Сегодня народному артисту России исполняется 60 лет
В лучших традициях эстрадно-артистического цеха Геннадий Хазанов собственное шестидесятилетие отметит на сцене Театра эстрады, где 1 декабря сыграет в премьере «Морковка для императора». Геннадий Викторович перевоплотится в Наполеона, доживающего отпущенный век на острове Святой Елены. Создатели спектакля обещают: будет и грустно, и смешно…
- Нет у вас, Геннадий Викторович, ощущения, будто в последнее время резко возросло количество наполеонов на квадратный метр площади?
- А кого вы называете этим словом?
- Маленьких человечков с непомерными амбициями, бонапартиков, старающихся казаться больше и значительнее, чем есть на самом деле.
- На мой взгляд, это вечная проблема. Что изменилось за сто, двести или триста лет? Стремление повелевать другими, стать вершителем мира всегда было присуще живущим на Земле.
- Верно, но речь о желаниях, не совпадающих с возможностями.
- А как заранее узнать, кто и на что способен? Большинство психологических комплексов родом из детства, оно нас формирует. Люди вырастают и пытаются получить сатисфакцию за перенесенные когда-то обиды.
- Вы с прошлым рассчитались сполна?
- Уже не занимаюсь подобной арифметикой, освободился от этой зависимости.
- Давно?
- Порой провоцируют. Стараюсь не поддаться соблазну, хотя, конечно, от воспоминаний никуда не деться. Я ведь с рождения чувствовал себя обделенным, рос в семье без отца, ни разу в жизни его не видел и долго даже не знал, какую фамилию он носит. Зато о моем еврейском происхождении мне растолковали рано и доходчиво.
- Спасибо соседке по коммуналке?
- Тетя Груня первая произнесла слово «еврей». По тону понял: речь о чем-то неприличном, позорном. Остальное объяснили на улице, в нашем самом обычном дворике Замоскворечья, где бытовой антисемитизм передавался по эстафете — от поколения к поколению. И дело не в том, что люди по каким-то особым причинам ненавидели евреев, нет. Их так воспитали. Они не могли, да и не хотели иначе думать, действовать. Мальчиком я рос слабеньким, физически развивался медленно, был не в силах противостоять более крепким сверстникам, и это неравенство давило. Глубоко убежден: моя последующая жизнь, то, что делал потом и к чему стремился, диктовалось желанием доказать право на существование: я не хуже мальчишек из Коровьего переулка! Трудно, невыносимо жить, постоянно ощущая себя человеком второго сорта.
- В чем это выражалось?
- Вполне хватало осознания: я — еврей, остальные — нет. Единственное, что несколько успокаивало, примиряя с действительностью, — татары, обитавшие в нашем дворе. Они тоже считались неполноценными… Кстати, история в тему. У меня был приятель; когда он жил в СССР, его звали Феликс Камов. Да-да, тот самый сценарист мультфильма «Ну, погоди!», а ныне — известный прозаик, лауреат литературных премий Феликс Кандель. Его сын Женька однажды задал учительнице вопрос: «Почему мы в СССР так плохо живем?» Терпеливо выслушал рассказ о длившемся триста лет татарском иге и решил уточнить: «Почему же тогда татары так плохо живут?»
- А правда, Геннадий Викторович, что при вступлении в комсомол вы назвались осетином?
- Все верно. В декабре 1991 года, уже после развала Советского Союза, я оказался на гастролях в Израиле и попросил второе гражданство. Был такой период в истории нашего государства, когда россиянам вполне законно позволялось получать паспорта других стран. Не успели просохнуть чернила на заполненных мною анкетах, как об этом сообщили в теленовостях из «Останкино». Факт частной жизни в секунду превратился в общественное событие, которое бурно принялись обсуждать все, кому не лень. Даже то, что Ельцин стал гражданином Туркмении, не вызвало такого ажиотажа, как мой шаг.
- Да-да, пошли разговоры, мол, началось бегство с корабля.
- Никогда не хотел эмигрировать из России. Тут другое, следствие все той же недоданности… Я ведь десять лет был невыездным — до 1986 года. Как потом выяснилось, на моем личном деле стояло клеймо «Пособник международного сионизма». В начале 90-х знакомые предлагали показать досье, заведенное на меня на Лубянке, но я отказался, догадываясь, чьи фамилии увижу в числе доносчиков. Уж лучше пребывать в неведении! Словом, израильский паспорт открывал мне границы, позволял ездить по миру, только и всего. Многие же узрели в моем поступке бог знает что. Помню, пришел корреспондент из популярной молодежной газеты. Такой, знаете ли, агрессивный, разбитной: «Хазанов, ну чего вам еще не хватало, что вы недополучили в этой стране? У вас есть все — популярность, звание, деньги… » Говорил так, словно перечисленное было подарено лично им, а не заработано моим трудом. «Разве вам кололи глаза еврейством?» В ответ я открыл книжный шкаф, достал комсомольский билет, выданный мне в 1959 году, и сказал: «Прочтите, что указано в графе «национальность». А там собственноручно мною было начертано: «Осетин». «Как думаете, — спросил, — к четырнадцати годам я знал, что делаю и для чего?» — «Наверняка». — «Почему же написал «осетин»? Есть предположения?» Неужели стал бы что-то скрывать, если бы не внутренние комплексы и страхи?
