Пятнадцать лет назад в Днепропетровском СИЗО произошел самый страшный и кровавый тюремный бунт в Украине
Зэки бунтовали пять дней. Очумев от «свободы», они носились по внутреннему двору, откуда-то тащили мешки с макаронами и хлебом. В нескольких местах пылали костры, в казанах булькало варево. Пили спирт, глотали таблетки, взятые в медсанчасти. В мастерских точили сабли и пики, готовясь к штурму.
Мирных парламентариев встречали в штыки. На генерала МВД СССР Петра Мищенкова бросились с заточенной отверткой. Лишь благодаря одному из зэков, выбившему оружие из рук убийцы, генерал остался жив. Его спасителем оказался… приговоренный к смертной казни!
Благодаря тому своему поступку заключенный Виктор Бухтияров жив до сих пор. Спустя год после бунта по ходатайству заместителя начальника Главного управления исполнения наказаний МВД СССР генерала Мищенкова заключенный-смертник был помилован. Высшую меру заменили на двадцать лет лишения свободы. Сейчас он продолжает отбывать срок в Донецкой исправительной колонии ь 124, где с ним и встретились корреспонденты «ФАКТОВ».
54-летний Виктор Бухтияров выглядит намного старше своих лет. Высокий, худющий — потому что переболел туберкулезом. За решеткой, по его словам, провел полжизни. Родом он из Горловки. Первую судимость получил, когда ему еще не было 18 — избил и ограбил своего школьного учителя. В отместку. Как-то на уроке физкультурник, демонстрируя мальчишкам приемы самбо, нечаянно вывихнул Виктору руку и разбил стекло наручных часов. Встретив бывшего преподавателя в темном переулке, Бухтияров с приятелями избили «обидчика» и сняли с него часы. Тогда Витя получил шесть лет, из которых «по малолетству» отсидел два с половиной года. Выйдя на свободу, поехал на заработки в Сургут. Там по пьяни ввязался в драку с поножовщиной. И снова получил судимость. После отсидки приехал в Мариуполь, взялся за ремонт автотехники. Оказалось, что подростки, работавшие в гараже под его руководством, промышляли угоном мотоциклов. И хотя на суде они свидетельствовали, что «шеф» не знал об этом, Виктор получил третий срок.
Ну а высшую меру Бухтияров получил за убийство. В то время он жил в Днепропетровске, взялся помочь с ремонтом велосипеда одной бабке. Старуха торговала маковой соломкой, готовила вино, в которое добавляла вытяжку из дурмана. Бухтияров вдруг заметил, что местные наркоманы, отоварившись у дилерши, вскоре оказывались в милиции. Выяснилось, что бабка сдавала своих «клиентов» правоохранителям. Узнав об этом, Бухтияров, будучи хорошо подшофе, в сердцах ударил старуху по голове цинковым ведром. А потом, согласно приговору, еще и избил ее горячим утюгом. Ночью женщина умерла, а наутро Виктора арестовали. На суде прокурор попросил для убийцы 15 лет строгого режима. Но суд, учтя неоднократные судимости и особую жестокость, с которой было совершено убийство, приговорил преступника к высшей мере наказания.
Сейчас Виктор производит впечатление добродушного человека. Руководство колонии им довольно. Остепенился, ни с кем не конфликтует. Чинит электрику и телерадиоаппаратуру во всей колонии. О своей жизни рассказывает обстоятельно и охотно. Говорят, что молодые зэки очень любят вечерком послушать о его «подвигах».
- Едва попав в Днепропетровское СИЗО, я, побывавший во многих тюрьмах, сразу увидел, что там царит беспредел, — рассказывает Виктор Бухтияров. — Можно было купить все что угодно, за деньги переходить из камеры в камеру. Заправляли всеми порядками в изоляторе «криворожские». Во время следствия и суда сидел в камере с несколькими корешами небезызвестного Матроса — Хипаком и Ткачом.
После приговора я оказался в камере смертников Днепропетровского СИЗО. Сразу хотел покончить с собой. Единственное, что удерживало на этом свете, — желание хотя бы разок перед смертью увидеть мать-старушку.
