Події

«Вот уже девять лет мой дом держится добротой читателей «Фактов»

0:00 — 15 грудня 2006 eye 356

Как эстафетную палочку, передают друг другу незнакомые люди Тамару Голубятникову из Херсона и ее приемного сына Славу, финансируя лечение мальчика и фактически спасая его от смерти

Эта история — одна из моих любимейших журналистских историй. Может, потому, что она очень похожа на ожившую новогоднюю сказку. Детям положено верить в сказки. А взрослым?

— Нашу взрослую сказку мы пишем вместе с «ФАКТАМИ», — улыбается Тамара Голубятникова. — Когда 9 лет назад я взяла шефство над брошенным умирающим грудничком, то разве могла рассчитывать, что поднимать его будем всем читательским миром? Знала, конечно, что «ФАКТЫ» — газета, которая следит за судьбой своих героев, но не до такой же степени! Вот уже много лет ощущение тесного дружеского круга позволяет нам с сынишкой просыпаться по утрам в уверенности: мы не одни. Заботой и поддержкой совсем незнакомых людей — почитателей вашего издания — держится все эти годы мой дом: на деньги друзей «ФАКТОВ» я кормлю и лечу своего Славика, они из года в год оплачивают моему малышу первую клубнику и поездки на море, собирают в школу, шлют подарки к Новому году и Рождеству. Это счастье длится и длится, убеждая меня: мир полон дремлющей любви. Спасибо изданию, умеющему ее разбудить. Немного помощи, радости, дружбы всегда могут кого-то спасти.

«Киндер-сюрприз в мои-то годы? Что вы! Я не собиралась, так вышло»

В доме, где растет Славик, поменялся номер телефона, и я не смогла предупредить Тамару Михайловну, что приду. Приехав в сумерках по давно знакомому адресу, решила сначала заглянуть в их сияющее окошко. Повзрослевший ребенок и его мама-бабушка, которой давно за 70, чаевничали, о чем-то разговаривая. Две фигурки — маленькая и более крупная, излучали такой покой, такое умиротворение, что мне и самой вдруг остро захотелось стать маленькой девочкой и сидеть под уютным торшером с ними вместе.

— Ура! Гости! — прыгает через минуту мне на шею худющий и легкий, как пушинка, Слава. За год, что мы не виделись, он вытянулся, подрос.

— Какой красивый! Почти взрослый! — не скрываю восторга.

— Ну скажете! — счастливо смеется Тамара Голубятникова. — Вы ведь помните...

Я, конечно, помню. Когда первый раз увидела малыша, кроме бирки на руке и ноге, у него ничего не было. Ни дома, ни отца, ни матери. Родители, может, и забрали бы сына из роддома, если бы врачи скрыли от них, что букет врожденных диагнозов потребует от семьи средств на выхаживание, которых та не имела. Папа и мама посоветовались и приняли решение отказаться от желанного, но очень больного ребенка. Через год, и правда, у них родился второй сынишка — эта попытка оказалась более счастливой. А тому, первому, родители дали лишь имя и свою фамилию. И Слава остался один. За ним стали присматривать врачи и ангел-хранитель. Наверное, именно он прислал в больницу херсонскую пенсионерку, бабушку Тамару. К тому времени бывший инженер Тамара Голубятникова вышла на пенсию и привыкала к спокойной, размеренной жизни. Вместе с подругой они несколько раз в неделю ходили в храм, где однажды услышали: в местной больнице голодают сироты. Времена были очень трудные, говорит Голубятникова, в медучреждениях не хватало даже молочных смесей для новорожденных. Вняв просьбе священника, обе прихожанки послушно отправились в больницу. Как получилось, что обе взяли себе по ребенку-сироте, Тамара Михайловна до сих пор не может понять.

— Я не собиралась, — признается бабушка Тамара. — Принесла молока, а врачи просят: купите лекарств. Ну, купила. А назавтра мне в отделении реанимации вручили уже целую пачку рецептов. Это все для «вашего мальчика», говорят. Послезавтра оказалось, что если я не приду, малыш умрет.

«Что хоть за мальчик, дайте посмотреть!» — попросила Голубятникова. То, что ей показали, даже отдаленно не напоминало ребенка. В инкубаторе, опутанная трубочками, лежала маленькая желеобразная медузка. Ее передавали из одной смены в другую, но и врачам, кроме как на милосердие людское, надеяться тоже было не на что: больница не могла приобрести даже одноразовые шприцы. Если бы женщина тогда растерялась...

— Я не имела права растеряться, — не соглашается Тамара Михайловна. — Истратила свою пенсию, потом стала одалживать.

От нее отказались друзья, бывшие сослуживцы, семья. Потому что в бездонную пропасть по имени Слава каждый день уходило по 200-300 долларов. Голубятниковой перестали одалживать, с ней теперь боялись встретиться даже на улице. Оставшись совсем одна, женщина стала собирать милостыню, обходить офисы всех подряд фирм. Ее гнали в дверь, она лезла, как сама говорит, в форточку. Сколько унижений пришлось вынести!

