Он сделал все, чтобы любимая выздоровела, но сам умер раньше нее — 13 ноября 1985 года, ровно 20 лет назад
Вначале Мария спасла Александра. В далеком 1942 году — трудном для страны и для него, неизвестного пока летчика, чьим именем немцы еще не пугали детей и себя. Над капитаном Покрышкиным нависла угроза пострашнее «мессера» — трибунал. Осторожно-завистливое командование полка мыслило так: немец господствует в воздухе, наши летчики гибнут как мухи, а этот, хоть и сбивает, но выпендривается, нарушает летные инструкции, тактику боя… Вспомнили, что его первым сбитым самолетом был свой — новый бомбардировщик-разведчик Су-2, о котором не успели сообщить перехватчикам, поднятым по тревоге 22 июня, в первый же день. Возможно, из архивной пыли также извлекли донос, в котором сообщалось, что в 1937-м приютил выброшенных на улицу жену и детей арестованного летчика, а сам ушел жить к товарищу. Словом, от полетов и должности отстранили, вывели за штат полка, исключили из партии, отозвали документы на Героя, личное дело слюнявили особисты…
Позже в своих мемуарах маршал авиации Покрышкин напишет, что если бы не любовь медсестрички да поддержка командарма Науменко, то он покончил бы с собой…
Там, на фронте, они и поженились. А через двадцать лет Мария Кузьминична, уже солидная дама (кстати, украинская красавица с Харьковщины), серьезно заболела. Настолько серьезно, что на всякий случай решила отдать последние распоряжения.
- Мама посоветовала отцу не убиваться долго, жениться: «Мужчине труднее быть одному, чем женщине. И мне на том свете покоя не будет, если ты будешь неухоженный. Только не женись на очень молодой. Ей нужен будешь не ты, а твое положение… » — рассказывает «ФАКТАМ» сын легендарного летчика Александр Александрович Покрышкин, ученый-океанолог. — «Ну как же я смогу жить без тебя? — обнял отец маму. — А наши дети? Да мы сделаем все, что угодно, лишь бы ты выздоровела… Даже если бы какой-то волшебник вернул мне молодость и выстроил передо мной сотню самых распрекрасных красавиц, а в самом конце поставил тебя в гимнастерке и кирзовых сапогах, какой ты была, когда мы познакомились, я выбрал бы тебя… »
Марии Кузьминичне сделали тяжелую операцию. Проснувшись после наркоза, она увидела лежащий рядом букетик сон-травы — первых весенних цветов. Это было в 1962 году в Киеве, когда трижды Герой Советского Союза (кстати, единственный, получивший три звезды во время войны) генерал Покрышкин командовал 8-й Отдельной армией Войск противовоздушной обороны (ПВО), в состав которой, кроме зенитчиков и ракетчиков, входили полки истребителей-перехватчиков, несущие круглосуточное боевое дежурство.
Мария Покрышкина до конца дней своих считала, что ее исцелила любовь.
- Вскоре после женитьбы война разлучила родителей, — продолжает Покрышкин-младший. — Полк отца перебазировался в другое место. И за Марией начал приударять летчик из соседнего бомбардировочного полка. Получив от ворот поворот, он сначала говорил, будто бы у ее мужа, тогда, к лету 1943-го, уже Героя, есть ППЖ (походно-полевая жена. — Авт. ) чуть ли не на каждом аэродроме. Когда же эта ложь не сработала, придумал байку, якобы услышанную им по рации: вроде Покрышкин и его однополчане братья Глинки, тоже знаменитые летчики, вызвали на воздушный поединок немецких асов, а те всех троих вогнали в землю.
Ее после этого сообщения отливали водой. А когда через несколько дней она вдруг увидела мужа — живехонького, прилетевшего с ней повидаться, зарыдала так, как не рыдала потом никогда. Узнав от подруг, что случилось, отец решил разобраться с этим якобы его товарищем. Еле удержали.
Потом они все же встретились. Покрышкин не бил подлеца. Но поговорил с ним очень сурово.
Зимой Мариину санчасть разбомбили. Едва она сама успела выскочить из барака — ночью, в одной сорочке, на мороз, как в дом угодила бомба. Единственное, что успела схватить, — противогазную сумку, в которой хранила письма Александра и тогда единственную его фотографию.
