23 мая выдающемуся шахматисту исполнилось 55 лет Я знал, что застать Карпова в его московской квартире можно лишь ближе к полуночи. К тому же домашние Анатолия Евгеньевича уехали за город, и 12-й чемпион мира смог не спеша ответить на вопросы корреспондента «ФАКТОВ». Несмотря на столь поздний час, наш телефонный разговор несколько раз прерывался звонками на мобильный экс-чемпиона мира, и Карпов вежливо всех просил перезвонить чуть позже.
- За что выпьете в день юбилея, Анатолий Евгеньевич?
- За удачу. В детстве я лишь каким-то чудом остался жив. Совсем маленьким перенес тяжелейшую форму коклюша: терял сознание, задыхался, изо рта шла пена. Медицина, как водится, была бессильна, и врач сказала об этом маме. Спасли меня бабушки по отцовской и материнской линии. Они настояли на том, чтобы меня немедленно крестили, потому что хоронить некрещеного ребенка — не по-христиански. Бабки хорошо знали попа и изложили ему ситуацию. «Все сделаю как надо, а там Господь рассудит», — ответил батюшка. В нетопленой церкви стоял жуткий холод. Представляете, какой была вода в купели? А батюшка окунул меня туда с головой. Я заорал на всю церковь, а поп засмеялся: «Будет жить!» Вскоре я пошел на поправку.
- Слухи о том, что вы вот-вот умрете, ходили и во время матчей на первенство мира…
- Не только у болельщиков, но даже у родных и близких мой образ был связан с хилостью и болезненностью. Возникла даже теория, что физическая немощь помогает мне побеждать. Ерунда какая-то! После того как проиграл Каспарову, я понял, что если хочу по-прежнему выступать на высшем уровне, то мне просто необходимо уделять внимание собственному здоровью. Стал плавать, играть в теннис. Летом бегал трусцой, зимой ходил на лыжах. Постепенно обрел гармонию тела и духа. К концу первого матча на первенство мира я весил всего 47 кг. Те-перь же к каждому последующему поединку прибавлял ровно по три килограмма.
- А сейчас сколько весите?
- Семьдесят два с половиной кг. При росте 171 сантиметр многовато, конечно. К сожалению, недавно я переболел гриппом, который дал осложнение на ногу, и своей физической формой сейчас почти не занимаюсь.
- Говорят, что добиться самых больших успехов вам помог Брежнев.
- С Леонидом Ильичем я встречался только один раз. После матча на Филиппинах он награждал меня орденом Трудового Красного Знамени, а орден Ленина за вторую победу над Корчным мне вручал Василий Кузнецов (первый заместитель председателя президиума Верховного Совета СССР. — Авт. ). Брежнев в то время был уже тяжело болен. А вот другой влиятельный член Политбюро — бывший первый секретарь ЦК Компартии Азербайджана Гейдар Алиев — в ход борьбы вмешивался, причем на стороне моего соперника. Незадолго до смерти Алиев признался, что именно по его настоянию был прекращен наш первый матч с Каспаровым.
- Спецслужбы, как известно, тоже не обходили стороной поединки за шахматную корону.
- Во время обоих матчей с Корчным тщательно проверялись все помещения, в которых жила советская делегация. Ведь поставить в гостиничных апартаментах прослушивающее устройство или видеокамеру — раз плюнуть. Поэтому в самой просторной комнате коттеджа, где мы жили, сотрудники КГБ ставили палатку. И в этой полностью изолированной от внешнего мира палатке мы с тренерами занимались шахматами.
- Ваши матчи запомнились также скандалами с экстрасенсами.
- Во время решающей, проигранной мною партии с Каспаровым, я действительно почувствовал, что на меня оказывается энергетическое воздействие. Я даже заметил этого человека в зрительном зале. Оказалось, это был Тофик Дадашев — в то время один из самых знаменитых в мире парапсихологов. Два года спустя, разругавшись с Каспаровым, Дадашев пришел ко мне извиниться.
- У вас ведь тоже был свой медиум — доктор Зухарь?
- Легенду о гипнотических способностях моего помощника придумал Корчной. На самом деле профессор Зухарь работал с космонавтами. Он был специалистом по сну и по изучению во сне иностранных языков. Интересно, что позже профессор перешел в команду Каспарова. Зухарь даже появился на нескольких партиях нашего матча, но поскольку я знал все его способности, на меня это никакого впечатления не произвело.
- Кто оплачивал услуги тренеров и психологов?
- Все мои поездки и тренировочные сборы оплачивало государство, но при этом забирало в казну львиную долю гонораров. Я подсчитал, что до распада СССР отдал стране три миллиона долларов. Официальный призовой фонд каждого из московских матчей с Каспаровым составлял 1 миллион 120 тысяч долларов. С этой же суммы платились и отчисления в ФИДЕ. На самом же деле разыгрывались 90 тысяч рублей. В 1986 году мы пожертвовали весь призовой фонд — 650 тысяч долларов — на помощь пострадавшим от Чернобыльской катастрофы.
- Правда ли, что, когда вы были ребенком, ваша семья долгое время очень бедствовала?
