22 октября народному артисту России исполнилось бы 80 лет
Спартак Мишулин скрывал дату своего рождения. Когда он появился на свет, цыганка предсказала его маме: если кто-то узнает эту дату, мальчик умрет. Мишулин ушел из жизни год назад, не дожив до своего 79-летия ровно три месяца… Это интервью записывалось незадолго до его смерти. Знаменитый актер, вошедший в историю как Карлсон, пан Директор из «Кабачка «13 стульев» и Саид из «Белого солнца пустыни», был обаятелен и приветлив. И запросто, без надрыва, излагал такие факты, которые обычно держат в секрете. Наверное, потому, что ничего уже не боялся…
- Спартак Васильевич, как думаете, ваше имя отразилось на судьбе?
- Мужество Спартака имеете в виду? Не знаю… Но на то, чтобы пережить тяжелейшие моменты в истории нашей страны, военное и послевоенное время, перестройку с тремя девальвациями, потерю денег, нажитых ценностей, мужества мне хватило. Я не сломался, не спился, не свалился в сторону порочности, а сфокусировался на определенном деле и вышел на дорогу, по которой ходят люди.
- Только что упомянули потерю денег. Много пришлось потерять?
- А как же! В 1950 году в первый раз полетели все мои сбережения. Я человек непьющий на то время был и при маленькой зарплате в 120 рублей 60 каждый месяц откладывал. Когда в 1961 году переезжал из Омска в Москву, на сберкнижке лежало около 100 тысяч рублей! ЗИЛ в то время стоил 40 тысяч. Я работал как актер, как режиссер и автор на телевидении, нормально зарабатывал. Но после хрущевской реформы мои 100 тысяч превратились в восемь.
Сейчас по-прежнему тружусь, могу содержать семью. Я не за чертой бедности, но ценой больших усилий, своего здоровья и времени. Совсем не знаю, что такое отдых, выходные для меня смертельны, сердце просто останавливается, если сижу без дела.
- Я слышала, вы почти ничего не знаете о своем отце…
- Родственники скрывали от меня, кто он. Честно говоря, я этим не очень-то интересовался. Однажды в заметке написал: «Если вам когда-нибудь встретится женщина, которая скажет, что ее сын талантлив и поразителен во всем, то это моя мать». А об отце сказал так: «Я не знал его, не знаю и не хочу знать, потому что если он за все время моего существования ни разу не появился ни знаком, ни письмом, ни приветом, ни ответом, значит, не любил маму и то чадо, которое родилось от него».
- А он знал, что у него есть ребенок?
- Да. Единственное, за что я ему благодарен, — это два-три грамма спермы, которые он выпустил из себя. На этот счет я шутил, что когда-то мимо нашего дома проходил цыганский табор и один цыган задержался на ночь.
- Откуда взялась версия, что ваш отец — Александр Фадеев?
- Такие слухи давно ходят. Мама училась в горном институте в одно время с Фадеевым, и между ними что-то было. Но я пересмотрел все портреты Фадеева: не похож на него! Копия мамы. Есть еще одна интересная версия моего происхождения: в 1936 году, когда в Советский Союз привезли испанских детей, некоторых тут и оставили. И якобы я — один из них. (Смеется. )
- Правда, что вы в детстве роман писали?
- Лет в 12. Роман назывался «Золотой гроб». И писал я его карандашом, при свечке, на обратной стороне плаката со Сталиным: тогда с бумагой было трудно, а портреты вождя на каждом углу висели. Роман был о том, как один миллионер, чувствуя приближение смерти, сделал себе золотой гроб. Попросил, чтобы его отвезли в тайное место. Но за теми, кто вез, шли другие, за ними — третьи… И все друг друга расстреливали, так что следы исчезли. Главные герои — женщина и двое парней — решили отыскать этот гроб.
- Ничего себе сюжетец!
- Знаете, что его навеяло? Мы с мамой и отчимом жили в старом двухэтажном доме, возле которого всегда лежали две 16-килограммовые гири. Все их поднимали, таскали. А когда ломали дом, экскаватор наткнулся зубьями на одну гирю — и вдруг заблестело золото! Оказывается, это были золотые гири, покрашенные в черный цвет. Представляете, жрать было нечего, а возле дома два пуда драгоценного металла лежало!
- Спартак Васильевич, скажите, за что вас в лагерь упекли, когда вы были подростком? Уж не за плакаты ли?
- Не только. Знаете, мне еще повезло: за такое и расстрелять могли. Как и за анекдот, рассказанный шепотом в небольшой компании. Но за мной еще кое-что числилось. С артиллерийским училищем выехал в Анжеросудженск, тогда это были две шахты — Анжерка и Судженка. Мы жили в Анжерке, а в Судженке был хороший клуб. Сочиняя «Золотой гроб», я дошел до эпизода, когда мои герои добрались в Россию, где началась революция. Я об этом периоде почти ничего не знал, поэтому пошел в библиотеку и попросил две красные книги «История революции в СССР». На руки их не выдавали, поэтому я выставил окно и украл.
- Так вы, оказывается, хулиганили.
- Было дело. А тут еще командование попросило подготовить концерт. В нашем анжерском клубе лампочек не было, поэтому мы ночью поехали в судженский клуб, открыли дверь, выкрутили все лампочки, и концерт прошел при свете… Мне и это приплюсовали.
В лагере я понял, что такое земля: довелось работать прицепщиком, трактористом.
- Как же так получилось, что вас трактор переехал?
