемся. Ничьи. Ни с кем. Я была и своим, и его тренером. У меня, как говорят, выросли крылья.
Саша создал очень интересный образ партнера, тип этакого джентльмена. Не случайно он всегда танцевал во фраке. Англичане называют такой стиль «хэнсэм» — красота поз, линий. Красота именно мужская, строгая, холодная, подчеркнутая некоторой церемонностью. Мне это нравилось. Думаю, и Саше была нужна именно такая партнерша, как я.
«Соловей», «Вдоль по Питерской», «Озорные частушки», вальс из «Маскарада», «Аргентинское танго», «Кумпарсита» — незабываемые композиции, созданные Пахомовой и Горшковым на льду. А ведь Людмила Пахомова могла и не стать фигуристкой. Она родилась в семье Героя Советского Союза, полковника авиации. Отец хотел, чтобы дочь стала… парашютисткой. Но у Милы была другая судьба. Она начала заниматься фигурным катанием на стадионе юных пионеров в Москве.
- В секцию фигурного катания меня привели не отец и не мать — бабушка, — рассказывала фигуристка. — И с первой же тренировки меня выставили. За то, что ботинки черные. А белых тогда было не достать. Уж и не помню, что мы придумали, как вышли из положения… На своем первом чемпионате мира я выступала на коньках, которые мне сделал отец Лены Щегловой. У нас не было танцевальных коньков отечественного производства. Так вот, у меня были коньки, переделанные из одиночных, — распиленные, укороченные, запаянные. Я так старалась садиться, чтоб ноги можно было спрятать — не хотелось привлекать внимание к конькам. Но, наверное, их все же рассмотрели. Англичане, тренеры Арнольд и Джордж Гершвиллеры, подарили мне коньки танцевальной фирмы «Вильсон». Я встала на них в 1966 году, когда начала кататься с Горшковым…
Уже в 1969 году Пахомова и Горшков выиграли «серебро» чемпионата мира, а в 1970-м стали первыми советскими фигуристами, завоевавшими чемпионское звание на первенствах мира и Европы.
Их блестящую карьеру одним махом мог перечеркнуть инцидент, случившийся на чемпионате мира в Калгари. Говорят, произошедшее было провокацией по отношению к советским спортсменам. Накануне выступления в произвольной программе Людмила и Александр чем-то сильно отравились во время обеда. Врач сборной напичкал их лекарствами, но на ноги все же поставил. Перед выступлением фигуристы были едва живы…
Вспоминают и такой случай, когда на турнире «Пражский конек» Людмила на всем ходу врезалась в конек партнера, но выступление продолжила. Только после того, как на табло высветились оценки, «скорая помощь» отвезла спортсменку в больницу. Ботинок был полон крови….
Однажды фигуристов в Москве пригласили в ресторан на ужин с американским бизнесменом Морисом Чалфингом, владельцем самого известного ледового шоу, которое называлось в те времена балетом на льду. Кто-то в шутку предложил американцу заключить со спортсменами контракт. Чалфинг достал блокнот, сделал какие-то расчеты и пообещал платить 9 тысяч долларов в неделю. Что делать? Нужно как-то выкручиваться. «Они согласятся только на 10,5 тысячи долларов», — сказала тогдашний директор московского Дворца спорта. «Я и так предложил очень большую сумму. У меня никто из спортсменов столько не получает!» — возмутился бизнесмен. «Сделка» сорвалась.
- Во время крупных турниров за рубежом, — писала в своей книге Пахомова, — к нам подходили, чтобы просто познакомиться, поговорить. Не потому, что мы Пахомова и Горшков, а потому, что мы русские. Чаще всего это происходило в Америке. На обычные вопросы: «Как живете?», «На что живете?», «На какие средства куплены костюмы?» — отвечала: «Я студентка. Костюмы нам сшила моя мама». — «О! Мама! Вам повезло. А у нас шить очень дорого. Мы покупаем в магазине». Простые люди дарили сувениры, значки, конфеты, плошки-ложки…
Но самый памятный подарок Людмила и Александр получили в Швейцарии в 1976 году, когда выиграли чемпионат Европы в Женеве. Спортсменам тогда вручили необычные часы — настоящий перпетуум-мобиле. Эти часы идут в доме фигуристов, не останавливаясь, уже 30 лет.
