Ровно 50 лет назад, в октябре 1956 года, из Казахстана вернулся последний эшелон киевских участников уборки рекордного урожая хлеба Гимн колымских заключенных — блатную песню «Ванинский порт» — киевские студенты впервые услышали… на целине. В кустанайской степи, куда они приехали в 1956-м помогать собирать рекордный урожай, находился лагерь для заключенных: бараки, кухня, мастерские, охрана. В сумерках, где-то около девяти вечера, многотысячный мужской хор выводил: «Я помню тот Ванинский порт и крик парохода угрюмый. Как шли мы по трапу на борт, в холодные мрачные трюмы». Причем голоса пели слаженно, мелодично, так, что брало за душу. Студенты слушали с удовольствием, раскрыв рты… Об этом спустя 50 лет после возвращения киевских комсомольцев с целины корреспонденту «ФАКТОВ» рассказал бывший секретарь Киевского горкома комсомола Владимир Павловский.
- Хор был слышен, наверное, километров за десять, — рассказывает начальник киевского отряда комсомольцев-целинников в 1956 году Владимир Павловский. — Хотя в бескрайней степи и не определишь, сколько километров от базы киевлян до лагеря. Там же степь, как стол. Только полутораметровые курганчики возвышаются — норы сурков.
- И все-таки, студенты ехали на целину ради романтики или подзаработать?
- Около половины послевоенных студентов были выходцами из села. Они-то как раз хорошо знали, что выращенный хлеб надо собрать. До уборки студенты занимались подготовкой токов, площадок для хранения зерна на железнодорожных станциях, за что платили по расценкам, которые почти не отличались от киевских. Элеваторов-то за два года освоения целины еще не построили! Кое-где остались амбары, но в 1956 году поспел такой урожай, что никаких амбаров не хватало.
- Поговаривают, что урожай 1956-го был не так уж и велик.
- Зерна было столько, что его не успевали вывозить! Основная транспортная ветка, которая шла через Карталы, Тюнтюгур, Кайбагор, Октябрьскую и дальше на восток, была однопуткой. На станциях составы ждали встречные поезда, чтобы пропустить их и затем следовать дальше. Зерно грузили круглосуточно и все равно не успевали! В некоторых совхозах бурты зерна (бурт — это насыпь 80-90 метров в длину и два метра в высоту) стояли прямо под открытым небом. Естественно, техники для вывозки зерна и рабочих для перелопачивания такого урожая не хватало. Если сунуть руку в середину бурта, там зерно горячее и уже чернеет — пропадает.
Тогда за необеспечение сохранности урожая строго спрашивали с нерадивых руководителей. Чтобы не иметь дел с прокурором, в некоторых совхозах между двумя тракторами прикрепляли «волокушу» (щит из досок), которым и растягивали зерно по полю. Потом его перепахивали, таким образом уничтожая следы бесхозяйственности.
Но все равно зерна было море. Киевские студенты работали на уборке по 16 часов. Бывало, спали прямо на буртах. Конечно, за двухсменную работу уже получали хорошо.
- Между прочим, из 4500 киевских комсомольцев, работавших на целине, 600 были награждены знаком ЦК ВЛКСМ «За освоение новых земель». А за переходное знамя соревновались уже отрядами.
На бюро Киевского горкома комсомола меня долго отговаривали брать на целину знамя городской комсомольской организации: «Это очень большая ответственность. Если что случится, тебе несдобровать!» На моей стороне оказался Слава Бойченко, сын известного украинского писателя Александра Бойченко.
- Того самого, именем которого названа одна из киевских улиц на Лесном массиве?
- Так точно. Того Александра Максимовича Бойченко, который был парализован и почти 20 лет прожил прикованным к постели. Над героическим писателем, судьба которого была сродни судьбе Николая Островского, шефствовала комсомольская организация КПИ, где я учился в 50-е годы. Тогда семья Александра Максимовича жила в большом сером доме рядом с парком Ватутина (сегодня Мариинский. — Авт. ) по улице Кирова (сейчас Грушевского. — Авт. ), о чем свидетельствует мемориальная доска на фасаде.
История болезни Александра Бойченко такова. Как-то весной 1931 года он, будучи генеральным секретарем ЦК ЛКСМ Украины, спешил в одно из сел на комсомольское собрание. Была распутица, на полях еще лежал снег, а Бойченко, дабы сократить путь, решил перейти вброд речечку. После этого 28-летний комсомолец заболел, у него полностью отнялись ноги. Со временем Александр Бойченко написал книгу «Молодчсть». Он живо интересовался нашими комсомольскими делами, частыми гостями в его доме были студенты КПИ. Во время таких бесед с писателем мы и познакомились с его сыном, студентом исторического факультета Киевского университета. Именно слово Славы Бойченко, в 1956 году первого секретаря Киевского горкома комсомола, стало решающим в споре вокруг знамени. Он сказал: «Ладно, берешь на себя ответственность — бери и знамя!»
