Состоялись съемки нового цикла популярной юмористической программы «Джентльмен-шоу»
1 апреля для Олега Филимонова — профессиональный праздник. Веселиться всегда и везде не может даже профессиональный юморист, но умением на все смотреть с юмором мой собеседник обладает в полной мере.
- Олег Николаевич, можете припомнить самый убойный розыгрыш в своей жизни?
- Конечно! Правда, связан он не с 1 апреля, а со съемками «Джентльмен-шоу», где мне часто приходится играть женские роли. Как-то мне позвонили на съемочную площадку, сказали, чтобы срочно ехал домой. Я, естественно, испугался, думал, что-то случилось. И, как был, в гриме, женской одежде и парике, сел в машину и поехал домой. По дороге меня остановил гаишник, попросил предъявить права. И я вижу, что он как-то странно на меня смотрит и… завлекающе улыбается. Ну а когда он стал спрашивать, что я делаю вечером, меня осенило: да он же просто принял меня за женщину легкого поведения.
- И как вы отреагировали?
- Сказал: «Ну, ты что, братец, это же я!» А чтобы он окончательно все понял, снял парик. Гаишник чуть в обморок не упал! А однажды проходящая мимо съемочной площадки бабушка меня вообще… проституткой обозвала. Очевидно, ей мой макияж не понравился — слишком яркий.
- Как давно вы в себе обнаружили страсть к розыгрышам?
- С детства! Причем шутил на очень серьезном уровне! Например, в школе наша классная комната находилась на четвертом этаже, а рядом — пожарная лестница. И вот вижу, что педагог идет к нам на урок, говорю: «Всем построиться!» И весь класс (19 человек) вывожу… на пожарную лестницу. Преподаватель заходит, а в классе пусто. Он с криком бежит в учительскую разбираться. Я в это время тихонечко возвращаю всех назад, и, когда педагог с завучем вбегают, мы преспокойненько сидим на своих местах. Из-за таких шуток у меня в десятом классе были проблемы с оценкой по поведению.
- Говорят, вы просто человек-оркестр — умеете играть практически на всех музыкальных инструментах.
- Поэтому меня с младых ногтей брали на халтуры. К тому же пел на разных языках: как специалист в области английской филологии я знал, как правильно произносить слова, чем приводил в ужас одесских доморощенных музыкантов. Они-то все пели наборняком, что-то типа «амада мия, море мия, чинзано, аривидерчи» и тому подобную белиберду. Был у нас Фима — действительно классный музыкант, и пел хорошо, но языков, естественно, не знал. В ресторан пришла делегация итальянцев, они попросили его спеть что-нибудь из Челентано — он был тогда очень популярен. Когда Фима запел, итальянцы были просто ошарашены: пел он шикарно, и слова вроде бы все знакомые, а смысла понять нельзя.
- Выходит, петь не всем дано?
- Ой, и не говорите! У меня были очень смешные коллеги-музыканты — братья Арбатовы. Недавно, кстати, встретил их в Австралии, они там в русском ресторане играют. Так вот один из них очень любил петь, но ему не давали — не сильный он был исполнитель. Играем мы однажды на свадьбе, и вдруг заказывают старую песню «Скоро осень, за окнами август», а я знаю только первый и последний куплеты. И тут Арбатов говорит: «Я знаю весь текст, давай спою!» «Пой!» — говорю. Он начинает петь, и я чувствую, что у меня от ужаса волосы становятся дыбом. Идет такой текст: «Скоро осень, за окнами… иней. От дождя… шелестеет листва. Ты мне жарила, жарила синий, ну а я их не ел никогда!» Такое вот буриме он сочинил на ходу и, по-моему, гениально. Самое интересное, что кроме меня никто ничего не заметил: свадьба подходила к концу, все были на изрядном подпитии, и слов уже никто не слушал — была бы мелодия душевная.
- Прославившись в КВН, вы объехали с гастролями не только весь СССР, но и ближнее и дальнее зарубежье.
- Мы сделали программу, которая называлась «КВН раскрывает секреты», в которой рассказывали о том, что не вошло в телевизионный вариант, и ездили с ней по стране. В то время я начал, наконец, прилично зарабатывать. Как-то мы дали концерт на одесской игрушечной фабрике, и с нами расплатились… игрушками — там были зайцы-барабанщики и игрушки на батарейках — танки, тягачи и автоматики. Зайцев, очевидно, шили в конце месяца, и нормальной ткани на них не хватило, поэтому они были не серые и белые, а… розовые и фиолетовые. Я даже шутил, что это, наверное, те зайцы, которых не удалось спасти деду Мазаю. И вот со всем этим добром мы сели на пароход и поехали в круиз — в Турцию и Сирию. Но на пароход нас посадили и каюты дали не просто так — за это мы в круизе выступали. В Сирии в первом же порту мы вышли продать зайцев и тягачи, и практически тут же у нас все раскупили, цены-то были просто смешные — четыре доллара за тягач, а зайцы — три доллара пара. И остался у меня один заяц. Иду я — уже известный всему Союзу артист, с ним на пароход, по дороге завожу, заяц барабанит.
- Весело!
- Возле посудной лавки стоит представительного вида араб в солидном прикиде, в золотых очках от Картье, и зовет меня: «Хей, мистер!» Показывает на зайца и спрашивает: «Что это?» Я говорю: «Это заяц». Араб очень удивился. «Я знаю зайцев, — сказал он, — они бывают серые и белые. А ваш — фиолетовый, это не может быть зайцем!» Но я ведь тоже не лыком шит. «Хорошо, — говорю, — смотрите!» И показываю ценник, на котором написано: «Заяц-барабанщик. Цена — 89 копеек». Тогда он спрашивает: «Сколько?» — «Два доллара — это последний». Он забирает зайца, заводит, тот стучит палочками. Араб дает мне два доллара, и я уже собираюсь уходить, и тут он у меня спрашивает: «Мистер, извините, конечно, но вы так хорошо говорите по-английски. Кто вы?» А я, усталый, замученный этими тягачами и зайцами, говорю: «Я — профессор университета». Он просто обалдел: «Как профессор?!»
- «Анекдот от Филимонова».
- Приезжают туристы в Иерусалим, видят знаменитую Стену плача, а возле нее — множество молящихся. И один из них спрашивает у старого, убеленного сединами еврея: «Что вы здесь делаете?» И тот отвечает: «Просим Бога о помощи. Лично я прошу, чтобы у меня и у моей жены все было хорошо, и чтобы у моих детей и внуков все тоже было хорошо, и чтобы на израильской земле, наконец, наступил мир». «И как, — интересуется турист, — помогает?» «Ой, вы знаете, — вздыхает еврей, — такое впечатление, что я обращаюсь к глухой стенке!»