Во время визита в Киев главный «афганец» СНГ совещался с премьер-министром Юлией Тимошенко и руководством украинских ветеранских организаций, как улучшить жизнь участников локальных войн в связи с недавним принятием международной программы помощи воинам-интернационалистам
Руслану Султановичу 51 год. По-прежнему красив, строен, сдержанно обаятелен. На лацкане — звезда Героя. Два десятилетия назад молодого офицера Аушева как огня боялись афганские моджахеды. Год назад он, уже отмеченный сединами отец четверых детей, отправился в захваченную террористами школу в Беслане, чтобы спасти чужих мальчишек и девчонок.
Мирных дней в его жизни было немного. До сих пор и у него лично, и у всей бывшей страны болит афганская рана. Ведь по сей день еще не освобождены все пленные. И не похоронены останки последнего погибшего солдата. Стало быть, война для генерал-лейтенанта Аушева не закончена. Он считает, что и сейчас в ответе за тех, с кем ходил в бой. Как помочь им обрести достойную, человеческую жизнь? Этот непростой вопрос председатель Координационного комитета по делам воинов-интернационалистов при Совете глав государств СНГ Руслан Аушев обсуждал на днях во время визита в Киев в связи с принятием международной программы улучшения качества жизни ветеранов Афгана и других локальных войн с премьер-министром Украины Юлией Тимошенко и руководством Украинского союза ветеранов Афганистана (УСВА), а также рассказал корреспонденту «ФАКТОВ» некоторые подробности своей жизни.
- Руслан Султанович, на Кавказе профессия воина — одна из самых уважаемых. Вы потому стали военным?
- Нет, все было проще. Я родился в Казахстане, куда во время войны депортировали многих ингушей. С детства заболел космосом. Юрий Гагарин сильное впечатление произвел. Вот и я готовился стать летчиком. Чтобы попасть в космонавты. Но в 10-м классе играли однажды в футбол, сломал ногу. В авиационное училище, сказали, не возьмут. И мы со старшим братом поступили в Орджоникидзевское (теперь Владикавказ) общевойсковое командное училище. Отец сказал, что на тот момент, начало 70-х, армия была чуть ли не единственной в Советском Союзе структурой, которая себя ничем не запятнала.
- Кем был ваш отец?
- Работал на транспорте. На первом курсе спас меня от отчисления из училища. Я повздорил с командиром роты. Пререкался. Потом одно за другое… А вот мой старший брат, он у меня командиром отделения был, умел ладить с начальством. Комбат ставил мне его в пример: «Смотри, какой у тебя брат. А ты? Баламут!» Словом, приехал в училище отец.
- Дал бакшиш?
- Не-ет. Он честный советский человек. Поговорил с начальством. И со мной.
- Отец позже не жалел, когда узнал, что вы и два ваших брата-офицера попали в Афганистан? И вы сами?
- Он понимал, что такова судьба военного. Искренне считал, что защищаем интересы Родины. Мы тоже.
- Вы были к тому времени женаты?
- В Афганистане я служил дважды. В первый период был еще холостяком.
- А как познакомились с будущей женой?
- У нас, у ингушей, это просто. Отец-мать нашли невесту, я ее полчаса видел и сказал: хорошо, давайте. Я в то время уже закончил первый курс военной академии имени Фрунзе, был майором, Героем Советского Союза. Мать говорит отцу: «Сына потеряем, он в Москве там… Приедет в отпуск, надо женить». Ну и подыскивали девушек. У нас же на танцы не ходят, дискотек нет. Приводят тебя в какую-то семью. Во время застолья девушка приносит воды или чего-нибудь. Потом спрашивают: «Ты видел девушку?» Говорю: «Видел». — «Ну и как она?» — «Да вроде ничего». — «Ну тогда женись!»
- И сколько таких смотрин было?
- Да штук двадцать, наверное. Я под конец устал: «Ладно, давайте. Все равно не отпустите… » А если серьезно, к тому времени самому одиночество надоело. И будущая супруга понравилась. У нас четверо детей. Старшенькая уже замужем, в Казахстане живет. Сын родился, когда я уже был командиром полка, сейчас учится на подготовительном отделении вуза. Вторая дочь в шестой класс перешла. Младшему сыну пять лет.
- Жена чем занимается?
