По мнению режиссера, творческий человек не должен превращаться в «агитку»
Как стать режиссером инаугурации Президента? Нужно быть автором 250 оригинальных постановок в разных жанрах. Рискнуть поставить оперу «Царь Эдип» на майдане Незалежности шесть лет назад. А еще раньше — проводить первые фестивали «Червоной руты». Ну и наживать неприятности, разумеется. Чего-чего, а этого у режиссера Василия Вовкуна всегда хватало. Еще студентом в советские времена он был причислен к «неблагонадежным» за то, что из загса отправился с юной женой к памятнику Тарасу Шевченко.
- Было так: в день свадьбы мы с моей Лидой принесли букет роз к памятнику Тарасу Григорьевичу, — рассказывает Василий Вовкун.
- Розы, случайно, не оранжевые были?
- Нет. (Улыбается. ) Нежно-розового цвета… А через неделю меня вызвали в КГБ. И велели в письменной форме ответить на вопросы: почему цветы были принесены только к памятнику Шевченко, и почему я, второй год живя в Киеве, разговариваю только по-украински…
- Вы объездили полмира, проводя дни украинской культуры в разных странах. Как сегодня реагируют «они» на «нас»?
- Поразительно! В Германии, например, на просмотрах фильмов Довженко молодежь запасалась ручками с подсветкой и конспектировала — в темноте! У нас я такого не видел. И не помню, чтобы в наших выставочных залах столько людей толпилось у картин Марии Примаченко, как в Германии.
А когда наш камерный хор «Киев» давал концерт украинской духовной музыки в центральном соборе Берлина, очередь за билетами выстроилась, как когда-то в мавзолей. Из-за этого программу задержали на полчаса, что, по немецким меркам, вещь неслыханная. И после концерта музыкантов долго не отпускали. Посол Германии тогда сказал нам: «Мы уже можем у вас учиться. Это — экспортный материал».
О такой реакции европейской публики я не мог не вспомнить, когда решал, каким быть концерту в день инаугурации…
- И остановились на академическом варианте. А ведь можно было блеснуть и нашим фольклором, и эстрадой?
- Было предложение: почему бы не сделать отдельный концерт победительницы Евровидения Русланы Лыжичко. Однако… по правилам высокого тона, установившимся в Европе, эстрада, джаз, народная музыка звучат на балах. А на инаугурационном концерте — классика.
- Но был и мальчик, который перед началом концерта сыграл на рояле мелодию «Разом нас багато… » Где вы его отыскали?
- В киевской музыкальной школе. Миколке пять лет. На сцене он вручил свой оранжевый шарфик дирижеру национального симфонического оркестра. И это сразу «нарушило» академический настрой.
- Когда все, глядя на черные фраки оркестрантов, думают: «Ну, сейчас начнется… »
- Вот-вот… (Улыбается. ) Со строгой черно-белой гаммой одежды музыкантов контрастировала и яркая оранжевая декорация. А Украинский дом, где состоялся первый бал украинской элиты, был уже полностью «одет» в оранжевое. И заходившие в фойе на первом этаже словно попадали на Майдан: та же трибуна, те же ворота в палаточный городок (два огромных экрана воссоздавали «оранжевые мгновения» нашей жизни). И тот же ведущий Евгений Ныщук… Гостей было не меньше двух тысяч! И все легко общались друг с другом — как на Майдане. Рядом можно было увидеть и Президента, и Лину Костенко, и посла Америки…
- Чувство эйфории во время «оранжевой» революции испытали?
- Нет. Романтического настроя у меня уже не было. Знаете, в новейшей истории Украины произошло несколько таких революций, а вернее, энергетических «взрывов». 20-е годы — взлет национальной поэзии, театра, кино, живописи. Сосюра и Хвылевый переходят на украинский язык, потому что это МОДНО! И все в одночасье уничтожается. «Расстрелянное возрождение»… Следующий «взрыв» — наши шестидесятники, законодатели моды в искусстве. Их, снова-таки, «нейтрализуют». И — энергетика 1989-1991 годов. Первые фестивали «Червоной руты» собирали толпы зрителей не только в Черновцах, а и в Донецке, Запорожье, Севастополе. Помню митинги и ту бочку с бензином, к которой я был притиснут. Страшно не было, даже когда мы заявили: либо Акт независимости, либо мы себя тут сожжем! Но минул 91-й год, и энергию людей умело погасили… Вот почему сейчас не было эйфории.
- А что же было?
- Работа!.. Мне довелось объездить всю страну с «Нашей Украиной» перед парламентскими выборами. Тогда и познакомился с Виктором Андреевичем Ющенко, за что благодарен судьбе. Во время нынешней кампании я был координатором творческих программ. И настоял на том, что традиционных предвыборных концертов не будет (многие, кстати, в отличие от Виктора Андреевича, с этим не соглашались). Артист не должен превращаться в «агитку» — это унижает и его самого, и политического лидера, который таким образом использует творческого человека.
В дороге у нас всякое случалось: и колеса резали, и соль с песком в бензобаки сыпали. Понимая, что залов никто не даст, а электричество «вырубят», обходились своими силами. И общались с людьми «вживую», на улицах и площадях. Наши «спудеи», например, устраивали представления — политические вертепы — на базарах. И каждый зритель мог поучаствовать в этом действе.