— Во мне подозревали мошенницу, — переходит на шепот женщина. — Как-то один бизнесмен, потратив на мои рецепты кучу денег, посадил в свой «джип» и повез в больницу. «Если никакого умирающего ребенка там нет, — говорит, — я даже не знаю, как поступлю — может, в милицию сдам как аферистку, а может, убью!»

Тот бизнесмен еще не раз потом приезжал к Славику. Разве счесть всех состоятельных людей, чей кошелек стал немного тоньше ради этого мальчишки? Но даже богатые люди долго не выдерживали: через год-два исчезали. Тогда бабушка находила новых помощников, а тех, кто устал помогать, не судила. Наоборот, вымаливала у Господа здоровья и финансовых успехов для всех, кто хоть копейку потратил на ее любимца, помог ей обмануть Славочкину сиротскую судьбу. Тамара бросила дом и жила то в одной больнице, то в другой — там, куда переводили ее подопечного. Так шли годы. Когда мальчишку, наконец, выписали, она принесла его к себе.

— Дочь воспротивилась такому обороту дел, — вспоминала тогда Голубятникова. — Не потому, что ей Славочка не понравился, что вы! Меня жалела, понимаете? У меня ведь своих диагнозов на пол-листа! Плюс еще его, а их в три раза больше. На тебя, говорила дочка, не шикни, ты завтра сюда еще десятерых принесешь.

Скандал закончился тем, что семья купила Тамаре Михайловне с ее новым сыночком отдельную квартиру. Маленькую, почти без удобств, но свою.

«В чем-то себе откажем, а костюмы новогодние все равно сошьем!»

— Чур, это моя гостья! — предупреждает маму Славик. — Я сам буду ее развлекать!

В одну секунду он залазит на шкаф — свое любимое место в квартире — и оттуда начинает декламировать стихи на английском. Тамара Михайловна радостно мне переводит. Замечаю: за год, что мы не виделись, она погрузнела.

— Зря вы нас не предупредили, что придете, потому что Слава не разрешает мне в таком виде, как я сейчас, на людях показываться, — смеется хозяйка.

— Где твой парик? — спохватывается Слава. Через минуту они вдвоем исчезают на кухне, чтобы появиться в таком блеске, что рука моя тотчас сама тянется к фотоаппарату.

— Ну как? — кружится передо мной, словно перед зеркалом, на тридцать лет помолодевшая хозяйка. — Повернется у кого-нибудь язык теперь бабушкой назвать?

Пока мальчишка на секунду отлучился, Тамара Михайловна шепотом торопится рассказать, что сын стал соображать: мама не такая, как у других детей, и потребовал немедленно купить... помаду, туфли на высоких каблуках, а парик подарила дочка.

— Скандалим с сыном постоянно из-за высоких каблуков, — сокрушается мама. — С таким трудом на них взбираюсь! Но он не позволяет укоротить даже на сантиметр! Теперь утром привожу его в школу, и все четыре урока приходится сидеть под дверью класса, чтобы два раза не ходить туда-сюда. Ради каблуков он готов идти мне на любые уступки. Лишь придем со школы, он тут же: полежи, мамуль, я сам все разогрею, и уберу, и посуду помою. Ты отдыхай!

Мальчик хочет, чтобы мама была молодой и красивой, а не обремененной заботами, с хозяйскими сумками. Сам грузит на рынке картошку себе в школьный портфель, чтобы бабушка-мама шла рядом, нарядная и красивая. В материальном отношении они всегда жили так себе, а частенько и бедствовали. Но как-то так получалось, что в самые тяжелые минуты утром приходил почтальон с денежными переводами, где в графе обратного адреса — незнакомые фамилии, разные города.

— Жизнь меняется, — философски замечает хозяйка. — Сейчас деньги приходят не по почте, а через банки. Минувшим летом моему Славке девять исполнилось. Ко дню рождения кто-то выслал 3 000 гривен, а кто-то другой — 1 600. Кто? Не знаю, но благодаря этим деньгам у нас тако-о-ое счастливое лето было! Грозный список болячек у сыночка постепенно уменьшается, укорачивается. Открылась, было, пищевая аллергия: съест ломтик лимона, вызываем «неотложку», но вот и это прошло. Ест теперь все, слава Богу. Худющий, правда, как скелет, однако болеет намного реже. Я думаю, он, наконец, выкарабкался из огромной своей беды.

И покормить вкусно, и одевать красиво, и лечить, и учить... Славочкин ангел, прикрыв сплошь седые волосы париком, сокрушается, что государство вот уже второй месяц задерживает выплаты «сиротских» денег, а на носу морозы — у парня нет куртки, сапог. Да и праздники приближаются. «В чем-то другом себе откажем, а костюм новогодний все равно шить будем», — решительно машет рукой Тамара Михайловна. Заслышав про Новый год, Слава требует немедленно достать с антресолей деда Мороза: он готов прямо сейчас примерять обновки, наряжать елку, разворачивать подарки.