- Домохозяйка. Я ее взял на пятом курсе университета, на экономиста училась в Грозном. Сказал: на этом твое образование закончилось. Ну, дети пошли… Нормального детства у них не было. Все время под охраной ходили. В школу, обратно… Все на них смотрят. Быть детьми известного человека — это несчастье.
- Как вы, кадровый боевой офицер, ставший затем генералом, попали в политику?
- Еще в Афганистане понял, что многое в жизни страны и армии надо менять. Очень хотелось избавиться от формализма, показухи, чрезмерного влияния партии и номенклатуры на жизнь общества. Начальник политотдела дивизии, например, говорит мне, заместителю командира дивизии: «Я представитель партии в дивизии, стало быть, выше тебя». «А я, — отвечаю, — что, представитель белых?» Помню, в 1989 году я уже служил в Уссурийске. Был в отпуске. Приезжаю в Грозный к родственникам. Сидим, кушаем. И приходит телеграмма от зам-полита: личный состав выдвигает вас кандидатом в народные депутаты СССР.
Говорю: нет, только не депутатом. А все: «Давай, Руслан, соглашайся. Будешь на самолете летать! Все будет в шоколаде!» Тогда еще думали: депутат Верховного Совета СССР — раз в полгода приедешь в Москву, тебе дадут кучу дефицитных книг, проголосуешь и уедешь. И я, наивный, полагал, что вернусь в часть уже депутатом. Приезжаю, а там предвыборное собрание, пятнадцать кандидатов! Говорю своим: «Куда вы меня подставили?» Но началось соревнование, в конце концов нас осталось только двое. Был бы мой соперник рабочим, я снял бы свою кандидатуру. А там — председатель райисполкома. Негодяй — клейма негде ставить. И меня поливает. Дескать, я второй раз в Афганистан поехал потому, что одной звезды мне было мало, за второй поехал.
- Но все-таки зачем?
- Хотелось помочь сохранить жизнь как можно большему количеству солдат. Ну, я разозлился. И выиграл! Так мы с Сергеем Червонописким (председатель Украинского союза ветеранов Афганистана. — Авт. ) стали депутатами.
А президентом, не скрою, стал случайно. События на Кавказе, если помните… Союз развалился. Все закрутилось вокруг Чечни. Конфликт произошел между Ингушетией и Северной Осетией. И я прилетел. Любой бы прилетел, если дома пожар. Меня назначили военным комендантом республики, ввели чрезвычайное положение — ведь были сотни убитых, десятки тысяч беженцев. Потом создали администрацию этой зоны чрезвычайного положения, меня назначили замглавы. Но вскоре увидел, к чему они ведут — ищут повод применить силу в Чечне. И ушел оттуда в комитет, который сейчас возглавляю.
Вскоре, уже в Москве, узнаю: народ поднялся на дыбы. Ко мне целая делегация приехала с мешком подписей. Старики как начали: ты нас бросил, мы тебя проклянем, если не согласишься. На самые болевые точки давили. Говорю: «Хорошо, избирайте».
Пока утрясал вопросы в Москве, они выборы провели. И я приехал в Ингушетию президентом.
А там… Органов власти нет, денег нет, Россия образца 1993 года. Ничего нет. Знакомые специалисты подсказали, что деньги на социально-экономическое развитие можно быстро заработать, создав в республике свободную экономическую зону. Но на все это нужно какое-то время. А тут пенсии старикам нечем платить. Я полетел к Черномырдину, он тогда был премьер-министром: «Виктор Степанович, дайте денег… » Он говорит: «Руслан, нет денег. А сколько тебе надо?» Называю сумму. Ответ снова отрицательный.
Я ему говорю: «Тогда дайте независимость, если денег не даете». «Пошел к черту! — закричал Черномырдин. — Хватит с нас Дудаева!» — «Тогда дайте заработать — вот у нас есть идея… » Показал ему наши наметки, и Виктор Степаныч сказал: «Ну ладно».
И в общем-то у нас получилось! Что-то зарабатывали, на что-то получали дотации из федерального бюджета. Построили двести важных объектов, прекрасный аэропорт, организовали кадетский корпус для лучших (огромный конкурс!) мальчишек, которые практически все после окончания поступают в высшие военные учебные заведения и успешно служат в различных родах войск.