- В коридоре смертников тоже было раздолье? Можно ли было общаться между собой, передавать записки?
- Ну что вы, там не забалуешь! Главным там был полковник Петр Иванович. Он, кстати, сам был палачом. Он подбирал контингент контролеров, с которыми нельзя было договориться. Передачи нам не разрешали, родные могли лишь перечислить деньги в тюремный ларек, откуда можно было набрать продуктов на пять килограммов. Телевизоры тогда ни в коем случае не разрешались. Вот книжки из тюремной библиотеки можно было читать!
- Так вы существовали в полной изоляции от внешнего мира?
- Слух в камере обостряется необыкновенно. Я порой улавливал даже разговоры на улице. А уж в нашем коридоре слышал малейший шорох. Точно знал, сколько человек и откуда привезли, по каким камерам распределили. Ведь Днепропетровское СИЗО было исполнительной тюрьмой. Туда привозили смертников из Одессы, Кировограда, Сум, Харькова. За два года, которые я провел в камере смертников, моих пятерых сокамерников увели на расстрел. Выводили по средам и пятницам, около шести вечера. Пережил пятницу — можешь немножко расслабиться. Один раз меня тоже водили на расстрел…
-???
- Пришли в камеру двое, заломили руки, поволокли вниз в подвал. Смотрю: справа сидит старенькая женщина-доктор, она мне иногда давление мерила. У входа в бомбоубежище стоит один — в маске, глаз не видно, лишь потный нос торчит. Но, похоже, не «наш». Еще несколько с открытыми лицами, все в форме старшин, с красной полосой на погонах. Крупные ребята. Один у меня зачем-то спрашивает: «Ну как ты?» Я им — матом… Что еще скажешь? Они смеются: «У-у, какой наглый! А ну киньте его обратно в камеру!» Меня оттащили обратно, перестегнули наручники на моего соседа Вовку и увели… Потом контролер сказал, что на меня просто «жути нагоняли». Ну вроде как для развлечения…
- С чего начался бунт?
- Часа в три ночи услышал, как поднялся крик в главном корпусе: «Женщин бьют!» Оказалось, у одной из девчонок-наркоманок был день рождения. Они все там накололись. Одна разделась, изрисовала тело губной помадой, начала «вышивать». Контролеры стали ее успокаивать, девки в драку. Мужики заслышали визг: «Надо девчатам помочь!» — и начали выходить из камер. Отрывали от пола вмурованные кровати, таранили двери, захватили ключи у контролеров. Тут же началась стрельба из автоматов.
Потом раздался крик: «Третий главный (корпус то есть) наш!.. Пятый главный наш!» И еще: «Бей мусоров!» Слышу: уже гупают кувалдами в железные двери нашего коридора. Выбили двери, выхватили у контролера ключи, стали открывать камеры.
Мою камеру открыл какой-то «перекошенный» — из психиатрической больницы, которая также находилась на территории колонии. Мы ее называли «вечной койкой». Я вышел. Все наши, в полосатых костюмах, наголо стриженные, уже кучковались в коридоре. Познакомился. Ведь я-то не видел их никогда, только по голосам знал!
Организаторы бунта, решив, что смертникам нечего терять, попытались использовать их в качестве основной ударной и устрашающей силы.
- К нам в подвал спустилось человек пятнадцать «криворожских», — продолжает Бухтияров. — Такие «крутые» пацаны в атласных спортивных костюмах. Лица обмотали полотенцами, чтобы их невозможно было узнать. Принесли нам трехлитровый бутыль спирта, поднос с таблетками и куски мяса. Кстати, я потом узнал, что в первый же день бунта в столовой убили одного зэка, таскавшего мясо из котла. Автоматчик с вышки врезал очередью по зданию столовой, пуля пробила стеклоблок и попала прямо в «охотника». «Выходите, — говорят нам. — Сейчас вам принесут топор и мешок. В одном из бараков прячутся девчонки-практикантки из медицинского училища — будете рубить им головы. Потом найдем «коня», который отнесет мешок с головами на КПП. Тогда администрация колонии сговорчивее будет».
- И как смертники восприняли такое поручение?
