«если бы профессор владимир мишалов отказался меня оперировать, его никто не посмел бы осудить: спасти такого пациента, как я, было почти нереально»

0:00 — 25 березня 2005 eye 595

59-летнего Анатолия Фесенко доставили в хирургическую клинику Центральной клинической больницы Киева в бессознательном состоянии. Из-за лопнувшего аппендикса у него развился гнойный перитонит, сердце едва билось, человек задыхался. Чтобы вернуть его к жизни, специалистам пришлось провести шесть сложнейших операций, а для переливания использовать кровь… более ста доноров

- На операционный стол я попал, когда уже был без сознания, — говорит Анатолий Владимирович.  — Все за меня решали мои близкие и, конечно, хирурги, которым я обязан жизнью. Уже позже, придя в себя, узнал, что причиной беды стал разорвавшийся аппендикс. Никакого типичного для аппендицита приступа у меня не было. Общее недомогание, повышенная температура, ноющая боль в животе. Мы с сестрой находились на отдыхе в Крыму. И когда мне стало плохо, местные врачи посоветовали срочно ехать в Киев. Добирались машиной, на дорогу ушло почти 14 часов. Теперь понятно, что все это время в брюшной полости стремительно развивался гнойный процесс. В результате во время операции хирурги откачали более пяти литров (!) гноя. Очень неприятно говорить об этом, но так оно и было. Если бы профессор Владимир Мишалов отказался меня оперировать, его никто не посмел бы осудить: спасти такого пациента, как я, было почти нереально.

Анатолий Фесенко находится в реанимационном отделении Центральной городской клинической больницы Киева уже четыре месяца. И только теперь врачи могут сказать, что он идет на поправку. За это время пациент перенес шесть операций, ему даже пришлось установить кардиостимулятор, потому что сердце не справлялось с нагрузкой.

- Сначала приходилось бороться за каждый час жизни Анатолия Владимировича, потом — за каждый день, — говорит проректор по лечебной работе Национального медицинского университета, заведующий кафедрой госпитальной хирургии Ь 2, руководитель Киевского городского центра хирургии, действующего на базе Центральной городской клинической больницы, доктор медицинских наук профессор Владимир Мишалов.  — Опыт работы в хирургии у меня немаленький — 27 лет, так что сложных операций и на органах брюшной полости, и на сердце сделано тысячи. Начинал, как все, с удаления аппендикса. И вот вновь аппендицит. Признаться, такого пациента встречать еще не приходилось. Сложность операции заключалась в том, что человек весил почти 150 килограммов, у него развились сильные отеки, сердце работало плохо, возникла тромбоэмболия легочной артерии. Видим, что он погибает у нас на глазах. Разве хирург имеет право в такой ситуации сидеть сложа руки и ждать? Логика такова: не сделаешь операцию — человек, без сомнения, умрет, а врач обязан использовать малейший шанс на спасение. Даже положить Анатолия Владимировича на операционный стол мы сначала не могли: сердце пациента останавливалось, и давать наркоз ему пришлось… в сидячем положении. Затем убирали гной, промывали брюшную полость, вливая десятки литров специального дезинфицирующего раствора. Справиться с болезнью помогли сверхинтенсивная терапия, новейшие препараты. Кроме того, в общей сложности наш пациент получил кровь более ста доноров.

«Сестра стала для меня лучшим донором: мой организм воспринимал ее кровь, как свою»

- Переливание крови мне было жизненно необходимо, но я его очень боялся, — говорит Анатолий Фесенко.  — Никогда до этого мне не вливали донорскую кровь. Я даже попытался возмущаться — не мог преодолеть психологический барьер. И тогда врачи меня обманули: начали вводить плазму, она желтого цвета, а затем «замаскировали» бумагой капельницу и перелили «красную» кровь, точнее, эритроцитарную массу. Так незаметно я и получил, как утверждают медики, кровь более ста доноров.

На стене реанимационной палаты висит детский рисунок: домик, солнышко, цветок с разноцветными лепестками…

- Это «цветок здоровья», его нарисовала для меня шестилетняя внучка Настенька, — с гордостью показывает произведение Анатолий Владимирович.  — И письмо от нее я читаю каждый день: «Дорогой дедушка Толя! Ты самый лучший дедушка на свете! Я тебя очень люблю». Вот какой в нашей семье подрастает психотерапевт. Настина родная бабушка, а моя родная сестра Наталья Пасечникова  — известный врач-офтальмолог. Наташа долгое время работала в столичном Центре микрохирургии глаза. Теперь возглавляет в Одессе Институт глазных болезней имени академика Филатова. Так что с медициной наша семья связана, можно сказать, кровными узами. Сестричка стала для меня лучшим донором: ее кровь подошла не по двум-трем, а практически по всем параметрам. Мой организм воспринимал эту кровь, как свою. Мне делали прямое переливание: из вены сестры в мою вливали по 300-400 миллилитров. И я физически чувствовал, как улучшается состояние. Сестра младше меня на четыре года, в детстве я всегда был ее защитником. Теперь же она для меня просто ангел-хранитель.

Анатолий Владимирович настроен оптимистично, надеется скоро вернуться к работе. Он уже больше сорока лет живет в Москве, профессор кафедры токсикологической химии Московской медицинской академии имени Сеченова, занимается исследованиями токсических веществ.