- Когда я стал президентом, плохо знал гражданские кадры в республике, которая погрязла в коррупции и равнодушии, — продолжает Руслан Аушев. — Чиновники привыкли работать с девяти до 18 часов, а все важные вопросы решать «завтра». А ведь мы, военные, так не привыкли! В армии как с утра ушел на физзарядку личного состава, так после отбоя домой возвращаешься, спали по пять-шесть часов. Гражданские же привыкли размеренно. «Завтра… » А я сказал: «завтра» не будет, будет все «сегодня». За девять лет сменил пять правительств. Надо действовать динамично.
- Вас знают как человека неподкупного, не берущего взяток. Но подарки небось вам несли?
- Самое тяжелое было в день рождения. Накануне я решил, допустим, снять с работы плохого чиновника. А он, прохвост, утром первым является в приемную — поздравить президента с днем рождения.
- И вы, растрогавшись, его прощали, не увольняли?
- Снимал, но немного позже.
- Какой вы добрый однако. А за что снимали?
- За нечестность, нерадивость. Сажал, например, с собой в машину начальника автодора. Поехали! Чуть где колесо на кочку или в ямку попадет — пиши заявление!
- Скажите, была в вашей жизни должность, которая принесла вам наибольшее удовлетворение?
- Самая-самая… Наверное, все-таки командир полка. Батальоны разбросаны по разным точкам. А это ведь люди, судьбы… И надо везде и боевую подготовку наладить, и тыловое обеспечение, и строительство, и транспорт, и столько всего! Кто был командиром полка, тот может быть президентом всего мира (смеется). Ну и должность президента республики, разумеется, творческая. Проблем более чем…
- В бытность президентом республики вы прибегали, скажем, к советам или консультациям жены как экономиста?
- Какие консультации? Никаких консультаций! Все решает мужчина.
- Менее года назад вы совершили очень мужской поступок, отправившись один на переговоры прямо в зубы к бандитам, захватившим школу в Беслане, и вывели группу женщин с 15 грудными малышами.
- Меня попросил штаб. Мы ждали, что приедет Аслаханов (депутат Госдумы от Чечни, помощник президента России. — Авт. ), чтобы пойти туда с ним. Террористы требовали переговоров с Масхадовым. И пока Аслаханов летел, я разыскал по телефону в Лондоне Закаева (вице-премьер правительства Ичкерии, представитель покойного Масхадова. — Авт. ): «Ахмед, если ты хочешь еще иметь какое-то лицо — помогайте освобождать людей. Принимайте политическое решение… » Тот согласился. И вскоре в Интернете появилось заявление Масхадова. Дескать, чеченские бойцы воюют за независимость, а не с детьми и женщинами. Текст этого заявления я и хотел отдать захватчикам.
Но Аслаханова все не было, а обстановка накалялась. Мы и так потеряли время — полтора дня, пока штаб решал, кто пойдет. И я пошел в школу один.
Террористы были без масок. Разговаривать на вайнахском, как я предложил, отказались. «Только на русском!» Говорили с восточным акцентом. Дали мне письмо к президенту Путину, примерно с теми же требованиями, что и в Буденновске: вывести войска из Чечни, установить контроль стран СНГ. Я пообещал передать его президенту России. Они также попросили, чтобы им в школу позвонил хоть какой-то федеральный министр, чтобы потолковал с ними.
- А заложников вы видели?
- Да, когда зашел в спортивный зал. Людей надо было успокоить, чтобы глупостей не наделали. Я спросил: «Вы меня узнаете?» «Да», — говорят. — «Я попробую что-то сделать… »
Террористы разрешили забрать женщин с грудными детьми. Договорились, что к школе подъедет машина с пятью врачами. Помощь оказать, убитых заложников забрать. Ведь жара стояла.
И вдруг взрыв, потом стрельба непонятная. Женщина, которой удалось живой выскочить, сказала, что кто-то, якобы из боевиков, зацепился за какую-то ерунду. Они ведь везде мин понавешивали, растяжки установили… Кто стрелял? «Альфа» не стреляла. И к штурму не готовилась. А они мне по телефону кричат: «Нас штурмуют!» — «Вас не штурмуют, успокойтесь там».
Но потом выяснилось, что стрельбу подняло «народное ополчение» — родственники заложников, решившие все сделать сами. И уже когда пошла эта херня, пришлось действовать военным, и среди альфовцев тоже были погибшие. Спасенные дети вырастут и будут знать, что ни политики, ни бандиты не могут рассорить народы.