Нынешней весной патриарх украинской народной медицины отметил свое 70-летие
Доктор Касьян не перестает удивлять. Ведь на таких вершинах побывал! Вылечил без скальпеля Раису Горбачеву, почти всю советскую элиту и миллионы простых смертных, попал в Книгу рекордов Гиннесса. Выпивал по рюмке с президентами многих стран. Стал кумом Иосифа Кобзона и другом многих известных артистов, космонавтов, ученых. Его приглашали работать в Китай на зарплату 20 тысяч долларов в месяц. И на пмж в Москву — пользовать пациентов Кремлевки. А Николай Андреевич в ответ: «Москва, Америка — до сраки. Столица наша — Кобеляки!»
Его не избаловала слава. У Касьяна всегда найдется доброе слово для каждого из страждущих, целыми днями толпящихся возле калитки и во дворе новенького Центра мануальной терапии, построенного в качестве дара украинскому народу известным политиком и бизнесменом Виктором Медведчуком.
- Да, юбилей подкрался незаметно, — говорит Николай Андреевич. — По паспорту я родился
10 апреля 1937 года. На самом же деле — двумя годами раньше. Так что семьдесят уже есть. Уменьшил же возраст мне и старшему брату Михаилу отец, чтобы спасти нас от принудительного набора в ФЗО (школы фабрично-заводского обучения), ремесленные училища и на восстановление и строительство шахт, заводов. Условия там были ужасные, бандитизм, поножовщина.
Брат потом восстановил свой возраст. И уже умер. А я решил на два года дольше прожить.
Ой, миленькие, пиши не пиши, а от своих лет не убежишь. Иногда так устаю, что к концу рабочего дня не чувствую ни рук, ни ног. Очень рука по ночам болит. Ну что ты хочешь, влез в это дело, не могу отказать людям. Иногда по 200-300 человек за день принимаю. В конце сеанса каждого пациента обнимаю сзади под мышками и подбрасываю вверх — это так называемая тракция позвоночника. Тонн 25 человеческой плоти за сутки получается.
Но все равно приятно помогать. Это отец, спасибо ему, научил. Чердак нашей хаты был завален разными костями и скелетами. Все боялись туда забираться. А я не боялся. Потом отец настоял, чтобы я пошел в медицинский. Меня же больше тянуло к рисованию, литературе. И вот вступительное сочинение. Тема — «Борьба советских писателей за мир». Я сделал 52 ошибки. Но получил пятерку! Потому что сочинение написал стихами. И в мединститут прошел на ура.
- В годы вашей молодости знахарство, костоправство всякое не поощрялось властью…
- Ха, не поощрялось. Моего отца восемь раз арестовывали! За то, что помогал людям. «Ничего, — говорил батько, — пусть сажают. Я и там буду людей лечить».
Господи, да я сам до сих пор живу на белом свете благодаря народной медицине! В молодости по долгу службы часто бывал на урановых рудниках и заболел тяжелейшей формой туберкулеза. Врачи хотели только резать легкие. Спасибо, мама меня предупредила: согласишься на операцию — мы хоронить тебя не будем. И отвела к монашке, которая отпоила меня снадобьями.
- А когда вы сами начали лечить людей?
- Когда работал главврачом райсанэпидстанции, существовала мода закреплять за каждым руководителем районного масштаба группу колхозов. Чтобы, так сказать, курировал, вел шефскую работу, помогал председателям.
И вот однажды первый секретарь райкома решил проверить «мои» хозяйства. Все прошло нормально. И вдруг на обратном пути райисполкомовский «бобик» перевернулся. Все, как говорится, «обделались» легким испугом. Но председатель рай-
исполкома не мог встать на ногу — вывих коленного сустава. Главврач райбольницы, он же районный травматолог, попробовал вправить — ничего не получается! Поехали, говорит, в больницу, там под наркозом сделаем…
Я же вспомнил, как это делал отец. «Разрешите», — говорю. «Ну, попробуй… » Делаю пару легких движений — и сустав встал на место.
- И всегда обходитесь без наркоза?
- А зачем организму эта химия?
- Но болевой шок! От него могут быть серьезные неприятности…
- А я применяю, так сказать, психотерапию: отвлекаю пациента разговором на постороннюю тему, шутками. Человек расслабляется и не успевает как следует почувствовать боль. Разумеется, надо хорошо знать анатомию, патологическую анатомию… У меня также есть квалификация врача-невропатолога.