- Особенно тяжелыми были три года, когда папа учился в Москве в Высшем техническом училище имени Баумана, а мама не работала — сидела с двумя детьми. Отец получал стипендию от завода — 700 рублей старыми деньгами. Половину оставлял себе, половину высылал нам в Златоуст. Прожить на эти деньги было просто невозможно, поэтому мама подрабатывала — шила по ночам. Выручала нас картошка, и всегда были овощи, из которых мама каждый день варила свежий суп. Помню, когда мне было лет пять, одной из соседок по коммуналке прислали из Москвы простенький шоколадно-вафельный торт. Каждому из нас она дала по кусочку. До сих пор помню этот вкус. С одеждой была та же история. Сестра Лариса старше меня на пять лет, и мне приходилось донашивать ее платья. Правда, только дома и лишь когда был дошкольником. Помню, платья были очень красивые и удобные. Мама шила их сама, вкладывая в работу всю душу. Вот когда отец стал главным инженером на патронном заводе в Туле, наша семья наконец-то узнала, что такое материальное благополучие.
- Каким был ваш вклад в семейный бюджет?
- Когда я стал мастером спорта — одним из самых молодых в стране, то получал
92 рубля. Когда через два года стал гроссмейстером, стипендию повысили до 130. Еще через два года в составе сборной СССР мне платили уже 200 рублей.
- А призовые?
- Например, в 1971 году призовой фонд четвертьфинального матча претендентов на первенство мира между Геллером и Корчным составлял всего лишь 150 рублей: 90 — победителю, 60 — проигравшему. Все изменилось с появлением Фишера, потребовавшего резкого (в сотни и тысячи раз) увеличения гонораров шахматистам. И уже через три года за выигрыш такого же претендентского матча я получил 1200 рублей. За победу в полуфинале — полторы тысячи, а в финале — 1800 рублей. А когда для международного турнира всех звезд в Москве в 1981 году был установлен первый приз в две тысячи рублей, это вообще стало событием для советских шахмат.
Первый мой валютный приз — 70 долларов за победу в юношеском чемпионате Европы. Они и сейчас у меня перед глазами — эти семь потертых десятидолларовых купюр. Потом Чехословакия — 200 инвалютных рублей.
- Что купили на эти деньги?
- Маме — сапоги, а себе — магнитные шахматы за 26 крон (три рубля по тем деньгам). А когда на турнире в Венесуэле я выполнил норму гроссмейстера и получил
433 доллара, то почувствовал себя настоящим богачом. Помню, тогда купил маме серебряную брошь в виде орхидеи — национального венесуэльского цветка. Отцу же на один из первых гонораров привез материал на костюм — английскую шерсть.
- Недостатка в поклонницах, надо полагать, у вас не было?
- Любительниц выгодно выйти замуж хватало. В какой-то момент я стал гнать от себя любые мысли, связанные с браком. Но когда умер тренер, а потом отец, я задумался о создании семьи. С Ириной я был знаком пять лет. Через год после свадьбы родился Анатолий-младший, и жена захотела, чтобы я сидел дома, как все «нормальные» мужья. Кризис в семейных отношениях продолжался два года, а потом мы окончательно расстались.
- Сын остался с матерью?
- Виделись мы с Толей редко, сейчас гораздо чаще. Сына я хорошо запомнил маленьким. Он рано научился играть в шахматы, потом вдруг потерял к ним интерес. Наверное, я допустил педагогическую ошибку, потому что выиграл у него несколько партий подряд. Помню, Толик сказал: «Папа, ты хитрый, с тобой играть не интересно». Его больше влекли винтики, шурупчики, и сын с удовольствием возился вместе с дедом у верстака. Сейчас Анатолию 26 лет, он получил хорошее образование и успешно работает в области компьютерной графики.
- У вас новая семья?
- Наташу я просто не мог не заметить — настоящая русская красавица. Оказалось, что у нее еще и доброе, отзывчивое, мягкое сердце. Разница в возрасте у нас 12 лет. Я ее очень люблю и очень ей сочувствую. Понимаю, как непросто интеллигентной и лиричной женщине (Наташа — искусствовед и занимается организацией выставок) уживаться с таким деловым человеком, как я. Наша дочь Сонечка характером пошла в маму. Животных обожает безумно. Спрашиваю: «Каких зверюшек больше всего любишь?» Дочка отвечает: «Кошечек, собачек, коровок, козочек. Всех люблю!» Кукол она не признает вообще, и мы дарим ей игрушечных зверей. В школу она страшно рвется, осенью собирается в первый класс. Недавно после собеседования с учительницей Сонечка пришла домой и спрашивает: «Мама, а в школу надо будет ходить и в ноябре?» Наташа удивилась: «Да, доченька». — «Но в ноябре же темно и холодно». Малышка думала, что в школу ходят, только когда на дворе хорошая погода.
- Однажды вы мне рассказали, что из-за ваших частых разъездов дочка думает, что ее папа работает летчиком.
- Неделю назад Сонечка опять упрекнула меня: «Папа! Создается такое впечатление, что у тебя вся жизнь проходит в самолете». Так что придется мне исправляться…