Шансов погибнуть у летчика всегда хоть отбавляй. В июле 1941-го Покрышкина с товарищами послали на воздушную разведку. А там их встретили «мессершмитты». В завязавшемся бою Покрышкину, летавшему на скоростном, но недостаточно маневренном МиГ-3, удалось сбить «мессер», который считался одним из лучших истребителей Второй мировой. Это была первая победа! Советский летчик засмотрелся на горящего падающего врага и… поздно заметил устремившуюся к нему огненную трассу. Снаряд повредил самолет, но Покрышкин сумел дотянуть и плюхнуться в расположении наших отступающих войск. Это случилось на второй день войны, 23 июня.
Первый раз его сбили в июле 1941-го. Повезло. Снаряд и осколки не попали в него, а только в машину. К тому же, упал в лес. Самолет вдребезги, но летчик цел. Правда, оказался он на немецкой территории. Инструкция предписывала застрелиться.
- Отец говорил, что уже взвел курок и поднес пистолет к виску, — рассказывает сын Покрышкина. — Но немцы все не появлялись, и он решил: если погибать, так в бою. Словом, передумал стреляться. И пробрался таки к своим.
Осенью того же года его подбили во второй раз. Но и тогда он сумел приземлиться.
Чтобы не бросать истребитель, который можно было отремонтировать, его задом (хвостом — в кузов) прицепили к полуторке и буксировали в общей колонне. А через несколько дней, когда они оказались в окружении, старший по званию офицер приказал технику сжечь. Покрышкин чуть не плакал…
Еще один случай — когда одна-единственная пуля из выпущенной хвостовым стрелком бомбардировщика Ю-88 очереди попала Покрышкину точно в прицел. Отклонись она на сантиметр влево или вправо — разнесла бы голову.
Впрочем, любой боевой вылет мог быть последним. Немцы тоже умели воевать. Не зря гнали наших до Волги. Но, извлекая уроки из неудач, Александр Иванович, выросший за годы войны от командира звена до командира дивизии, день ото дня совершенствовал собственное мастерство и мастерство своих подчиненных, разработал собственную тактику ведения воздушного боя, за которую его вначале хотели отправить в штрафбат, а потом внедрили ее во всех истребительных частях Военно-воздушных сил и ПВО. Причем основные ее постулаты остаются актуальными и для современной реактивной авиации. Служивший когда-то с Покрышкиным известный летчик Константин Сухов рассказал однажды, как, будучи во время арабо-израильской войны советским военным советником по авиации в Сирии, он предлагал сирийским летчикам провести налет на позиции противника, используя определенную тактику, а они ему: нет, мы так делать не будем, Покрышкин пишет иначе! И показывали ему красиво оформленную книгу на арабском языке. Оказывается, главком сирийских ВВС на собственные деньги перевел и издал тиражом в пять тысяч экземпляров книгу Александра Ивановича «Небо войны».
Во второй половине 1944 года, когда Покрышкин был уже дважды Героем и командиром истребительной дивизии, начальство, очевидно, из соображений безопасности, запретило ему летать. Для настоящего летчика это высшая мера наказания. Но Александр Иванович этому запрету не подчинился. Водил в бой, учил молодых летчиков. И росло количество его собственных воздушных побед.
Официально признано, что за годы войны Покрышкин лично сбил 59 немецких самолетов. Больше было только у трижды Героя Советского Союза украинца Ивана Кожедуба, на счету которого 62 сбитых самолета.
- Вообще же разговоры на эту тему Дед, как ласково его назвали уже в наше время в семье, не любил, — вспоминает Светлана Покрышкина, сноха (жена сына) Александра Ивановича и на сегодняшний день хранительница семейной памяти и архивов. — «Написано 59 — значит 59!» — говорил он, как бы закрывая тему. Но иногда рассказывал, что в первые месяцы войны во время выхода из окружения были уничтожены документы их полка. А с ними «пропали» и более десятка его сбитых самолетов. Кроме того, Покрышкин делился сбитыми самолетами со своими ведомыми, которые обеспечивали общий успех в бою.
