Сегодня народному артисту СССР исполняется 80 лет
Кирилл Лавров — почетный гражданин Санкт-Петербурга, народный артист СССР, лауреат Ленинской премии, Герой Соцтруда, обладатель специального приза президента «За выдающийся вклад в развитие российского кино», награжден «Золотой маской» в номинации «Честь и достоинство».
Нынешний юбилей Кирилла Юрьевича совпал еще с одним, не менее для него значимым — исполняется 50 лет его работы в питерском Большом драматическом театре.
Судьба Лаврова совершенно нетипична для артиста. После школы он поступил в мореходку, но началась война, и пришлось пойти учиться в военное авиационно-техническое училище. Потом пять лет был техником на Курильских островах, обслуживал бомбардировщики. Театром «заболел» в армии, где участвовал в самодеятельности. Но, видимо, «болезнь» эта — наследственная, ведь родители Кирилла Юрьевича тоже были актерами. Театральным университетом Лаврова стала сцена киевского театра имени Леси Украинки, где работал его отец — блистательный Юрий Лавров.
- Кирилл Юрьевич, можно сказать, что как актер вы «родились» в Киеве?
- Те пять лет, что я работал в театре имени Леси Украинки, значат для меня очень много. Там я впервые вышел на сцену и попытался понять, что такое актерская профессия. Театр был великолепный: блистательные актеры, замечательный художественный руководитель Константин Хохлов. Царила чудная атмосфера: не было интриг, сплетен, заговоров.
- Что вы чувствовали, когда выходили на сцену вместе со своим отцом, народным артистом СССР Юрием Лавровым? И что испытываете теперь, когда с вами выходит ваша дочь — актриса БДТ Мария Лаврова?
- С отцом у меня отношения всегда были дружеские, товарищеские. Вероятно, из-за того, что папа был лишь на 20 лет старше меня. Хотя случалось, мы спорили, наши взгляды, мнения в чем-то расходились. Я всегда уважал отца за блистательный актерский талант. Он был остроумным, и попадаться ему на язык было довольно опасно. Отец никогда не служил в армии, но, мне кажется, стал бы блестящим офицером.
- Он ведь хотел, чтобы именно вы стали офицером?
- Да, и противился моей актерской профессии. Вместе мы с ним играли очень мало, так как я тогда еще бегал в массовке. В театре имени Леси Украинки шел спектакль «Голод», в котором он играл главную роль, а я вместе с солдатами расстреливал его. Я наслаждался игрой отца и учился у него.
- Вашей дочери трудно было доказать, что она не просто ребенок одного и внучка другого народного артиста?
- Детям известных людей всегда безумно трудно, потому что все вокруг думают: их вытащили по блату. И сама фамилия давит. Я это испытал на себе, когда работал вместе с отцом. Теперь Маша ощущает это в полной мере, работая со мной. Когда она училась в институте, запретила мне туда приходить, чтобы, не дай Бог, не подумали, что я прошу за нее. А когда окончила институт, пошла работать в ТЮЗ. Считаю, это правильно. Отец всегда требовал от меня больше, чем от других. Такая же история и с Машей. Чтобы опровергнуть расхожее мнение, что, дескать, на детях гениев природа отдыхает, нужно иметь достаточно сильный характер.
- Что для вас БДТ сегодня?
- БДТ, по сути, моя жизнь, потому что я там работаю уже 50 лет. И 33 года из этих пятидесяти мне выпало счастье работать с Георгием Александровичем Товстоноговым, с которым у меня сложились замечательные отношения. Меня приглашали в другие театры, в частности, в Москву. Товстоногов любил говорить: «Я люблю Москву, но работать могу только в Ленинграде». Вот и мне московская суета не нравится. И для меня никогда не вставал вопрос, что я могу уйти из БДТ.
- Роман «Наши знакомые» в то время стал своего рода бестселлером — я им тоже зачитывался. И Скворцов, которого играл, очень симпатичен мне своей противоречивостью поступков и тем, что он был какой-то «очень ленинградский». Да и профессия у него та, к которой стремился я, — моряк. Я поддерживал хорошие отношения с автором романа и сценария Юрием Германом, это была уже наша вторая совместная работа. До этого я снялся в картине по его роману «Верьте мне, люди».
- Вы мечтали поступить в мореходку, а потом сыграли морского офицера. Окончили Астраханское авиационное училище — и сыграли авиаконструктора Королева, который в «Укрощении огня» звался Башкирцевым!..
- В первом варианте сценария я был не Башкирцевым, а самим Королевым. Фильм должен был быть поставлен по биографии Сергея Павловича, включая и «магаданский» период. Когда «наверху» прочли сценарий, порекомендовали создать собирательный образ. Можно сказать, сценаристам развязали руки.
Башкирцев занимается выпуском «катюш», а Королев их никогда не делал. Придуманной была и вся его личная жизнь. Я перечитал все, что писали о Королеве, но из-за того, что он был засекреченной фигурой, информации нашел очень мало. Многие сцены снимались в реальных местах, в частности, на Байконуре. Жили мы там довольно долго, стали уже своими людьми и даже снимали реальные запуски ракет. После Сергея Павловича на космодроме прижился целый ряд обычаев и неписаных правил. Королев держал в своих руках всю промышленность СССР, работающую на его отрасль. Так, со старта ракеты он мог выгнать даже маршала Советского Союза. И в то же время писал маме письма в стихах.