А с чемпионата мира в Братиславе спортсмены привезли две огромные вазы (с метр высотой) по 20 килограммов каждая. В Москву подарок доставил супруг тренера фигуристов Анатолий Чайковский. Пахомова и Горшков из Чехословакии сразу отправились в турне…
Одним из самых трудных для фигуристов стал 1975 год.
- Саша перенес сложную операцию и, еще не совсем оправившись, поехал в Америку, — вспоминала Людмила Алексеевна. — Турне нам очень нелегко далось. К тому же я подбила его на тренировке. Мы упали на лед, и он, чтобы я не разбилась, удерживал меня двумя руками, а сам проехал лицом по льду чуть не половину площадки. Всю кожу содрал, а вечером выступать. По свежей ссадине я его гримировала. Хорошо еще, что мумие с собой привезли. Намучился он, настонался, но, слава Богу, все затянулось, зажило, без болячек обошлось…
Вернулись мы, наконец, домой едва живые. Нам говорят: «Собирайтесь в Сибирь». У нас всегда в конце сезона бывали большие турне по городам Сибири. Прилетели в Кемерово. Открытый каток. Снег валит. Люди под зонтиками стоят. Раздевалка — такая теплушечка крохотная: обогреватели, самовар, раскладушки и шерстяные одеяла, в которые мы кутались. Мороз лютый. Лица у всех синие. Выступали кто в чем: в варежках, в свитерах, в платках мохеровых. Мы с Сашей такого себе позволить не могли. Лак на волосы, зализать, закрепить, декольте и… вперед. Четыре биса. Да еще после никак не могли прорваться в свою теплушку — автографы раздавали.
В том же году Саша заболел. У него был спонтанный пневмоторакс и разрыв легочного кровеносного сосуда. Но диагноз поставили не сразу. Сначала — по характеру болевых ощущений — предположили одну из форм радикулита. Врач сборной посоветовал горячую ванну. Стало хуже. Начали втирать тигровую мазь — еще хуже. Тогда стало ясно, что это не радикулит. Саша отчасти и сам был виноват. На боль он пожаловался не сразу. Лечь на обследование в больницу отказывался.
На третьи сутки Чайковская повезла нас к сердечных дел мастеру. Он раздел Сашу, постукал пальцами. И сказал: «Молодой человек, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. Вас надо показывать студентам и говорить: этот молодой человек давно должен был умереть. Почему он до сих пор жив — науке не известно». Мы стоим с Чайковской ни живы ни мертвы. «Понимаете ли, уважаемые дамы, — обратился к нам с Чайковской профессор, — у него сердце с правой стороны. А левая половина груди заполнена жидкостью. Везите его немедленно в больницу».
Всю ночь над Сашей колдовали врачи и сестры. Операция длилась четыре часа. Саша потерял очень много крови. Сделали переливание — поднялась температура. Оказалось, у него аллергия на консервированную кровь. Стали срочно искать донора. Новое осложнение — образовался тромб. Что делать? Профессор Перельман раздобыл какое-то очень дорогое лекарство, разжижающее кровь. В общем, даже вспоминать страшно…
На третий день после операции Саша встал. На пятый — стал ходить. Врачи вызвали меня и предупредили: «Людмила Алексеевна, запомните, в ближайшие 10 лет самая большая нагрузка для вашего мужа — это с авоськой в булочную».
Выйдя из больницы, Саша провел дома три дня и пошел на тренировку. Катался, держась одной рукой за борт. На третью нашу тренировку приехали врачи. Мы прокатали перед ними половину произвольного танца. Все поддержки прямо на ходу перекидывали на правую руку, левая совсем была слабая. Он вообще был еще слаб, от Саши, как говорят, осталась половина. Врачи сказали, что Горшков сошел с ума, что он, видно, хочет умереть. А Перельман дал письменное заключение: «Может ехать на чемпионат мира. Вопрос о выступлении решить на месте».