- Со знаменем никаких ЧП на целине не случилось?
- Однажды я ехал очередной раз вручать знамя отряду, показавшему самые высокие результаты. Нашей группе из двух девушек и четырех ребят выделили грузовик ГАЗ-63. В кабине вездехода сидели водитель и травмированный студент с перебинтованной головой. Остальные расположились в кузове. Едем по грунтовой дороге, трясемся по кочкам. Вдруг водитель открыл дверцу, оглянулся на нас, сидящих в кузове, и спросил: «Все живы?» Я только успел сказать: «Да живы-живы. Садись лучше на свое место!», как он соскользнул со ступеньки и дернул руль резко вниз. Машину тут же развернуло, она пошла боком на двух колесах. Вижу: сейчас перевернемся. Я отбросил знамя в сторону, оттолкнулся и выпрыгнул из кузова. Прямо над головой послышался треск и грохот — грузовик перевернулся. Я бросился под кузов. Разгреб солому — одного нашел, дергаю: «Ну как ты?» Нащупал еще один ботинок, дерг-дерг за него, а он второй ногой ка-а-к врежет мне в лоб, аж искры из глаз посыпались. «Ого! — чувствую. — Еще какой живой!»
Вытащил найденных — не хватает двух девчонок и водителя. Смотрю: девчата стоят метрах в ста от машины, выглядывают из пшеницы. Оказалось, их еще раньше меня «высыпало» из кузова, и они с перепугу побежали в поле.
А парень с перебинтованной головой висит в кабине вниз головой. Я с силой рванул заклинившую дверцу. Как только она открылась, кабина прямо на глазах стала деформироваться. Я схватил парня двумя руками за штаны и дернул на себя. Едва он вылетел из кабины, как она и сплющилась. За секунду! Я успел выдернуть парня в последний момент.
Машину сфотографировали приехавшие позже милиционеры. Ведь в этом ЧП погиб водитель. Когда он соскользнул с подножки и дернул руль вниз, его придавило бортом. Мы пошли по следу, прочерченному кабиной по полю, и увидели фуфайку. Один из хлопцев взял ее за воротник, а это оказался… погибший шофер.
Потом я отправился на поиски знамени и нашел его в пшенице. В тот же вечер вручили его победившему в соревновании отряду.
- С питанием на целине проблем не было?
- Случился у нас такой период, когда, кроме риса, никаких других продуктов не было. Утром — рис, в обед — рис, вечером — рис. А он уже не лезет! Тогда я брал на край ложки десяток рисовых зерен и тут же запивал чаем. До того мне надоел этот злак, что даже после прибытия в Киев, когда чувствовал на улице запах вареного риса, переходил на другую улицу.
На целине старались разнообразить меню рыбой, которую сами ловили. Там в балках стояли озера, в которых рыбы водилось видимо-невидимо. Ведь до нас в тех краях не ступала нога человека. Самое главное было поймать первую рыбешку, потом насаживаешь ее на крючок — и вытаскиваешь следующую.
Под крючки использовали английские булавки. Как только поплавок уходил под воду, нужно было быстро рвануть удочку, чтобы рыба не сорвалась, а приземлилась в десяти метрах за тобой. Так мы ловили окуней.
C животными тоже приходилось иметь дело. В одной киевской бригаде жил степной сурок. Стал абсолютно ручным, откликался на кличку, которую мы ему дали (жаль, уже не помню, какую именно). Как только целинники садились есть, зверек был тут как тут. И вдруг пропал. Прямо трагедия — куда он мог подеваться?
И вот однажды в бригаду привезли муку. Несколько мешков поставили в бытовку. Стали один переносить и заметили муку на полу. Когда добрались до следующего мешка, в нем обнаружили дырку, откуда торчал хвост. Сурки-то зимой спят! Наш тоже выгрыз себе в муке норку и улегся зимовать.
- Что покупали на заработанные деньги?
- Например, радиоприемники. В Киеве не так-то легко было купить ВЭФовскую «Спидолу», а там они были в изобилии.
В Оренбуржье на многих станциях выносили к поезду пуховые платки. Тогда была очень популярна песня «Оренбургский пуховый платок», которую исполняла Зыкина. Каждый из нас купил по два-три платочка по 50 рублей каждый. В Киеве такой стоил рублей 400 (а студент тогда получал стипендию 45 рублей в месяц).
Когда мы переезжали Днепр в черте Киева (ехали-то в товарняках, как в годы войны), смотрю в окно: елки-палки, в реку падает тело и руками машет. У меня на сердце похолодело. Оказалось, кто-то на радостях от встречи с Киевом выбросил из вагона свою фуфайку.
И песню мы тогда написали о целине на мотив «Развевалися знамена кумачом последних ран. Шли лихие эскадроны приамурских партизан». Вместо «и на Тихом океане свой закончили поход» мы пели: «и на киевском вокзале свой закончили поход». Теперь, встречаясь, вспоминаем былые дни, как бывшие однополчане.