- По-разному. С одной стороны, нам действительно нечего было терять, но с другой — к чему этот беспредел? Мартын, он в авторитетах ходил, вообще отказался выходить из камеры, пока вертолет не прилетит. А еще один, смотрю, таблеток нажрался и уже топор на пояс вешает, собирается идти головы девчонкам рубить. Я его еле успел остановить.
Как рассказывает Бухтияров, «криворожским» смертники решили не подчиняться. Правда, в открытую об этом им не сказали. Мол, все будет выполнено.
- Нас было в блоке смертников четырнадцать человек, — вспоминает Бухтияров. — Двенадцать мужиков и две женщины, мать и дочь. Они вроде бы чью-то хату спалили, а внутри ребенок был, сгорел. Как только начался бунт, один из наших повесился во дворике. Он уже однажды был приговорен к высшей мере за изнасилование несовершеннолетней, его помиловали, а через некоторое время снова залетел по такой же статье. Понял, что больше не простят, вот и покончил с собой. Так нас осталось тринадцать смертников. Мне удалось уговорить их не участвовать в беспорядках.
Усадив всех своих друзей по несчастью возле какого-то барака, Бухтияров отправился вызволять практиканток.
- Иду по территории, а там такое творится! — вспоминает Виктор Дмитриевич. — Бабы пьяные голышом бегают, куча пьяных зэков! В медсанчасти несколько заключенных без чувств валяются на полу, объевшись таблеток. В самом центре колонии стояла «Волга», в которой сидели «крутые» и по рации вели переговоры с администрацией. Я выхватил у них микрофон и сказал в него: «Мы, смертники, не поддерживали и не будем поддерживать бунт». «Крутые» тут же начали на меня бочку катить: «Ты чего, мол?» А я в ответ: «А вы чего?» Связываться со смертником они не рискнули.
Проблему с практикантками Бухтияров решил просто. Взял в бараках несколько зэковских бушлатов и нарядил в них девчонок. Так и вывел их за контрольно-пропускной пункт. Потом вообще развил бурную деятельность, пытаясь спасти как можно больше людей.
- Я же читал книги вроде «Архипелага ГУЛАГа», — рассказывает Бухтияров. — Знаю, чем бунты заканчиваются. В колонии было много малолеток, а они же неконтролируемые. Я многих из них собрал в одной камере и уговорил не участвовать в бунте. Кроме моей группы, была еще одна, которая держалась особняком. Это цыгане.
- Виктор Дмитриевич, вы же во время того бунта спасли заместителя начальника Главного управления исполнения наказаний МВД СССР генерала Мищенкова?
- Я не знал, кто он такой. Иду по территории, смотрю, какой-то мужик стоит в генеральском парадном костюме, а сзади к нему зэк с ножом подбегает. Все произошло автоматически. Я руку с ножом перехватил и заломил назад. Правда, тот зэк успел генеральский мундир порезать. Мне уже потом сказали, что то за генерал был. Когда немного утихомирились события, меня позвали к Мищенкову, и тот поблагодарил за свое спасение. Хотя главная благодарность была впереди. Как я узнал, Мищенков лично попросил президента Советского Союза Михаила Горбачева, чтобы тот меня помиловал. Правда, этого события пришлось ждать еще год.
По словам нашего собеседника, смертников вывели из колонии на второй день после начала бунта и сразу же распределили по другим тюрьмам.
- Меня хотели во Львовскую область отправить, но я попросил, чтобы в Донецкую, — говорит Виктор Дмитриевич. — Очень уж хотелось увидеть старенькую маму. Знал, что так далеко во Львов она приехать не сможет.
Бухтияров оказался в Енакиевской колонии.
- О том, что готовятся документы о моем помиловании, я не знал, — вспоминает Виктор Дмитриевич.
- Страшно было в ожидании конца?
- К тому времени чувства уже немного притупились. Было как бы все равно: расстреляют, ну и ладно. В один из таких дней, когда приводились в исполнение приговоры, меня вывели и повели к тому подвальчику. Завели, включили свет, а там стоит… Любимов, тот, что из программы «Взгляд». Оказывается, он приехал про меня передачу снять.