- Мне, как и отцу когда-то, тоже пришлось хлебнуть от властей так, что жить не хотелось, — продолжает Николай Касьян. — Один из министров здравоохранения организовал на меня жалобу, подписанную группой ветеранов войны. Прислал комиссию.
Я посмотрел на ту бумажку и говорю: поехали! Объехали тринадцать адресов якобы подписавших. Оказалось — фальшивка!
Приехали к прокурору области. А он мучился с застарелым вывихом плечевого сустава. Рука не действовала. Никто не мог помочь. Настаивали на хирургической операции, но гарантий не давали.
Он предложил попробовать мне. Я дернул раз, другой. Прокурор побледнел, вскрикнул.
Медицинские чиновники на меня заорали. А я говорю пациенту: поднимите руку. Смотрит на меня с недоумением — четыре года сустав не работал! Но рука поднялась. Прокурор, сам не веря, поглядел на нее, родимую, — и членам комиссии: «Вашу мать!.. »
На какое-то время отстали. Но однажды вызывает меня к себе первый секретарь райкома партии (ныне фермер великий, о ценностях демократии любит рассуждать): «Даю тебе двадцать четыре часа, и чтобы ноги твоей в районе не было!» А те люди не шутили.
Дошел я до ЦК. Леонид Макарович Кравчук был то ли еще завотделом, то ли уже секретарем по идеологии — и так ко мне, и эдак. Зачем, дескать, тебе эта мануальная терапия. А я не уступаю.
В конце концов он рассердился: «Были бы вы членом партии, я с вами так не говорил бы». «Да на хрена мне ваша партия!» — отвечаю, разворачиваюсь и ухожу. «Вы слышали, что Касьян сказал?» — бросился Кравчук к секретарше приемной. Она то ли не слышала, то ли сделала вид. «Может, повторить?» — сказал я ему и ушел. Ну как так можно? Самая основная партия должна быть партия беспартийных!
И лишь после того, как я вылечил председателя Президиума Верховного Совета УССР Валентину Шевченко, от меня отстали. Присвоили звание заслуженного врача Украины. Но недоброжелателей хватало. Хотя хороших, интересных людей встречалось все же больше.
- Еще бы, в ваших объятиях побывали и Людмила Зыкина, и радистка Кэт со Штирлицем, и Валентина Терешкова, и Валентина Толкунова — газеты не хватит на один только список ваших именитых пациентов…
- Ой, Валечка Толкунова… Там было и печальное, и лирическое, и смешное… Тридцать лет назад, в начале 1975 года, мне на работу позвонила из другого села моя младшая сестра Маруся и сообщила, что была у родителей и они, особенно мама, очень просят, чтобы 14 февраля к ним приехали погостить все дети и внуки. И мы собрались. Сначала поработали по хозяйству. Моя жена Андриана занялась стиркой, помогла маме искупаться. Отец очень любил, чтобы невестка обрезала ему на руках и на ногах ногти.
А в обед все вместе с родителями во главе сели за стол, накрытый под яблоней возле хаты. Благо день был накануне Сретения, теплынь стояла — градусов четырнадцать, птицы чирикали по-весеннему.
Выпили по чарке за здоровье всех. Мама была счастлива: ведь нечасто все вместе вот так собирались. Просто светилась. Когда пообедали, поблагодарила всех, попросила помочь убрать со стола, помыть посуду и благословила в путь по домам, а сама пошла в хату. Слабенькая она уже была, уморилась.
Мы вскоре попрощались и уехали домой в Кобеляки — от Бережновки полчаса езды.
Я принял десятка три больных и наконец решил отдохнуть. После встреч и расставаний с родными всегда испытываю какую-то грусть. И тут включаю телевизор, а по первому каналу ЦТ идет концерт юных талантов России и незнакомая, но неописуемо красивая девушка поет «Поговори со мною, мама». Меня словно кипятком обожгло. Сердце сжалось от любви к маме. Кажется, и сейчас слышу ее слова: «Будьте счастливы и здоровы, детки».
Неожиданно под конец песни зазвонил телефон. Я выругался. Даже песню дослушать не дадут! «Коля, мама умерла… » — это звонил Ваня, муж старшей сестры Паши.