Мы прилетели в Колорадо-Спрингс, догоняя команду. Прошло всего три недели после операции. Широко о болезни Саши не было известно: сказали, что грипп. Саша переодевался для тренировки дома, чтоб никто не увидел шва. На льду мы подолгу не задерживались. Через какое-то время, чтобы иметь ясное представление о том, какую нагрузку мы можем выдержать, поехали на каток, расположенный в горах выше Колорадо. Покатались совсем немного, Саша был на грани обморока. Мы поняли, что произвольную программу не дотянем до конца. Есть вещи, не зависящие от человеческой воли…
Кстати, на лед Александр Горшков в Колорадо-Спрингс таки вышел, но только в показательных выступлениях, исполнив с Людмилой новый танец «Романтика».
- У нас с Сашей сложилось так, что ничего внешне не изменилось от того, что мы стали мужем и женой, — вспоминала спортсменка. — Моя мама взяла на себя все заботы о доме. Утром вставали — был готов завтрак. Завтракали — уходили на тренировку. Приходили — уже готов обед. Обедали, отдыхали, уходили. Уже все было вымыто, поглажено, постирано. Бытовой стороны семейной жизни я не знала, пока мы катались. Первый свой обед я приготовила в 30 лет. Еле уговорила тогда маму поехать отдохнуть на дачу, потому что она боялась, что мы без нее с голоду умрем. Оставила мне список, что купить, и подробную инструкцию: каким маслом полить, как положить курицу на сковородку и что внутренности из нее надо сначала вынуть.
Я достала бабушкину поваренную книгу. Стала изучать, как варить борщ. Долго пыталась разобраться в названиях частей мяса, которые там упоминались. Выяснив, наконец, что нужно для борща, поехала на рынок. Когда я сказала продавцу в мясном ряду, какое мясо мне нужно, от какой части коровы, он принялся хохотать. Даже он не знал, как какая часть туши называется. Потом спросил: «Вам для чего мясо?» — «Для борща»…
Мы закончили выступать, а времени для дома не прибавилось. Был очень короткий период, когда я попробовала стать просто женой. Саша пошел на работу, а я осталась дома, что было вполне естественно для женщины, которая ждет ребенка. Родится малыш, размышляла я, и забуду фигурное катание. Оказывается, я себя плохо знала. Я уже изнывала от тоски. Саша на работе, а я сижу целый день у дверей и, как собака, вою. Весной Виктор Иванович Рыжкин предложил мне работать в ЦСКА тренером. Осенью, прямо с тренировки, меня отвезли в роддом. Я даже не знала, что рожать пора…
Дочь Юля родилась в 1977 году. Практичес-ки все заботы о ребенке легли на плечи бабушки. Сама же Пахомова с головой ушла в тренерскую работу — она просто не могла сидеть дома. С 1978 года работала тренером сборной СССР…
Беда пришла в 1980 году. У Людмилы обнаружили рак лимфатической системы. От нее никогда ничего не скрывали. На солидном врачебном консилиуме спортсменке заявили: если хотите жить, надо серьезно лечиться. Химиотерапия, облучение, операции… Пахомова не сдавалась и в промежутках между курсами лечения находила силы для тренировок, соревнований, сборов. Она просто не могла жить без льда. Даже в последние месяцы, когда лежала под капельницей, мысли ее были об учениках. У нее была тетрадочка, в которую она записывала задания.
- 31 декабря 1985 года у нее был последний день рождения, — вспоминал в одном из интервью Виктор Рыжкин. — Я приехал к ним с Сашей прямо с катка «Кристалл». Было страшно холодно, я чуть ли не в валенках был. Мы танцевали с ней. И я даже не заметил, что на голове у нее уже парик, после химиотерапии…
Последние шесть месяцев своей жизни Пахомова провела в больнице. За это время она успела… написать книгу. До последней минуты врачи, сама спортсменка, ее родные и близкие продолжали бороться со страшной болезнью…
Юля после смерти мамы жила у бабушки. Мать Людмилы Пахомовой отрицательно отнеслась ко второму браку Александра Горшкова с переводчицей, работавшей в посольстве Италии. В феврале 1993 года бабушка умерла, и Юля переехала к отцу. В 18 лет она уехала во Францию учиться на модельера. Потом вышла замуж за француза. Брак, правда, вскоре распался, но Юля осталась жить во Франции. И только недавно вернулась в Россию, где работает в компании «Боско Чильеджи».