Уже после смерти Александра Ивановича, разбирая его архив, мы обнаружили в нем старые записные книжки, которые при жизни Дед никому не показывал. Из них явствует, что лично сбитых у него значительно больше, чем считается. Более того, тщательно проанализировав боевую деятельность Покрышкина, изучив архивные материалы, свидетельства однополчан, исследователи из его родного Новосибирска (кстати, на тамошнем авиазаводе имени Чкалова в годы войны вместе с сибиряками выпускали истребители рабочие и инженеры эвакуированного в тыл Киевского авиазавода и там утвердился как авиаконструктор О. К. Антонов. — Авт. ) недавно подсчитали, что Александр Иванович лично уничтожил 116 вражеских самолетов!
Но, подчеркиваю, сам Дед никогда не придавал значения цифрам. Подумаешь, немец Хартман сбил три сотни! Да он в начале войны и не сунулся бы в бой, если бы у него техника была не «мессер», а советская «рус-фанера». А наши-то летали, гибли, но боролись. И даже если ты не сбил врага, но заставил бомбы сбросить где попало и тем самым спас жизнь многим бойцам на земле, — это разве не победа? — говорил Покрышкин. Для него было важно, сколько сбили эскадрилья, полк, дивизия…
Чтобы приблизить победу, в конце зимы 1945-го, уже на территории Германии, когда стационарных аэродромов не хватало, а поля раскисли или были заминированы, Покрышкин первым научился использовать в качестве взлетно-посадочных полос прямые участки обычных автомобильных дорог. Хотя зачастую ширина асфальтового или бетонного полотна была метра на три меньше размаха крыльев самолета и существовал определенный риск. Но это позволило вовремя обеспечить надежную воздушную поддержку наступающих наземных войск, а также штурмовиков и бомбардировщиков, наносящих удары по Берлину и другим важнейшим опорным пунктам фашистов, и самим крушить логово Гитлера.
- В послевоенные годы комдива Покрышкина пригласил к себе на должность заместителя генерал-лейтенант Василий Сталин, в то время командующий авиацией Московского военного округа, — продолжает Покрышкин-младший. — В назначенное время Покрышкин прибыл к Сталину, чтобы обсудить предложение. В приемной растерянный адъютант доложил Покрышкину, что генерал поехал на ипподром смотреть лошадей, и о встрече, наверное, забыл. Александр Иванович терпеливо прождал несколько часов и уехал, с сибирской прямотой высказав все, что думает, о такой безалаберности.
Василию Сталину, конечно, донесли. Он же, вместо того чтобы извиниться, пренебрежительно бросил: «Терпеть не могу этих Героев!.. » Он, наверное, не понимал, что дело тут вовсе не в «геройстве», а в том, что надо уважать любого человека. Так что, как ни заманчива была генеральская должность, Покрышкин отказался служить с непорядочным человеком. Именно из-за этого он долгих девять лет ходил в полковниках, даже когда его назначили командовать корпусом, а через некоторое время безосновательно понизили до зама командующего корпусом. Хотя через годы благодаря деловым качествам дослужился до звания маршала авиации и должности заместителя главнокомандующего Войсками ПВО страны.
И все-таки его сибирская прямота, неумение прогибаться перед начальством порой вредили Покрышкину. Однажды, уже в начале семидесятых, отец полетел на международный авиасалон в Ле Бурже в составе советской делегации, которую возглавлял сам Брежнев. Обходили выстроенные на линейке боевые машины. Возле какого-то истребителя вспомнили войну. И тут Брежнев поворачивается к стоящему рядом Покрышкину: «А помнишь, Александр Иванович, как мы с тобой в сорок пятом вместе на Параде Победы шагали?» Отец на глазах у почтенной публики ответил: «Нет, не помню». Брежнев изменился в лице, отвернулся и пошел дальше.
Да, на том параде Покрышкин был знаменосцем колонны авиаторов. И в то время не знал сухопутного генерала-политработника Брежнева, шедшего в другой колонне. Возможно, отца, как и многих других фронтовиков, чьи ордена и медали, полученные на войне, действительно были выстраданы, заработаны кровью, раздражало непомерное увлечение генсека высокими наградами, которое дискредитировало, обесценивало их.
