В 1986 году в московской клинике из 13 пациентов с острой лучевой болезнью после пересадки костного мозга умерли 11 человек, а в Киеве из одиннадцати прооперированных выжили все
В 1986 году имя Роберта Гейла в Советском Союзе, наверное, знал каждый. Телеканалы и газеты взахлеб рассказывали об «известном американском медике», «уникальном специалисте», «по собственной инициативе приехавшем спасать чернобыльских пожарных». Киевского врача Леонида Киндзельского и его коллег по телевидению не показывали. Известен он был только радиологам и онкологам, да еще медикам-администраторам.
… Тогда, в мае 1986 года, профессор Киндзельский производил сильное впечатление. Невысокого роста пятидесятилетний мужчина, очень усталый, но собранный и абсолютно спокойный. Наверное, так выглядели на фронте хорошие строевые офицеры, осознававшие, что сделать то, что делают они, больше некому. Леонид Петрович руководил клиникой в Киевском рентгенорадиологическом и онкологическом институте (КРОИ) и был главным радиологом Минздрава УССР, а я по заданию главного редактора журнала «Наука ч суспчльство» Юрия Романюка пришел брать у профессора интервью.
Отвечая на вопросы, Киндзельский делал паузы, взвешивал каждое слово. Ведь всем руководителям, причастным к ликвидации аварии на ЧАЭС, тогда вменили: «Не разглашать». И уже через несколько лет в интервью для «Вечернего Киева» он рассказал мне то, что раньше не договаривал. Оказалось, облученные пожарные и сотрудники ЧАЭС сразу после аварии лечились не только в Москве, но и в Киеве, в клинике, которой руководил Леонид Киндзельский. Здесь тоже проводились трансплантации костного мозга. От профессора тогда требовали делать их так, как в Москве, либо не проводить вообще. Результаты лечения были таковы: в Киеве выжили все 11 чернобыльцев, которым сделали эту операцию, а в 6-й московской клинике из 13 умерли 11.
Из интервью с Леонидом Киндзельским
- У нас были пожарные из того же караула Правика, бойцы которого лечились и в Москве. В частности, Леонид Шаврей был в первой шеренге пожарных, а потом с крыши блока «В» наблюдал, что делается в жерле разрушенного 4-го реактора. Недавно он ездил на лечение в Израиль, где по хромосомным аберрациям ему реконструировали полученную дозу — 600 рад (острая лучевая болезнь)…
- В чем же дело? Вы лечили по иной методике, чем москвичи?
- Да, при пересадке костного мозга мы воспользовались методикой Джорджа Мате, успешно примененной еще в 1967 году во время аварии на АЭС в Югославии. Методика разработана для лечения так называемой цитостатической болезни. А в 6-й московской клинике пользовались методикой, применяемой при острых лейкозах.
- А чем они отличаются?
- Цитостатическая болезнь — это резкое подавление кровообразования, возникающее у онкологических больных вследствие применения лучевой терапии или же медикаментозной, которая имитирует ее. По методике Мате к собственному костному мозгу подсаживают донорский. Пока начнется реакция отторжения, донорский выполняет основную работу по кровообразованию. За это время собственный успевает восстановить свои кроветворные функции. При лейкозе раковым процессом поражен и костный мозг. Поэтому его допоражают радиоизлучением и удаляют.
- То есть, в 6-й московской клинике собственный костный мозг чернобыльским пожарным дооблучали?
- Нет, им давали химический препарат метотрексат, имитирующий лучевую терапию.
В телерепортажах тех времен неоднократно акцентировалось, что «известный американский специалист» Роберт Гейл принимал самое непосредственное участие в выработке тактики лечения чернобыльских пожарных. Он прилетел в Советский Союз с «известным американским бизнесменом и меценатом» Армандом Хаммером, и оба сразу же были приняты Генеральным секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым. Говорят, до прилета в Союз Гейл работал в небольшой клинике, занимавшейся лечением лейкозов. Можно себе только представить, какие звонки и из каких инстанций последовали в 6-ю московскую клинику после аудиенции у Горбачева. Вряд ли случайность, что потом там применяли в частности «антилейкозную» методику.
Однако вернемся в Киев. Тогда, в 1986-м, Леонид Киндзельский потому и выглядел как офицер во время передышки в бою (кстати, он строевой офицер, но не фронтовик — родился в 1932 году), что воевал на два фронта — с лучевой болезнью и чиновниками от медицины.
Из интервью с Леонидом Киндзельским
- Врач отвечает за избранную им тактику лечения. Вы помнили об этом, решая, как лучше лечить чернобыльских пожарных?
- Мне об этом напомнили, заверив, что, если вопреки запрету я пересажу костный мозг водителю Бурчаку, подвозившему стройматериалы к разрушенному четвертому блоку ЧАЭС, и он после операции скончается, я лишусь не только звания профессора. Это были тогдашний первый заместитель министра здравоохранения СССР Щепин и начальник Главного 2-го управления МЗ СССР Михайлов.
Во время нашей беседы профессор объяснил, что украинские радиологи фактически лишены возможности дискутировать с московскими коллегами, поскольку именно последние редактируют отраслевые издания, формируют оргкомитеты научных конференций по медицинской радиологии. И добавил: «Отчасти мне удалось прорвать замалчивание наших результатов лишь на международной конференции в Чехословакии в 1989 году, посвященной медицинским последствиям чернобыльской аварии, и в Киеве, на конференции в Министерстве здравоохранения УССР».