- У нас загоны были, как мы говорили, от захода до захода, целина же кругом. Как трактор в борозду поставишь, так едешь и едешь. Ко сну клонит… Как раз пахота была. Начальник уехал, наказав мне принести воды. Я пошел за водой, лег в борозду и уснул. Трактор меня переехал, и охранники, посмотрев на кровавое месиво, отправили в морг. Но мне повезло: через несколько часов туда случайно зашла нянечка и обнаружила, что я живой. Сразу из морга забрали, и врач-заключенный спас мне жизнь.
В лагере я не ожесточился: меня там очень любили. Может, потому, что занимался самодеятельностью, обаятельным был. Особенно любили женщины. Даже насиловали…
- Это в каком же смысле?
- Ну-у-у, там были мужской и женский бараки. И женщины меня приглашали, кормили, потом в темноте подходила одна и занималась со мной сексом. Я даже не знал, кто это. Потом другой меня передавали, третьей… Они же голодные все были, а я молодой, полный сил.
- Доводилось читать, что однажды вас ножом в легкое пырнули…
- Это уже на воле. Бросился защищать девушку, к которой поздно вечером приставал мужчина. Еще двух парней, которые в темноте скрывались, не заметил. Раньше одна лампочка на улице горела, а дальше — кромешная тьма. Вот меня сзади и полоснули. Девушка убежала, я в больнице оказался.
- Одно время вы занимались режиссурой: поставили в московском Театре сатиры «Карлсона», «Бочку меда», как режиссер выпускали «Кабачок «13 стульев». Почему не продолжили это дело?
- Главный режиссер театра Валентин Плучек не давал. У меня с ним отношения сложились весьма странные. Я их как-то даже дьявольскими назвал. Знаете, Плучек не любил талантливых людей. Лет 15 мне ролей не давал. Ольга Аросева 12 лет без ролей сидела…
- Может, это была месть за успех, пришедший к вам после выхода на экраны «Кабачка «13 стульев»?
- Возможно. Плучек очень не любил «Кабачок». Поклонники буквально рвали меня и других его действующих лиц на куски, просили оставить автографы на руках, ногах, любых частях тела! Потом мы стали разъезжать по одному или по двое, устраивать, допустим, творческие вечера пана Директора и пани Моники. Да, было время! Все это прошло, появились другие артисты, молодые.
- Не меньшую популярность, чем «Кабачок», вам принесло кино, особенно фильм «Белое солнце пустыни».
- Да, но гонорары за фильмы были маленькие. Когда в «Белом солнце пустыни» снялся, все хохотали. Приехав со съемок, остался должен в кассу 21 рубль 50 копеек. Ведь суточные какие были? Два рубля. А бутылка водки стоила два восемьдесят. Я не злоупотреблял, но суточных, естественно, не хватало. Зато рыбы на Каспии поел. Там у Луспекаева, который Верещагина сыграл, бассейн был. В нем каждый день два осетра плавали. Вечером мы их съедали, утром новых привозили.
- А сколько раз вас в песок закапывали?
- Раза три. Первый раз — лопатой. Но песок там сухой, сыпучий. Долго мучились, пока не придумали взять ящик, который специально засыпали. Я на коленях в нем стоял.
Во время съемок этого фильма я под лошадью должен был стрелять. Но не рассчитал, дуло чуть выше поднял и обжег ей брюхо. Она как начала брыкаться! Еле остановили. Еще один экстремальный случай был в «Достоянии республики», когда по проволоке переправлялись над крышей. Проволока оборвалась, мы с товарищем упали. Он сломал позвоночник…
- С женой познакомились, когда в «Кабачке» снимались?
- Да, она на телевидении работала, в программе «Время». Но давно ушла — когда родилась дочка. У нас бабушек и дедушек не было.
- Поздно женились…
- Разборчив был. У меня в голове не укладывается, как можно развестись, бросить семью. Хотел такую женщину найти, чтобы навсегда. А романов много было. Я ведь уже известный был, пан Директор, поэтому барышням нравился. Правда, попадались и такие, которые говорили, мол, трогать меня не надо. Ну и ладно, просто ложились. Так месяц-два.
- И вы терпели?
- А что терпеть? У меня другие были, более сговорчивые. От кого-то из них приходил и спокойно спал. (Смеется. )
- Ваша дочь Карина стала актрисой. Вы повлияли?
- Она очень самостоятельная. В первый раз на сцену вышла в четыре года. В Театре сатиры играла, в Театре Станиславского нарасхват была. Карину брали на договор, как положено, потом она шла со мной или с мамой и за свои роли получала деньги. Куклы-шмуклы на них покупала. Да и теперь мы дочкиной зарплаты не видим, она сама ею распоряжается.
- Сгоревшую дачу отстроили?
- Купил новую — двухэтажный дом с мансардой. Рядом участок в 26 соток. Может, и правда, нет худа без добра. Наша новая дача в 30 километрах от Москвы, в хорошем месте, где шесть озер. А старая сгорела вот почему. Один мой друг, да, в общем, и не друг, а знакомый, поругался с женой. И я ему предложил: «Поживи, если хочешь, у меня на даче». Он там жил, водил женщин. Пригласил каких-то малолеток, похвалившись, что это его дача, и что-то с ними сделал. Они в отместку дом и сожгли…
- На участке что выращиваете?
- Картошку, огурцы, другие овощи. Однажды огурцы так пошли, что пришлось соседям отдавать. Не пойду же я торговать!
- А готовить вы умеете?
- У меня юмореска есть на эту тему. В двух словах звучит так: жена куда-то ушла по делам, и я, горя желанием по хозяйству помочь, начал готовить, мыть полы, скоблить все. Вернувшись, супруга пришла в ужас и строго-настрого приказала: «Чтобы ты ничего больше по дому не делал! Если хоть раз возьмешься «помогать», мы с дочкой тебя оставим!» Я согласился, она усадила меня на диван и включила мне футбол.