утверждает Зоя Розизнанна, чей двухлетний сын Вова стал первым из украинских детей, которого по инициативе хмельницкого бизнесмена Виктора Викарчука лечили в знаменитом американском ожоговом центре
Пятилетняя Настя Овчар, вынесшая из горящей хаты свою младшую сестричку, не первой из наших земляков оказалась на лечении в знаменитой Шрайнеровской больнице в Бостоне. Два месяца назад в родной Красилов Хмельницкой области из США вернулся с мамой двухлетний Володя Розизнанный. С августа прошлого года малыша спасал тот же самый доктор Шеридан, который сейчас «колдует» над Настенькой. Причем в той же самой палате. И перелет мальчика на лечение в Бостон тоже организовал хмельницкий бизнесмен Виктор Викарчук, оказавшийся в трудную минуту рядом с Настей. А в Соединенных Штатах ему помогал спасти Вову, как и сейчас Настю, его давний приятель, выходец из Украины Сергей Самборский.
- Я хорошо помню, когда случилась беда, — рассказывает Зоя Розизнанна, мама Володи. — 14 ноября 2003 года мой девятимесячный сын опрокинул на себя чайник только что закипевшей воды. На следующий день, когда я должна была отмечать свои именины, Володя находился между жизнью и смертью и никто не мог дать гарантию, что он выживет.
Самое страшное то, что в тот момент, когда все произошло, я находилась рядом с сыном. Отвлеклась буквально на мгновение. Отвернулась к раковине, а Володя, очень подвижный для своего возраста, добрался до стола, где стоял только что закипевший чайник, поднялся на носочки и потянул на себя скатерть. Кипяток хлынул сыну прямо на лицо и потек дальше по телу. Это было для меня таким шоком! Я растерялась, не знала, что делать. Вместо того чтобы сразу же вызвать «скорую», выбежала на лестничную площадку — мы живем на пятом этаже многоэтажки — и начала кричать: «Помогите! Спасите!» Была половина одиннадцатого утра, но никто даже не выглянул из своей квартиры!
Взяв себя в руки, Зоя вернулась к истошно орущему малышу, стащила с него одежду и, вспомнив давнее средство, натерла сырой картошки, положила образовавшуюся кашицу сыну на обгоревшие участки тела и только после этого вызвала «скорую» и позвонила мужу.
- Боже! У него на личике остались невредимыми лишь носик и лоб! — продолжает свой рассказ Зоя. — А ухо… такое впечатление, что оно сварилось. Вова неожиданно затих и почти мгновенно пожелтел. Я поняла, что он умирает.
- С работы из другого конца города я пешком добрался быстрее, чем «скорая», — с обидой вспоминает отец малыша Александр.
Услышав, что речь идет о нем, в комнату вошел Володя. Он деловито потянулся к столу, на который выставляла тарелки его бабушка, готовясь к ужину. Встретившись со строгим взглядом мамы, малыш лукаво усмехнулся и переключился на другое занятие.
- Это тот самый стол, с которого Вова вывернул на себя чайник, — пояснила Зоя. — И сейчас за ним глаз да глаз нужен.
За жизнь Володи в Хмельницкой областной больнице боролись десять дней.
- Слава Богу, что к вечеру у сына заработали почки, — говорит Зоя. — Если бы этого не случилось, Вова, наверное, и не выжил бы. Кожа у него стала такой черной, как моя юбка, и твердой, как асфальт. Врачи просто диву давались. А анализы были, как у мертвого. То есть, по результатам анализов, моего ребенка уже как бы и не было в живых. А доктор Александр Гринчук, прекрасный человек, говорил нам, что Вова выживет, если его организм будет сопротивляться.
Кожу на некоторые обгоревшие участки тела малышу пересадили с его же собственной ноги.
- Десять дней спустя после ожога мы все вздохнули с облегчением: дела у сына пошли на поправку, — продолжает мать мальчика. — Правда, после этого Володе сделали еще 19 операций.
Малыш начал поправляться, но еще долгое время почему-то побаивался играть на улице с другими детьми.