- Мои раны не мешают работать головой, а коллеги и аспиранты уже скучают по мне, — говорит трудный пациент.  — Когда я находился в критическом состоянии, в Киев приезжали жена и сын, привезли фотографии внуков — Андрея и Ванечки. Друзья достали какие-то новейшие чудодейственные лекарства и передали сюда. Мне ведь ввели антибиотики 15 видов! Сейчас делаю все, чтобы организм окреп. Вспоминается известная фраза, которую приписывают медикам древности: «Есть трое: врач, болезнь и пациент. Если пациент объединится с врачом, он победит болезнь, если с болезнью — погибнет». Я хочу только победы, потому что не имею права подвести тех, кто в меня верит. Говорят, медики и их родственники болеют очень тяжело. То, что случилось со мной, тому подтверждение. Но судьба все же хранит меня, дарит встречи с замечательными людьми, врачами высочайшей квалификации. Я просто влюбился в коллектив Киевского центра хирургии. Профессор Владимир Мишалов, у которого сегодня юбилей — ему исполняется 50 лет — наверняка услышит много добрых искренних слов от своих бывших пациентов. Теперь и для меня он стал человеком, даровавшим вторую жизнь.

«Каждый хирург должен уметь оперировать все, а не только левую ногу»

Мне было, наверное, лет шесть, когда я увидела по телевизору, как делают операцию на сердце. Черно-белый экран не давал представления о том, насколько это кровавая картина. А вот пульсирующее сердце завораживало. После этого на вопрос «Кем ты будешь?» отвечала: «Врачом». Хотя до этого строила планы стать воспитательницей или космонавтом. На пике популярности были Юрий Гагарин и Валентина Терешкова. Теперь же, общаясь с врачами, продолжаю искать объяснение, почему они не испугались крови, ответственности, почему выбрали эту профессию? С этим же вопросом обратилась к Владимиру Мишалову.

- Школьником я о медицине даже не думал, но своей судьбы никто не знает, — говорит Владимир Григорьевич.  — У нас был хороший военрук, да еще фильм «Офицеры» в то время вышел на экран — и я решил стать военным. Затем увлекся историей древнего мира и задумал заняться археологией, хотя в городке Шпола Черкасской области, где жила наша семья, представления об этой профессии никто не имел. Родители же советовали поступать в мединститут. Дело в том, что два родных брата моего деда — известные киевские врачи: хирург Михаил Коломийченко и отоларинголог Алексей Коломийченко (его имя носит сейчас Институт отоларингологии). Теперь я понимаю: лучшей профессии не мог и желать. Медицина — мое призвание. С третьего курса работал фельдшером, дежурил, на пятом курсе сделал первую операцию. Учителя у меня были просто потрясающие — думающие, отзывчивые. Хирургическая школа в Октябрьской больнице, где я начинал работать, находилась на очень высоком уровне. Затем меня пригласил в свой институт Александр Алексеевич Шалимов. Он считал, что каждый хирург должен научиться оперировать все и только затем отдать предпочтение одному направлению. Если ты специалист, то не должен быть хирургом правой ноги, левой ноги или сердца. Так учили нас, так же, став заведующим кафедрой, я стараюсь учить студентов.

На базе Центральной городской клинической больницы (бывшей Октябрьской) шесть лет назад была открыта кафедра госпитальной хирургии Ь 2 Национального медуниверситета. Начал работать Киевский хирургический центр. За эти годы создана очень мощная диагностическая и лечебная база.

- Наши специалисты делают в год около 4500 различных операций, — продолжает Владимир Мишалов.  — Мне удалось собрать очень хороший коллектив. Врачи не только в совершенстве владеют новейшими хирургическими методиками, но и обучают студентов. Если раньше в хирургии действовал принцип «Нет органа — нет проблемы», то сейчас мы стараемся как можно больше применять щадящие органосохраняющие операции. Речь идет о лапароскопических вмешательствах, когда инструменты и миниатюрная телекамера вводятся в брюшную полость через проколы, а также о рентгенохирургических операциях. Занимаемся сердечной хирургией, делаем операции на сосудах. Есть отделение пластической хирургии, в котором разработаны принципиально новые методики, позволяющие восстановить лицо после тяжелой травмы или реконструировать молочные железы, удаленные из-за опухоли. В отделении эндоваскулярной хирургии занимаются лечением стенокардии, профилактикой инфаркта или инсульта — для этого устанавливаются внутрисосудистые пружинки-стенты. Оперируем онкобольных, открыли отделение интервенционной радиологии. Я с гордостью говорю об этом, потому что чем лучше наша материальная база, тем меньше страданий испытывают пациенты, тем увереннее чувствует себя врач, которому приходится буквально вытягивать с того света тяжелых больных. Разве смогли бы мы помочь Анатолию Фесенко, если бы наше оснащение было чуть-чуть хуже, если бы в отделении реанимации не работали настолько профессионально подготовленные врачи, если бы… Хирург всю жизнь помнит и свои потрясающие удачи, и свои трагические неудачи. Надо анализировать, думать. Так делал мой тесть — великий хирург Николай Амосов. Память не изменяет и мне. Но хирургия — всегда риск. Приходится рисковать.