Події

Дочь народного артиста украины андрея совы валентина: «часто у нас в гостях бывали штепсель и тарапунька. Тарапунька обычно курил сигареты «кэмел» — в начале 70-х они были большой редкостью»

0:00 — 9 грудня 2006 eye 1581

Ровно восемь лет назад не стало выдающегося украинского чтеца-юмориста

В последние годы жизни Андрей Корнеевич уже не мог без посторонней помощи выйти на сцену. Бессменного ведущего всенародно любимой программы «Вишневч усмчшки», собиравшей у черно-белых телевизоров миллионы зрителей, привозили во Дворец культуры «Украина» на машине. На костылях, поддерживаемый коллегами, Сова выходил на сцену до начала концерта и садился за столик рядом с другими членами жюри. После этого занавес поднимался и со сцены звучали шутки, юморески, басни. Когда очередь выступать доходила до Андрея Совы, он вставал, опирался о стол руками и читал, превозмогая дикую боль в спине и ногах.

Зрители в зале смеялись до слез! И никому не приходило в голову, что любимый артист, заражающий публику весельем и оптимизмом, стоять еще мог, но ни шага сделать сам был уже не в состоянии…

«В фильме «Таинственный остров» папа сыграл… орангутанга»

С дочерью Андрея Корнеевича Валентиной Совой, актрисой киевского театра «Колесо», мы встретились в одной из столичных кафешек. Как же внешне она похожа на своего отца!

- Мне рассказывали, что Андрея Корнеевича парализовало после встречи с акулой. Говорят, когда он плыл в открытом море и увидел это чудовище, его сковало. Потом отпустило, он смог доплыть до берега, а на берегу сковало вновь — и уже навсегда…

- Нет, это легенда, — улыбается Валентина Сова.  — Акул папа видел наверняка, и не раз. Он ведь много лет плавал матросом на теплоходе «Цюрупа». Бывал в Греции, Египте, Испании, Турции, Франции, Италии… Болезнь же сразила его при весьма прозаических обстоятельствах. Случилось это 2 декабря 1978 года. Вечером, выгуливая во дворе собаку, вдруг на снегу он увидел красивый желтый лист. Нагнулся за ним — хотел поднять, в позвоночнике неожиданно что-то хрустнуло, страшная боль пронзила тело. С тех пор он стал ходить с палочкой, затем с двумя, потом перешел на костыли… 16 лет жил, превозмогая боли! Они не покидали его ни на минуту даже ночью. Врачи так и не смогли поставить отцу точный диагноз — мы были и у светил, и у народных целителей.

- Выходит, на сцене он веселил народ, а сам жил в отчаянии?

- Знаете, у нас в семье никогда не было ощущения, что в доме инвалид. Папа любил готовить, мог постирать — мама ведь, как и он, была актрисой, вечно пропадала в театре. Он брался за все! Даже сад на даче умудрялся обрабатывать. Большую же часть времени посвящал написанию автобиографической книги «Дорога до смчху». Иногда даже говорил: мол, болезнь ему дана не случайно — есть время переосмыслить пережитое, появилась наконец возможность пообщаться с семьей. Ведь до болезни папа практически все время гастролировал по стране, выступал и за рубежом — перед украинской диаспорой в Канаде, военнослужащими в Чехословакии…

- Без него, насколько я знаю, не обходился практически ни один правительственный концерт…

- Его часто приглашали в Москву — выступать в Кремлевском Дворце съездов, в том числе на правительственных банкетах. Но отец не любил мероприятия, где жуют, и от выступлений на них часто отказывался. У него был принципиальный характер. Бывало и такое: на репетиции читал юмореску, а ему по каким-то соображениям рекомендовали заменить ее другой. Отец мог развернуться, уйти с репетиции. Потом ему звонили, просили вернуться.

- Он ведь и в кино снимался — в «Королеве бензоколонки», в фильмах «Два бойца» вместе с Марком Бернесом, «Таинственный остров»… Правда, кого он играл в «Таинственном острове», что-то не припомню.

- Орангутанга! Его всегда тянуло к веселому и смешному. Съемки проводились в Крыму, недалеко от горы Ай-Петри. Природные условия были очень близки к описанным Жюль Верном: валуны, вековые деревья с буйными зелеными кронами. Внизу шумело море… Отца одели в обезьянью шкуру, загримировали под орангутанга. А далее случилось непредвиденное. В ожидании своей очереди он в экипировке сел на валун у съемочной площадки, а тут — туристы, целая группа! Решив посмешить их, отец выбежал из-за валуна и за ними. Женщины орут, бросились наутек, мужчины тоже. И вдруг папа слышит: «Трезор, фас!» А спустя мгновение отец видит самого Трезора — огромного волкодава, который мчится прямо на него. Он как сорвет с себя шкуру, да кричать: «Граждане! Товарищи! Остановите собаку, я же артист!» Это его и спасло…

«Я пью из маленького, но своего(!) стаканчика»

- Вы богато жили?

- Мой брат Александр, который старше меня на 11 лет, часто и сейчас повторяет: «Ты родилась в счастливое время, когда мы не нуждались». В начале отцовской актерской деятельности семье приходилось трудно. Папа сам чинил обувь, делал ремонт в квартире. Ролей было мало, артистов много. И вдруг отца осенило: нужно искать свой жанр. Еще будучи матросом, он смешил товарищей, и вот подумал: почему бы не смешить зрителей? Стал ходить в библиотеку, брал юмористические рассказы Чехова, Остапа Вишни, листал подшивки журнала «Крокодил». И вскоре стал читать со сцены юморески Степана Олийныка, Павла Глазового. Он нашел свою нишу! И часто в связи с этим цитировал Леонида Утесова: «Я пью из маленького, но своего(!) стаканчика». Кстати, он первый на украинской сцене стал исполнять юморески. Его начинание потом подхватили Анатолий Паламаренко и Анатолий Литвинов.