- Как увидит кого-нибудь из детей, сразу на руки просится, — рассказывает Зоя. — Наверное, тогда он еще не отошел от шока. А до того как случилась беда, он был такой общительный, веселый, подвижный. К лету прошлого года по всему телу у сына пошли нагноения, левая рука перестала работать, начала скручиваться и стала в конечном итоге на пять сантиметров короче правой! Уж и не знали, что делать. Понимали, что сын медленно превращается в инвалида. Деньги на лечение Вовы нужны были огромные!
Подруга Зои посоветовала ей съездить в Хмельницкий, попросить у кого-то из бизнесменов деньги на лечение сына. Виктор Викарчук вызвался помочь мальчику не раздумывая.
- У меня были некоторые связи в США, — говорит Виктор Евгеньевич. — Я позвонил своему давнему приятелю Сергею Самборскому, он связался с вице-президентом одной медицинской организации Майком Шукеном, и тот пообещал устроить Володю в Шрайнеровский ожоговый центр в Бостоне. Мы полностью оплатили перелет мальчика и его мамы в США, а все остальные расходы взяли на себя американцы.
- Тогда — Володя, сейчас — Настя. В жизни этих двух малышей вы приняли самое активное участие… Почему? — не удержался я от вопроса.
- Ну кто-то же должен был! Я считаю, что, если есть такая возможность, надо помогать. Иногда, правда, это выходит боком. В 1999 году меня признали меценатом года, так после этого с меня шесть месяцев налоговая не слазила: проверки за проверками!
- История с Настей получила в Украине огромный резонанс. Теперь кинутся к вам с просьбами о помощи…
- Я, к сожалению, всем помочь не могу. А просьбы о помощи уже идут. Но не жалею о том, что принимал участие в спасении Вовы и Насти.
Но вернемся к Зое и ее сыну, которому к тому времени, когда ему предстоял трудный перелет в Америку, не исполнилось и двух лет.
- Были проблемы с получением заграничных паспортов, — вспоминает Зоя Розизнанна. — Захожу в паспортный стол в Хмельницком, а там на меня никакого внимания не обращают, кофе пьют, болтают. Я робко, но настойчиво попросила уделить мне внимание, а в ответ услышала: «Ожидайте! Вы у нас не одни». Тогда достала фотографию обожженного сына и говорю: «Не дай Бог, чтобы с вашими детьми случилось что-то подобное! Я не для себя прошу, а прошу спасти сына. И не вздумайте больше на меня никогда кричать!» Притихли и тут же начали оформлять мне документы. До сих пор удивляюсь: неужели без этого нельзя обходиться?
Двенадцатичасовой перелет в Нью-Йорк обычным рейсом дался матери и сыну Розизнанным очень тяжело.
- Вова ни на секунду не заснул, — говорит мама. — Постоянно плакал. У него болело все тело. Полностью вымотанные, из Нью-Йорка мы полетели в Бостон, где нас должны были встречать представители клиники. Но когда мы вошли в здание аэропорта, нас никто не встречал! У меня такая паника началась. Что я теперь буду делать? Не понимаю ни слова по-английски, они по-нашему тоже ничего понимать не хотят. Так захотелось назад, в Украину! Кинулась искать багаж, а его нигде нет. И тут на какой-то движущейся ленте вижу свой чемодан, я — к нему, а меня не пускают люди в форме и показывают знаками, что туда не положено заходить. «Как не положено?! — кричу. — Это же мои вещи!» И тут оборачиваюсь и вижу человека с табличкой, на которой написано мое имя! Как от сердца отлегло.
- Зоя, вы пробыли в Бостоне четыре месяца. Не тянуло домой?
- Ой, что вы! У меня такая депрессия началась. Так хотелось вернуться.
- А правда, что деньги на лечение вашего сына выделил какой-то фонд?
- Никакого фонда не существует! Я видела сообщения в нашей прессе о неком благотворительном фонде, но деньги на лечение выделяли шрайнеры.
- Это фамилия?
- Нет. Шрайнеры — это шрайнеры. Как вам объяснить? Ну это такие люди в шапках с бриллиантами, стоимостью двадцать миллионов долларов.