— Детям нужны праздники, — понимающе соглашается Тамара Михайловна.

Поэтому, уложив сегодня Славочку спать, она привычно сядет за письменный стол сына. Переписка — дело едва ли не ежедневное, по-своему святое.

— Я рассказываю людям о ребенке, о нашей жизни, они мне о себе, — говорит собеседница. — Кто-то с нами все девять лет, а с кем-то недавно познакомились. Я всегда знаю, что в их семьях происходит, они в курсе наших дел. Есть в Киеве две Оли — поверьте, святые женщины! И не только потому, что все девять лет присылают Славочке деньги. Мне несколько лет назад пришлось перенести серьезную операцию — в моем возрасте после такой можно и не проснуться. Так вот, каждая Олечка мне пообещала: если со мной что-то случится, Слава будет расти в ее семье. Как можно такое забыть?! Впрочем, нам очень часто не на что было рассчитывать, кроме как на милосердие людское.

Славочке постоянно присылает одежду, обувь еще одна удивительная женщина — киевлянка Инесса Мирчевская. Она подарила нам книгу, которую сама и написала. В войну фашисты ее, девочку, вместе с мамой угнали в Германию. 9 июля 1944 года Инессе исполнилось 11 лет, и ее мама в тот день отказалась выйти из лагерного барака. Всех согнали на плац, а Мирчевскую-старшую поволокли к виселице. Девочка рвалась к маме, плакала. Вдруг из строя вышла какая-то пленная и направилась к коменданту. Она что-то ему сказала, тот удивленно поднял брови и подошел к Инессе. Это правда, что у тебя сегодня день рождения, спросил. Услышав подтверждение, немец улыбнулся. Я сделаю тебе, девочка, подарок, сказал. Подарок дорогой и оригинальный, такого еще никто не получал. Я подарю тебе... маму! И он подарил ей маму. Я читала Славе эту книгу не один раз, она стала одной из его любимых.

Впрочем, самая любимая — книжный атлас по зоологии. Он его кладет на ночь под подушку.

— Врачи опасались, что у Славы с годами может появиться умственная отсталость, — делится переживаниями бабушка. — Сколько я из-за этого слез в подушку выплакала! Но хоть эта беда обошла нас. Он, конечно, не первый ученик в классе, но ведь такая умница! Острый на язык, но весело и по-доброму. Где-то недавно услышал выражение «декретный отпуск» и как прицепился: что значит? Детский такой отпуск, отвечаю. «Как школьные каникулы?» — не оставляет меня в покое. Да, говорю, похоже. Так он все теперь интересуется, нельзя ли нам с ним в декретный отпуск куда-нибудь вместе отправиться.

«Другой жизни я бы себе не хотела»

— Есть у меня одна задумка, — пододвигает ближе свою табуретку Голубятникова. — Может, глупость придумала. Надо посоветоваться. Как бы я ни красила губы и какой красивый парик ни надевала, годы есть годы. Лежу бессонными ночами, и одно меня гложет: если вдруг что со мной случится, с кем ребенок останется? Вот и планирую сходить поискать Славочкину родню. Это ж, поди, младшему его братику скоро девять, а старшему — все шестнадцать. Пусть бы познакомились, общались, дружили. Если б они его лучше узнали, неужели бы не распахнулось сердце папы и мамы на такую вот умницу? Тем более одна кровь. Бывает, решусь уже, а потом опять сомнения приходят: вдруг нас прогонят?

Заметив слезы на маминых глазах, Слава сердито хмурится.

— Он догадывается, о чем я с вами сейчас говорю, — опускает глаза бабушка.

— Мама! — топает ногой парень. — Мы же договорились с тобой! Ну зачем ты опять?! Такая красивая женщина! Смотри в зеркало! Красивые не умирают!

Он теперь учит ее не падать духом. Учит смотреть не в паспорт, а в зеркало. А уж о ее красоте сам позаботится, будьте уверены!

— Как хорошо, что нас с ним свел Бог! — кладет руку на детскую головку Тамара Михайловна. — У Славы до сих пор на ягодичках остались следы от уколов, которые врачи делали ему еще в роддоме. 2 897 уколов, представляете? Но если все их сложить в кучу, — эти уколы, обследования, болезни, клиники, мои слезы, тревоги и бессонные ночи — то в сумме все равно получается счастливая жизнь. Другой я бы себе не хотела.

В ближайших планах Тамары Михайловны — разыскать Полину: подругу, с которой они вместе прямо из храма пошли в больницу, чтобы поддержать сирот.

— Полина взяла себе такую же тяжелобольную девочку, как и мой Славик, только у того ребенка была ВИЧ-инфекция, — вспоминает Голубятникова. — Мне так тяжело все эти годы жилось, что я даже не вспоминала о них. Где сейчас Полина, как та девочка? Обязательно пойдем к ним на Новый год с подарками.