Михаил Горбачев помиловал Бухтиярова 19 августа 1991 года. Как раз в тот день, когда в Советском Союзе произошел путч.
- Я ни о чем не знал, а охранники злорадствуют: «Накрылось твое помилование!» — вспоминает Бухтияров. — На следующий день подходит контролер и через кормушку мне какие-то бумаги просовывает: на, мол, читай. А там постановление о моем помиловании, подписанное президентом. «Ну и что теперь?» — спрашиваю. «Ничего», — ответил контролер и закрыл кормушку.
Увидеться с мамой Бухтияров успел за десять дней до ее смерти, это произошло совсем недавно. Она пришла, попрощалась, а потом умерла. На сегодняшний день Виктору осталось сидеть четыре с половиной года. Отбыв срок, Бухтияров хочет жениться на женщине, с которой познакомился по переписке, и остаться работать при колонии радиомонтером. Говорит, привык к этому месту.
В Донецке корреспондент «ФАКТОВ» встретился и с первым командиром РОСНАЗа (Республиканского отряда специализированного назначения) Украины Петром Шерекиным, который был одним из руководителей подавления бунта. Участвуя в описанных Бухтияровым событиях, командир спецназа смотрел на них совсем другими глазами.
- Спустя несколько часов после начала бунта вокруг колонии собралось огромное количество военных и милицейских подразделений, техники, — вспоминает Петр Шерекин. — У каждого была своя задача. Вплоть до того, что была назначена отдельная группа, контролирующая возможность подкопа с территории колонии. Одной из задач, поставленных спецназовцам, была разведка обстановки внутри колонии. Группами по 4-5 человек мы пробирались туда и по коммуникациям через подвалы, и по крышам. Иногда переодевались в форму пожарных. Но зэки к людям в погонах относились агрессивно — угрожали, размахивали заточками. Хоть мы были вооружены (каждый при себе имел по два пистолета и штык-ножу), это был огромный риск, заключенные могли бы завладеть оружием.
- Что же вы увидели внутри?
- Это можно было назвать «упоением закрытой свободы». Люди тащили мешки с продуктами, пылали костры, тут и там возникали драки. Зэки добрались до документации, распотрошили личные дела, кое-кто прочитал показания подельников… В механическом цеху мастерских желающие точили для себя ножи, сабли, копья. Они готовились к отражению штурма. На моих глазах один из бунтовщиков отрезал свинье — в колонии было неплохое подсобное хозяйство — ноги. Бедняжка, отчаянно вереща, ползла на культяшках в луже крови, а варвар в это время самодельной саблей пытался вырезать у нее кусок мяса из спины. Тут же начинали жарить шашлыки.
Иногда мы захватывали заложников, уводили с собой за оцепление. А некоторых, объевшихся таблеток, просто выносили! Потом расспрашивали, в каких помещениях кучкуются зачинщики бунта. Иногда пойманный просил: «Сам хочу выйти и знаю еще человек пять, которые хотели бы выйти». Как правило, мы таких отпускали. Примерно в половине случаев зэки сдерживали слово. Мы выводили за оцепление всех желающих. Один раз нам передали, что хочет выйти большая группа — человек тридцать. Мы назначили им место встречи в подвале одного из корпусов. Прождали два часа по колено в воде, в то время как под низким потолком растекался слой вонючего дыма. Но они так и не пришли — скорее всего, их не пустили зачинщики. Если кто-нибудь из зэков открыто направлялся к воротам, через которые можно было выйти, в спину ему летели заточенные напильники.
Определили группу зачинщиков: ориентировочно это были днепропетровские рэкетиры. Разрабатывались различные варианты штурма — с помощью вертолетов, пожарных. Однако штурм откладывали с одного дня на другой.
А что творилось снаружи! Вспомните 1990 год, послеперестроечное время. Все под впечатлением от только что прочитанного «Архипелага ГУЛАГа» Солженицына, многие уверены, что по тюрьмам сидят лишь невинные. Колонию плотным кольцом окружили горожане, родственники заключенных. В толпе в основном сочувствовали бунтовщикам. В зону рвались депутаты: «Мы сейчас поговорим с людьми, мы их уговорим!» Я думаю, что если бы снаружи не было такой обстановки, то и дело закончилось быстрее, и крови было меньше.