- Пик популярности Андрея Корнеевича пришелся на 60-70-е годы прошлого столетия. В это время на украинской эстраде блистали Штепсель и Тарапунька. Отец был в хороших отношениях с ними? Или это были его конкуренты?

- Юрий Тимошенко (Тарапунька) и Ефим Березин (Штепсель) часто бывали у нас дома. После концертов во Дворце культуры «Украина» папа звонил домой: «Галя, мы едем… » И через минут 15-20 (мы жили совсем рядом) с папой в дом заходили гости. На столе была самая простая еда: квашеная капуста, соленые огурчики, сало с черным хлебом… Юрий Тимошенко, как сейчас помню, курил за ужином дорогие сигареты «Кэмел» — в начале 70-х годов они были большой редкостью. Острословил. Ефим Березин, как и на сцене, одергивал его. Юрий Трофимович, нужно добавить, был потрясающе эрудированным человеком. У себя собрал огромную библиотеку на английском языке. Мой брат часто брал у него почитать книги — сейчас, кстати, брат работает переводчиком.

- Кто еще бывал у вас в гостях?

- Очень часто — почитатели таланта отца. Как они нас находили, один Бог знает, ведь нашего телефона не было в справочной книге. Привозили яблоки, а земляки, работающие на Камчатке, — красную рыбу.

- В вашем доме часто лакомились деликатесами?

- Ну какие в те времена деликатесы? Апельсины, мандарины, плавленый сыр «Виола»… Папа мог все это достать, но на базы принципиально никогда не ездил. Если ему предлагали дефицит, он говорил маме: «Хочешь — поезжай»…

«На Бессарабском рынке мы встретили Иннокентия Смоктуновского. В руках он держал огромный пучок… петрушки»

- Часто в нашем доме бывал Павло Глазовый, — продолжает Валентина Андреевна.  — Когда отец заболел, каждый четверг Павло Прокопович приходил к нам на борщ. Говорили о жизни, о творчестве. Кстати, папа умел готовить великолепный борщ. Он был обязательно с фасолью, да такой, что в нем ложка стояла! Но сметану в борще не признавал — считал, что она забивает вкус.

- Что обычно пили?

- Папа любил узвар из сухофруктов. Спиртное у нас стояло в баре, но «расходовалось» очень редко.

- Знаю, что ваш отец и Павло Глазовый познакомились весьма необычным образом…

- Да. Отец шел по Крещатику. К нему подошел высокий крепкий мужчина, пожал руку: «Будем знакомы. Я — Павло Глазовый. Видел вас вчера на концерте и слушал с удовольствием. Читаете, как по нотам». Отец глазам своим не поверил! Ведь он давно мечтал познакомиться с заместителем редактора журнала «Перець», уже читал со сцены его юмореску «Гопак з коровою». Так началось сотрудничество…

- Даже не верится — вот так запросто, на улице?

- Раньше все было проще. Помню, однажды мы с папой проходили мимо Бессарабского рынка (мне было 15 лет), вдруг он подкрадывается к прохожему и читает ему на ухо отрывок из «Гамлета». Человек обернулся — это был Иннокентий Смоктуновский. В руках он держал огромный пучок петрушки — целый букет! Отец и Иннокентий Михайлович обнялись — нередко они вместе выступали в концертах.

- Какие отец получал гонорары?

- Сумм не знаю. Помню только, как отец сетовал, что заработки артиста ограничиваются разными директивами. В месяц разрешалось дать 25 концертов — не больше. Точнее, можно было выступать и больше, но это не оплачивалось.

- Машина у вас была?

- Никакой. Отец ходил пешком или ездил в общественном транспорте. Чтобы его не особо узнавали, надевал темные очки или слегка прикрывал лицо рукой. Но его все равно узнавали. Случались и курьезы. Как-то отец спешил, взял такси. Таксист глазам своим не верит: «О, це ж я вас знаю! Ви така вчдома людина. Я вас так люблю!» И после небольшой паузы добавляет: «Ви ж… Степан Олчйник!»

- Чиновники боялись отцовской критики?

- Нет, каждый думал: я-то не такой! Но был такой случай. Одно время у нас жил кенар Яшка. Однажды вечером он улетел. Папа спустился во двор, искал его в кустах, на детской площадке, даже в мусорниках… Далеко-то он улететь не мог! Не нашел… В шесть утра отец снова вышел во двор, подходит к бачкам — а в них ни соринки, вокруг все вылизано. Позже выяснилось, что дворник доложил управдому: мол, по двору ходит Сова — ищет повод для критики, хочет его, управдома, «пропесочить»! Папа не писал, но часто подсказывал темы авторам.

- Яшка-то нашелся?

- Нет. Мы долго по нему горевали.

- Отец баловал вас?

- Да. Но иногда было не до шуток. Помню, как в первом классе я не очень опрятно написала буквы в тетрадке. Бабушка посмотрела, сказала «нормально» и уложила меня спать. А отец вернулся после концерта около полуночи, заглянул в тетрадку, разбудил меня и заставил переписать «по-человечески». Был требователен к себе и другим.

- У Андрея Корнеевича было хобби?

- Папа коллекционировал… сов. Ему всегда дарили  — деревянных, из макраме… А еще очень любил ухаживать за цветами. Однажды зимой после концерта отцу подарили вазон с цветущей белой сиренью. Он пересадил ее в грунт на даче. Сейчас это огромный куст. Правда, теперь сирень поменяла цвет с белого на сиреневый. Смотрю на нее — и вижу отца, слышу его голос…