Видя мое недоумение, Зоя пытается объяснять дальше:
Самые теплые воспоминания остались у Зои о медицинском персонале бостонской больницы:
- Там огромное здание, а в детском ожоговом отделении всего тридцать палат. Врачи все очень обходительные, а доктор Шеридан, который сейчас спасает Настеньку, лечил и Володю. Он очень вежливый, всегда спокойный.
Зоя утверждает, что видела в бостонской клинике двоих детей, которые обгорели на 98 процентов. Их обоих спасли!
- Когда в первые два месяца мы прошли основной курс лечения, нам разрешили на выходные жить в одной семье, — продолжает женщина. — Предки пани Стефании и пана Володимира родом из Украины. Эта семейная пара нас и приютила. Они обращались со мной как с близкой родственницей и постоянно просили разговаривать с ними только на украинском языке.
- А вам вообще понравилось в Америке?
- Вы знаете, они на нас настолько не похожи! — продолжает Зоя Розизнанна. — Многие личные вещи нам запретили брать с собой в США, а вот Вовин горшок я все же отвоевала! Представляете, в больнице долго не могли понять его предназначение, ведь их дети все в памперсах! Когда я садила Вову на горшок — на это сбегалось посмотреть все отделение!
Питание у них тоже странное. Приносят меню, а там три супа. Я заказала на завтрак один, а на обед решила попробовать другой. Так мне принесли тот же самый. Я объясняю, что именно хотела, но они только головами качают. Мол, другого у них нет. Так и не удалось мне выяснить, для чего тогда меню.
А был еще такой случай. Купила я Володе в магазине конфеты. Одну развернула и дала сыну. Продавщица тут же изменилась в лице, начала кричать что-то по-английски, попыталась забрать конфету у Вовы изо рта, а потом сердито выхватила из моих рук кулек и понесла обратно на прилавок. Оказывается, в Америке не принято давать таким маленьким детям конфеты, чтобы те их ели самостоятельно, потому что они могут подавиться.
Как-то раз во время прогулки пани Стефания принялась расспрашивать меня, что из себя представляет калина. Говорю: «Так я у вас ее в Америке видела». Смотрю, а калина тут как раз и растет. Я обламываю веточку и подаю ее Стефании, а она испуганно говорит: «Нельзя от дерева ветку отламывать! Это же чья-то собственность!» Когда же я как ни в чем не бывало откусила ягодку и принялась ее жевать, моя собеседница перепугалась еще сильнее: «Что ты делаешь? Вдруг она ядовитая! К тому же она немытая!» Вот такие они, американцы.
Последние месяца полтора Зоя с Володей жили в доме, который называется «Casa del Casino». Квартиры в том доме для пациентов Шрайнеровской клиники оплачивают все те же шрайнеры.
- Большинство рубцов на теле Володи затянулось, — рассказывает Зоя. — Ручка сына стала прежней длины, но наше лечение еще не окончено. После того как мы вернулись в Украину, каждые два месяца высылаем в Бостон фотографии рубцов, которые остались на теле сына. Это будет продолжаться до тех пор, пока Вове не исполнится 21 год. Виктор Викарчук тоже продолжает нам помогать. То сам приедет, то его помощница Ира Павловская нас навестит. Через год нам снова предстоит поездка в Бостон на консультации и продолжение курса лечения. Кстати, Настеньке Овчар тоже предстоит неоднократно летать в Бостон.
Боль Ольги, матери Настеньки, Зоя понимает, как никто другой.
- Ее беду я принимаю как свою. Слежу, как там дела у Насти. Попросила подругу, которая постоянно читает вашу газету, чтобы, как только в «ФАКТАХ» что-нибудь о Настеньке напишут, сразу мне сообщала. Если бы я встретилась с Ольгой, то сказала бы ей, что она должна быть сильной. Мы всей семьей верим, что с Настенькой все будет хорошо! Вова пока даже не подозревает о том, что в палате, где он лечился, спасают Настю Овчар. Но когда он немного подрастет, мы обязательно все ему расскажем.