- Днепропетровский СИЗО считался неплохим, но очень перенаселенным учреждением, — анализирует причины бунта генерал Иван Штанько, в то время возглавлявший управление по вопросам исполнения наказаний МВД Украины. — Тогда там находилось 2400 «сидельцев», на 30 процентов больше нормы. Поводом для массового неповиновения действительно послужил инцидент в женском корпусе. Один из сотрудников изолятора занес в камеру к девушкам магнитофон. Но, когда те отказались выключить его после отбоя, для установления порядка пришлось вызвать резервную группу сотрудников. Женщины в крик… И началось!
Докладывая о событиях в Днепропетровске на сессии Верховного Совета, мы показали депутатам оперативную видеозапись того, что творилось на территории изолятора. Эти кадры многих повергли в шок.
Заключенные ели найденные в медсанчасти таблетки, пили самодельную бражку. Они захватили склад с продуктами, в котором хранились банки с томатным соком. Сок литрами вливали в стиральную машину, минут десять взбалтывали с сахаром и, возможно, дрожжами. После «коктейля» кое-кто впадал в беспамятство, а некоторые лезли на трехметровый бетонный забор. Но забор простреливался с вышек. Поэтому «смельчаки», взобравшиеся наверх, тут же соскальзывали вниз.
- А раненые были?
- Нет. Было несколько убитых в драках, двое насмерть отравились лекарствами, один смертник повесился.
Мы ходили в зону вдвоем с заместителем начальника Главного управления исполнения наказаний Петром Мищенковым. Без оружия, конечно, его же могли захватить! Зашли, представились. Спросили, какие у них требования. Заключенные хотели, чтобы наказали сотрудников, обижавших девочек, и кое-кого освободили. Побеседовали и с главным зачинщиком бунта — уже не помню его фамилии. Он взбирался на крышу легковой машины, находившейся на территории СИЗО, разъезжал туда-сюда по внутреннему дворику, агитировал остальных.
Потом мы с коллегой пошли посмотреть на корпус, где началась заваруха. За нами увязался заключенный Бухтияров. По его полосатой одежде было понятно, что он приговорен к высшей мере. Мы поговорили и с ним, пошли обратно. Вдруг — глядь! — в землю возле асфальтированной дорожки, где мы проходили секунду назад, воткнулась самодельная заточенная отвертка. Уж не знаю, в кого целились — в Мищенкова или в меня. Но, похоже, все-таки в Петра Григорьевича. Обернувшись на топот ног сзади, увидели убегающего «гражданина зэка». Бухтияров, который все время находился рядом, сказал, что это он выбил у подбегающего зэка из рук эту отвертку, и она упала на траву.
… За четыре дня мы вывели за оцепление и вывезли почти всех «сидельцев». Скажу, что процентов 80 из них сами хотели покинуть этот ад. Многие расходились по камерам и закрывались, потому что понимали, чем все может кончиться.
На территории остались 200 самых оголтелых зэков, не соглашавшихся мирно покинуть колонию. На пятый день подожгли шиферные крыши корпусов изолятора. Представьте, повсюду языки огня, шум, треск. На территорию СИЗО въехала пожарная машина, а за ней вошел спецназ из Донецка. Бойцов, ничем не вооруженных, было человек 50. У них были только светошумовые гранаты. При ударе такой гранаты об землю раздается оглушительный взрыв, столб пламени взлетает до неба. Психологически действует замечательно. Спецназовцы вбежали на территорию с криком «Ложись!», бросили эти гранаты — положили «компанию» во дворике. Потом обошли всех по очереди, изъяли заточки, пики. Дело было закончено.
Согласно уголовному законодательству тех лет, против зачинщиков бунта (их было около 15 человек) возбудили уголовные дела. В соответствии со степенью вины каждому из них к основному сроку добавили от 3 до 15 лет лишения свободы. Материального иска им не выставляли, хотя изолятор пришлось ремонтировать три месяца.
- А какое продолжение имела история с Бухтияровым и спасением генерала?