А на Майдане в Киеве, когда выступали все участники проекта «Песни свободы», тоже происходило своего рода действо: людям передавалась добрая энергетика…
- Но до сих пор приходится слышать: у грандиозной драмы на Майдане были зарубежные «режиссеры»…
- Тут не зарубежная, а народная технология сработала! Моя мама недавно рассказала мне о своем «методе предвыборной борьбы». Маме 71 год. И вот собрались в селе женщины ее поколения — эти свечечки Божьи, и мама предложила круговую молитву. Сегодня она молится с 6 до 7 утра, а другая женщина с 7 до 8. И так они попеременно сменяют друг друга круглые сутки! Две недели подряд! Меня это тронуло до слез. Такую молитву Бог не мог не услышать…
Больше всего я боялся, чтобы инаугурация Президента не превратилась в политическое шоу. В моем понимании, это обряд. Поэтому все было обставлено строго и просто.
Эмоционально инаугурация — это переход, «мостик» от революции к будням. Я не обольщаюсь насчет того, что все люди в коридорах власти сразу изменятся. Сколько еще «подковерного» зла будет делаться именем «оранжевой» революции! Смотрю, как спешно некоторые мои коллеги надели «апельсиновые» шарфики, спрашиваю: «Вы в который раз уже цвет меняете?»
- Неудивительно, что вам так везет с «доброжелателями».
- На самом деле, я везучий на встречи с добрыми и мудрыми людьми. Помню, как, еще будучи студентом, я пробовался на роль в фильме Ивана Миколайчука «Вавилон XX». С утра меня вывезли в поле, там в суматохе съемок и… забыли. С голодухи я уже так наелся травы, что губы позеленели. И вдруг Миколайчук остановил съемки — а это огромная массовка, до тысячи человек, — взял меня за руку и повел к машине, чтобы покормить. Никогда не забуду нашего долгого разговора и взгляда Ивана — словно он хотел передать мне что-то очень важное. Наверное, это была вещая встреча.
- А вещие сны у вас бывали? Случалось ли, например, во сне получить творческую «подсказку» для постановок?
- «Подсказка» дается, когда мысли заняты только спектаклем. Очень долго не удавалось найти решения постановки о Максиме Тадеевиче Рыльском. Его собрание сочинений лежало у меня на столе. Просыпаюсь среди ночи и могу безошибочно сказать, на какой странице каждое стихотворение, при этом чувствуешь чье-то незримое присутствие, хотя один в комнате находишься. Даже страшновато делается. А потом пришла и «подсказка», как передать душевные муки поэта в сталинские годы. В зал Оперного театра я внес 12 клеток с канарейками. Актеры ушли, и на пустой сцене запели птицы в клетках… Ошеломленный Дмитрий Михайлович Гнатюк мне потом говорил: «Да я ж с Максимом Тадеевичем самогонку пил, он в фуфайке сидел, а ты из него Шекспира сделал!» «Но разве нельзя быть в ватнике и писать по-шекспировски?» — спрашиваю я.
А однажды мне приснилась птица в клетке. Это был и впрямь вещий, к тому же радостный сон. Будто я выпускаю из клетки орла, птица кружит в небе и провожает меня до самого дома. «Все, — говорю жене, которая вот-вот должна была родить. — У нас будет сын!» Так и случилось.
- Жена вам тоже «наснилась»?
- Представьте себе, да. Был сон: боюсь утонуть и вдруг вижу зеленый берег, который входит прямо в море… А на следующий день я встретил Лиду. Она человек творческий, актриса Молодого театра, при этом настоящая «декабристка». Сейчас она репетирует шиллеровскую королеву Елизавету. Мы восемь лет жили в разлуке: Лида осталась в Черновцах, а я снимал комнатку в Киеве, куда меня вызвал Сергей Проскурня. Каждый вечер часами разговаривали с женой по телефону. Если б записать тогда эти беседы, получился бы многотомный «телефонный роман»…
- Просто чудо, что семья сохранилась.
- Это потому, что мы встретились не случайно и действительно подходим друг другу. Как-то всей семьей пришли на выставку Ивана Марчука в национальном музее. Говорю Лиде и сыну Святославу: «Если «загадаете» те же картины, что и я, — постараюсь их приобрести».
- Марчук — дорогой художник…
- Да, но дорогие вещи должны быть в доме… И вот после выставки жена с сыном, не сговариваясь, называют мне картины — «Мадонна» и «Пастух» — те же, о которых я мечтал. Сейчас они у нас дома…
- Вы, знаю, давно коллекционируете старинные вещи. На Сенном рынке с Президентом Ющенко часто видитесь?
- Где один коллекционер прошел, там другому делать нечего (смеется). Так сложилось, что на рынке ни разу не столкнулись. А на Андреевском спуске обычно спрашиваю: «Был Виктор Андреевич?» И если узнаю, что был, ухожу восвояси… Правда, свою коллекцию старинных украинских сорочек я собирал годами по всей Украине. И, скажу вам, Виктор Андреевич на нее заглядывался. А меня восхищают собранные им козацкие «люльки» и изумительная керамика времен трипольской культуры…