Вполне возможно, что именно из-за этого Покрышкина перевели из армии на должность председателя ЦК ДОСААФ СССР, где служили в основном отставники. Он же был еще крепким мужиком…
- Лет за десять до ввода войск в Афганистан я побывал там в составе советской военной делегации, которую возглавлял министр обороны СССР маршал Советского Союза Андрей Гречко, — рассказывает «ФАКТАМ» генерал-майор в отставке киевлянин Вадим Сазонов, в то время командир 207-й мотострелковой дивизии. — Самой, пожалуй, яркой личностью в нашей делегации оказался Покрышкин. Мы с ним познакомились еще в начале 60-х годов в Киеве. Он командовал армией ПВО, а я служил в должности старшего офицера отдела боевой подготовки штаба Киевского военного округа. Несмотря на разницу в должностях, званиях и в возрасте, Александр Иванович не чванился, был прост и сердечен в отношениях с офицерами. Обедал, кстати, в общей столовой, не признавал «генеральских» залов. Очень уважал фронтовиков. А я всю войну, считай, прошел на танках, не раз горел.
Афганские военные принимали нас радушно. Столы ломились от яств, вкуснейших восточных блюд, фруктов, сладостей. А вот привычного для нас в таких случаях спиртного не было. Шариат, батенька! Андрей Антонович Гречко, видимо, уставший от отечественных приемов с возлияниями, даже пошутил: слава аллаху, хоть неделю можно будет отдохнуть от рюмки. И вот наступил предпоследний день. Прием уже в нашем советском посольстве. Спиртного на столе тоже нет. Очевидно, дань местным традициям. Но когда встали на перекур, в зале начали появляться девушки с подносами, уставленными маленькими рюмочками с коньяком, водкой… Прикладывались и наши, и правоверные афганцы.
Увидев, что девушка направилась к нам, Покрышкин вдруг сказал: «Вадим, прикрой!» Я заслонил его собой от зала, и Александр Иванович одну за другой опрокинул несколько рюмок. Потом довольно крякнул: «Ну вот теперь порядок. А то этим наперстком даже губы не помажешь… » Офицеры-фронтовики не привыкли к микроскопическим дозам. А такой крепкий мужик, как летчик Покрышкин, мог принять на грудь изрядно, но не пьянел. Внешне суровый, становился веселее, добрее…
Ближе к старости Покрышкин, как, наверное, и все люди, все чаще вспоминал юность. Даже не войну, которая нередко снилась сама, без спроса, а те благословенные мирные дни первых полетов, парения на учебном По-2 (довоенное название У-2) — неторопливом и послушном, как покладистая лошадка, которая сама довезет. Его друг, тоже старый летчик Алексей Маресьев незадолго до смерти рассказывал «ФАКТАМ»: «Когда после госпиталя я научился летать с протезами, очень захотелось освоить «кобру». На ней очень хорошо Саша Покрышкин воевал. Но лошадка оказалась не для меня — требовалось делать специфические движения ступнями. Да и на других истребителях летать было тяжело. Поэтому в конце войны перешел на инструкторскую службу в штаб ВВС.
А вот на стареньком У-2 мог летать с удовольствием — настолько удобен и прост он был в управлении даже для инвалида!
И через годы, бывало, сидим с Покрышкиным, когда он работал начальником ДОСААФ, вспоминаем молодость, и я ему говорю: «Слушай, Саш, найди, Бога ради в каком-нибудь аэроклубе У-2. Страсть как полетать хочется!» Покрышкин грустно улыбался: «Эх, Леша, такой-рассякой! Сходи, брат, в музей. Он там под потолком висит. Если что, меня позови. Вместе полетаем… »
- Александр Иванович здоровьем был еще достаточно крепок, могучий организм с болезнями справлялся. А умер в 72 года, хотя мог прожить дольше, — говорит Светлана Борисовна. — Лег в Кремлевку на обычную профилактическую проверку. Однако непродуманное медиками сложное обследование стало роковым…
А через 11 лет после Александра Ивановича ушла из жизни в 51 год его старшая дочь Светлана после тяжелой болезни. Тоже несправедливо как-то.
И все же жизнь продолжается. В роду Покрышкиных уже есть Александр Четвертый — правнук. На прадеда похож.