19 апреля была шестая годовщина со дня смерти профессора Киндзельского (он умер в 1999 году). Каждый год в этот день возле его могилы собираются чернобыльцы. Среди них и Александр Зеленцов, руководитель Международной общественной организации инвалидов Чернобыля «Проминь 5-2».
- Наша организация состоит из людей, которые выжили после острой лучевой болезни, — рассказывает Александр. — Все 250 пофамильно были перечислены в докладе, поданном в МАГАТЭ. Поэтому попасть в члены организации какими-либо левыми путями просто нереально. Сейчас в Украине живет 174 человека, перенесших острую лучевую болезнь. А цифры «5» и «2» — это номера смен, дежуривших в ту злополучную ночь на 26 апреля 1986 года. Я тогда работал старшим оператором энергоблока и получил 286 рентген. В клинике Киндзельского мне делали десорбцию костного мозга — мой брали и, обработав соответствующим образом, мне же и вводили. Там лечились и другие ребята, у которых были дозы облучения 300-400 рентген. Например, Сергей Камышный, начальник смены реакторного цеха, получил около 400 рентген… До этого фатальной дозой считалось облучение в 300 рентген, а более 500 — уже и говорить не о чем. В Киеве и сейчас живут люди, у одного из которых — машиниста паровой турбины Юрия Корнеева — доза составляет 800 рентген, а у другого — старшего инженера-механика Александра Михеева — 540. Лечили их в Москве.
- По методике доктора Гейла?
- Давайте не будем вспоминать это имя. В США был скандал на уровне Конгресса, и, насколько я знаю, врач лишился всего. Ведь он испытывал свои «достижения» на людях, как на кроликах. Я знаю достоверный факт, связанный с Сашей Кудрявцевым, старшим инженером управления реактором (кстати, он из Питера, как и я). Саша был эрудитом, умницей, каких мало. И когда Гейл, делая обход, зашел к нему, Саша заговорил с врачом на английском языке. Гейл сразу сказал: мол, давай, парень, мы и тебе проведем пересадку, хотя необходимости это делать не было. Всех в бывшем Союзе тогда подкупило, что Гейл привез с собой из Америки образцы костного мозга. Дело в том, что в США каждый человек, поступающий на работу, связанную с радиационной опасностью, сдает свой костный мозг, который затем хранится в специальном банке. В случае облучения его и вводят — чтобы не было отторжения. Кстати, прошло уже почти 20 лет после Чернобыля, а мы до этого до сих пор не дошли. Руководителем американского банка костного мозга и был Гейл. Судьба Кудрявцева — наглядный пример того, кто такой этот доктор: Саша умер через два дня после пересадки… И когда Гейл появился в киевской клинике КРОИ, академик Давид Львович Ерусалимский, который лечил меня, сказал: «Мы ему ничего не покажем, пускай на это не рассчитывает. Нам известно, кто он такой». Ведь Гейл, узнав, что и в Киеве проводят пересадки костного мозга, по дороге из Москвы заехал сюда и прибежал в клинику, которой руководил Леонид Петрович Киндзельский. (Наших специалистов тогда все-таки заставили показать Гейлу клинику. — Авт. ) Примерно через пять лет после чернобыльской катастрофы Ерусалимский выехал в Израиль.
Что касается споров о том, с одинаковой ли степенью облучения лечились чернобыльцы в Москве и Киеве, то надо учесть, что клиника КРОИ начала принимать пострадавших 29 апреля. К тому времени два самолета с облученными наибольшими дозами уже ушли в Москву. Но в клинике Киндзельского умер только один человек — Саша Леличенко. Если бы не он, не исключено, что взорвался бы не только четвертый энергоблок, но и вся станция. Под каждым блоком находится гидролизная станция, вырабатывающая водород для охлаждения турбогенератора генератора. После взрыва Саша спустился под энергоблок и удалил водород из охлаждающей рубашки генератора. Леличенко — один из героев Чернобыля, совершивший, считаю, величайший подвиг. Он получил чудовищную дозу облучения и вскоре умер.
- Вы с коллегами каждый год собираетесь на могиле профессора Киндзельского. Почему?
- Как почему? Если наше государство способно забыть о многом из того, что сделали наши коллеги-ликвидаторы и медики, лечившие нас, то мы — нет. Леонид Петрович спас очень многих, и мы благодарны ему.
P. S. Естественно, профессор Киндзельский не смог бы отстоять лечение по методике Джорджа Мате, если бы его не поддерживали коллеги, когда по телефону требовали «лечить, как доктор Гейл». Кроме уже упомянутого академика Ерусалимского, в интервью и моих блокнотах сохранились имена этих людей, названные в разное время Леонидом Петровичем. Вот они: медсестры А. Пашковская и И. Берестнева, кандидат медицинских наук С. Сивкович, заместитель главврача М. Бондарь, заведующая отделением Н. Тамилина, директор института А. Позмогов и замдиректора В. Ганул… Киндзельский говорил, что поддерживал его и тогдашний министр здравоохранения Украины А. Романенко. Кстати, Леонид Петрович утверждал, что министру тогда не дали провести йодистую профилактику…