«Ты что, спятил!» — я не сразу поверил. И когда гнал машину в родное село, и во время похорон в голове, словно кувалдой, стучали слова: «Поговори со мною, мама… » Я был в отчаянии. Иногда, казалось, ненавидел эту песню и ее красивую исполнительницу, вроде как накаркавшую нам беду. И теперь, когда слышу припев, плачу.
Со временем боль улеглась. Конечно, я понимал, что певица не виновата. Мне страшно понравились ее другие песни. А сама как расцвела! Все мужики с ума сходили. Вживую я увидел Валечку лишь летом 1982 года на концерте в центральном военном санатории «Крым». А еще через пару лет пришлось и ее подлечить. И мы подружились.
- Теперь позвольте вопрос Мюллера из «Семнадцати мгновений весны»: что у вас было с радисткой Кэт? То есть с артисткой Екатериной Градовой?
- Во время съемок она с двумя младенцами на руках должна была прятаться в телефонном колодце. И ее ударила по спине тяжелая чугунная крышка люка. Со временем последствия ушиба переросли в серьезную проблему с позвоночником. Господи, красавица какая, а ходить нормально не могла. Ни сидеть, ни лежать…
Я заметил, что женщин-пациенток хорошо расслабляет и отвлекает треп о мужьях, любовниках. «Кэт, — говорю ей, — ты такая красивая. Подари хоть одно мгновение… » Она засмущалась, засмеялась. А я в этот момент — бац! — и вогнал поврежденный диск на место. Поднялась она с кушетки, прошлась — ничего не болит! — и бросилась мне на шею: «Да я вам готова все семнадцать мгновений подарить!.. »
- Для меня еще очень важно, чтобы люди не писали писем, — продолжает Николай Андреевич. — Поймите, некогда их читать. Тем более на них отвечать. Ящиками в гараже подвал забит. Пусть по телефону звонят, поговорить легче.
Однажды внучка приезжает. Та, которая мне правнука родила. Попросила почитать. Взяла пачку. А там письма бывают всякие — с просьбами, благодарностями. Но в основном о своем горе.
Ну, начала читать их Эмочка — и рублей сто пятьдесят денег там насобирала. «Вот и хорошо, — говорю, — будет тебе копеечка… » «Деда, да эти же деньги еще советские!» — смеется.
Иногда Андриана читает. А мне тяжело читать о человеческом горе. Особенно когда медицину с говном смешивают. Правильно делают. Потому что медицина наша… мне за нее обидно. Ну как можно, например, ребенку ставить диагноз ДЦП, если его там и близко нет! Или сломавшему ручку мальчику за полторы недели пять раз делать рентген! А потом говорят: Чернобыль… Какой Чернобыль! Мы его уже устроили ребенку. Там же и так было ясно, что сложный перелом!..
Смотрите: Гиппократ, жил в четвертом веке до нашей эры. Не было у него ни компьютера, ни рентгена, ни УЗИ. Ничего не было — только руки и голова!
Да что там Гиппократ. У нас в селе Мачухи жила бабка, совершенно неграмотная. Но диагнозы относительно костей ставила точнейшие! Знала. Что-то у нее такое было. Но вот когда я в Болгарии с Вангой встречался, понял, что действительно есть таланты.
- Вот и вы безо всякой аппаратуры обходитесь. Руками, что ли, пальцами видите, словно рентгеном?
- Это не ваше дело. Однажды внучка (та, которая письма читала) попросила посмотреть ее спину. Да я руками вижу все. И говорю: «Эмочка, ты же беременна!» — «Да, дедушка, я знаю». — «Вот и хорошо, родишь правнука мне». — «Нет, дедушка. Будет правнучка! На УЗИ определили». — «Эмочка, будет правнук!» Она — к Виталию Москаленко, тогдашнему министру здравоохранения. Он мой друг. Созвал на консилиум всех главных акушеров-гинекологов министерства и мединститута. Дважды УЗИ сделали, и оно показало, что будет девочка. И моя Андриана так обрадовалась, одежду всю купила для девочки. Я же говорю: «Мамочка, будет правнук у нас с тобой!» — «Нет, уже все. Девочка! Москаленко заверил!»
И тут Эмилия родила… Эх!.. (Широко улыбаясь, доктор Касьян присвистывает, радостно скручивает кукиш, хлопает в ладоши. ) Ну конечно, мальчика! Вот вам и консилиум.