Я почему-то боялся его родственников и не общался с ними. Когда картину уже сняли, я приехал из Ленинграда в Москву. Иду по перрону, вдруг подходит какая-то женщина: «Здравствуйте, я Наташа Королева». Это оказалась Наталья Сергеевна, дочь Сергея Павловича. Я сдружился с ней, впрочем, как и со всей семьей авиаконструктора. Тогда еще была жива мама Королева и его первая жена, мать Наташи. Сейчас у Королевых — огромный «клан»: внуки, правнуки.
- В общем, вы приняты в королевскую семью?
- Да, и это для моего актерского самолюбия очень важно. Мама Королева, Марья Никитична, говорила мне: «Вы совсем не похожи на Сережу, но когда я вижу вас в этой картине, мне хочется крикнуть: «Сережа!»
- В советские времена были так называемые беспроигрышные роли, например, Ленина. Вы тоже сыграли его и даже получили за это Ленинскую премию.
- Я сыграл в спектакле «Перечитывая заново». На премию купил за городом дачу. Спектакль, кстати, был очень непрямолинейный, можно сказать, колючий. Помню, когда я шел загримированный на сцену, все прижимались к стенкам и почтительно здоровались. Даже ненастоящий Ленин вызывал у людей трепет.
- В последнее время вы снимаетесь в сериалах…
- Сериал сериалу рознь. Я не могу сказать, что хорошо отношусь ко всему тому «мылу», которое идет без перерыва по всем каналам. Но это вовсе не значит, что сериал как таковой не имеет права на существование. Почему я согласился сниматься, скажем, в «Бандитском Петербурге»? Во-первых, вор в законе — одна из моих первых ролей. Вот я и подумал: почему бы такой ролью и не закончить? Во-вторых, я хорошо знаю режиссера сериала Владимира Бортко, отношусь к нему очень уважительно и поверил ему (Кирилл Юрьевич недавно закончил сниматься у Бортко в телеромане «Мастер и Маргарита». — Авт. ).
- А как вам работалось с великим Иваном Пырьевым в «Братьях Карамазовых»?
- Когда мне предложили роль, о которой мечтает каждый артист, я не раздумывал. Пырьев — самобытный, сложный и очень интересный человек. Мы так его боялись! Он чем-то похож на Королева: когда шел по коридору, все невольно расступались. Помню, мы снимали под Москвой, и вдруг на съемочную площадку приехала верхом на лошади Лина (молодая жена Пырьева, актриса Лионелла Пырьева, сыграла в «Братьях Карамазовых» роль Грушеньки. — Авт. ). Она сидела на лошади грациозно и красиво. Иван Александрович (ему тогда уже было лет 70) говорит: «Кто же так ездит? Ну-ка слезай!» Вскочил на лошадь и сразу пустил ее галопом. Проскакал круг, резко соскочил: «Вот как надо ездить!»
- Вы заканчивали этот фильм как режиссер с Михаилом Ульяновым?
- Когда Пырьев умер, нас попросили закончить снимать картину. Нас с Мишей этот фильм сблизил и сроднил. К тому времени мы уже хорошо ориентировались в нем и таки довели дело до конца.
- Еще один фильм в вашей судьбе стал легендарным — «Живые и мертвые».
- В театре мы играли пьесу Симонова «Четвертый», в которой у меня был небольшой, но очень выразительный эпизод. Симонов приехал к нам на премьеру. Потом устроили банкет. И вот Константин Михайлович подходит ко мне и говорит: «Вы знаете, на «Мосфильме» Саша Столпер собирается экранизировать «Живых и мертвых». Мне кажется, вы смогли бы сыграть Синцова». Я отвечаю: «Константин Михайлович, только что прочел ваш роман. Вы написали, что Иван Синцов — высокий мужчина». — «Ну если это вас смущает, то в следующей книге я напишу, что он был среднего роста». Симонов на «Мосфильме» пользовался таким авторитетом, что меня никто даже не «пробовал», взяли сразу. Что касается правды войны в фильме и в моем образе, то сам Симонов сыграл здесь огромную роль. Он прошел всю войну, да не просто где-то во втором эшелоне, а облазил все передовые, бывал в самых горячих точках. Поэтому все прекрасно знал, и каждый костюм, противогаз осматривал придирчиво.
Помню, он пригласил меня к себе на дачу. Посадил в кабинете, вытащил свои еще не опубликованные дневники и сказал: «Если вам интересно, читайте. Здесь все живые и все мертвые». Когда мы сняли картину, Симонов подарил мне свою фотографию, которую проносил всю войну в противогазе, — помятую, поломанную. На ней он запечатлен в фуражке, с чубом, папироской, с майорскими петлицами. Написал: «Кириллу Лаврову от одного из военных корреспондентов. С любовью. Синцов».
- Ваш герой Ричард Боленгброк в костюмированном фильме «Стакан воды» с удовольствием соглашается с вызывающей фразой: «Европа может подождать!» Что может подождать в вашей жизни?
- У меня тоже бывали моменты, когда Европа могла подождать, так как собственные проблемы часто казались мне гораздо более важными. Прежде всего — моя любовь, моя судьба.
- Кирилл Юрьевич, как великому человеку не забронзоветь?
- Относиться к себе с юмором. И понимать, что все в этой жизни временно и быстротечно. Делать все по совести. Вот и все.
- Есть такое выражение: «Если Бог закрывает двери, он где-то открывает форточку». В чем ваша «форточка»?
- У меня форточки нет — у меня стеклопакет, который, если закрывается, то закрывается. А если открывается, то… настежь!