Я руками вижу все. Даже скажу точно, целка или не целка. Ой, однажды опозорился. Женщина ко мне в годах пришла. Провел пальцами по позвоночнику и говорю: «У-у, вас можно в Книгу рекордов Гиннесса занести. Целочка у вас не сбитая». Не знал я, что она монашенка. «Я пошла в монастырь в четырнадцать лет… » Мне неудо-о-обно стало. «Простите», — говорю. «Ничего, — отвечает. — Бог простит». Но я действительно даже в этом вопросе никогда не ошибался!
В последний раз меня проверяли в 1980 году в Москве шесть профессоров ЦИТО (Центральный институт травматологии и ортопедии. — Авт. ). Можете записывать! У них в руках были истории болезни семи пациентов. Я их не читал. И больных до того в глаза не видел.
Подхожу к одному. Ничего не спрашиваю. Провожу молча пальцами по спине от шеи до копчика и говорю диагноз. «Правильно», — отвечают профессора. И так я обошел шестерых. А после седьмого руководитель комиссии злорадно заулыбался: «Николай Андреевич, тут у вас ошибочка вышла!» И доволен до невозможной степени: «Вот, посмотрите снимочек… » Спрашиваю: «Обижаться не будете?» — «Нет, а что?» — «Мне ваш рентген до… » — «Вы… вы, батенька, нас оскорбляете». «Не оскорбляю, — говорю. — Вы привыкли делать свой рентген вот так и вот так, в двух плоскостях. А давайте сделаем в третьей… »
Ведем больного в рентгенкабинет, я кладу его под углом 45 градусов, делаем снимок. Вынимаем, посмотрели — я оказался прав! В той комиссии, кстати, был и покойный Святослав Федоров. Он вот так меня поддерживал. Думаю, погиб не случайно.
А после той комиссии меня прекратили проверять, дали заключение, что имею право принимать и лечить больных без рентгена. И когда ко мне приходят пациенты со снимками, я говорю: «Сверни его в трубочку — и в сраку… »
- Ну а как вы относитесь к дистанционным методам лечения вроде массовых сеансов психотерапии?
- Кашпировский? Я его видел не раз. И Андриана пришла на его сеанс, и сестра моя. Он еще побоялся Андриану. У нее сильное биополе.
- А у вас?
- Не знаю. Когда-то пригласили в институт, начали измерять. Так у них приборы зашкаливало.
Понимаете, надо лечить особь, а не публику! На публику такое лечение может подействовать иногда очень плохо. Ребенок может лишиться рассудка.
А тот, который воду заряжает… Вот щас я заряжу… (Доктор Касьян прикладывает фотографию к заднему месту и смеется. )
Ведь большинство болезней происходит по причине больного позвоночника: и ложная стенокардия, и остеохондроз, и почки могут болеть, и головные боли, и шум в ушах. Это нервная система, там головной и спинной мозг, надо очень осторожно что-либо делать. Поэтому и говорю: первая медицина (в смысле лучшая), так это в Китае, Вьетнаме, Японии.
Ненавижу хирургическое вмешательство там, где без него можно обойтись. Например, по поводу грыж позвонков. В Китае подобного вообще не признают. И правильно! Грыжу надо просто поставить на место. И все восстанавливается, процесс регенерации тканей идет сильнейший.
А мы всегда спешим что-то удалять. Гланды, например. Этот орган Богом создан, это защита организма! Лечить надо, не доводить до ангины. Я понимаю, заворот кишок или воспалившийся аппендикс…
- Так даже во времена Пирогова тот же заворот кишок расправляли без скальпеля, жидкой ртутью, которая сама по себе безвредна…
- Если бы у нас были Пироговы. Маловато их сейчас… Иголки в жопу втыкать легче.
Да… Вроде столько всего я повидал на своем веку, столько людей и событий. А жизнь пролетела, как те семнадцать мгновений. Но ничего. Порох еще есть. Только раздражают глупые вопросы желающих полечиться вроде: «Где я буду жить?» У меня в ширинке, говорю. Люди везде живут! Ко мне со всего света едут. И смена у меня хорошая выросла: сын Янек — врач-травматолог, мне помогает. Радуемся с Андрианой дочерям, внукам, правнуку. Слава Богу, лета дождались. И желаю всем не болеть.