- Уж лучше быть лицом кавказской национальности?
- В те времена — да, лучше, а сейчас и не разберешь. За последние десятилетия ксенофобия в нашей стране лишь усилилась, это настораживает и пугает. Слишком страшна болезнь. Часто вспоминаю ощущения, испытанные после прочтения «Майн Кампф»…
- Это когда было?
- В 1993 году. Совершенно свободно купил опус Гитлера на книжном развале около ИТАР-ТАСС. Первая часть книги особенно впечатлила, поскольку обиды маленького Адольфа Шикльгрубера оказались абсолютно мне понятны. Он жил в той части Австро-Венгрии, где, по его словам, сильно зажимали немецкий язык, и чувствовал себя неполноценным. Разве тревоги русскоязычного населения нынешних независимых прибалтийских государств сильно отличаются от переживаний тогда еще будущего фюрера? Никого нельзя унижать и подавлять!
- Полагаете, если бы Адика не обижали в детстве, мир разминулся бы с фашизмом?
- Речь о другом. Как выясняется, любую форму государственного устройства можно довести до абсурда. Деление по этническим, расовым, национальным признакам недопустимо. Именно за это глубоко презираю ксенофобию во всех ее проявлениях, будь то антисемитизм или русофобство.
- А к русофилам как относитесь?
- Разумеется, нет ничего плохого в любви к своей стране, гордости за нее. Напротив — это прекрасно. Россия вполне самодостаточная держава, имеющая основания дорожить своей историей, культурой, традициями. И дело не в величине территории или запасах недр. Всегда главное богатство — люди, народ, который и делает безликое географическое пространство страной. Иной вопрос, что наши патриоты часто смыкаются с ксенофобами, их лагеря разделяет совсем короткая дорожка. Очень уж соблазнительно обвинить в проблемах родины представителей другой нации, дескать, из-за этих чужаков мы до сих пор не живем в раю.
- Фильм «Есенин» по Первому каналу смотрели?
- Хватило двух серий, но предвижу, о чем хотите спросить…
- Ну да, пошто подлые жиды сгубили великого русского поэта?
- Вроде бы по фактам нет оснований обвинять создателей картины во вранье. И Троцкий был, и Блюмкин, и в смерти Есенина много загадочного, странного, все так, но… Не отделаться от ощущения, будто люди сознательно спекулируют на теме и делают это в опасный момент. Разыгрывать национальную карту сейчас крайне рискованно, боюсь, никто не возьмется предсказать, чем все может обернуться. Еще более непорядочно использовать Есенина в качестве ширмы, декорации для проповедования идей вполне определенного толка. Сергей Александрович, безусловно, гений, но фильм ведь не добавил к его образу ничего нового, такого, чего мы не знали бы. Значит, посыл в ином. Неужели растянувшаяся на три недели эпопея затевалась лишь для того, чтобы прокричать: во всем виноваты евреи? Как-то даже оскорбительно.
- По отношению к поэту или к евреям?
- По отношению к правде! Никому же не приходит в голову снять кино про то, как КПСС методично добивала другую, не менее крупную фигуру русской словесности Бориса Пастернака. Разве дело в национальности? Или думаете, Сергей Александрович вел бы иной образ жизни, не окажись евреев среди большевистских лидеров? Он человек был такой, его никто не переделал бы. Сериал «Есенин» напомнил мне модифицированную «Бригаду». Маленькая незадача: отмычки, которыми пользовался Саша Белый, в данном случае не подошли. Если уж копать, так всерьез, а то ведь получилась карикатура, фельетон. Нет объема, цветовой палитры, полутонов — только черное и белое.
- Не боитесь, что в ответ возразят: критиковать каждый горазд, но посмотрел бы сперва на себя? Разве программа «Хазанов против НТВ» — образчик высокого вкуса?
- Понимаю, вам нужен логический переход к следующей теме, но не надо за уши притягивать одно к другому, скрещивая меня с «Есениным». Готов ответить на вопрос любой жесткости, относящийся непосредственно к моему шоу.
- Честно говоря, пока в толк не возьму, зачем ввязались в этот проект. На кой он вам нужен?
- Выбор делал совершенно осознанно, не строил иллюзорных планов прорыва в телепространство, не собирался потрясать воображение зрителей, выскакивая, как джинн из бутылки, в надежде занять некий престол. На момент, когда позвали на НТВ, рухнул проект многосерийного телефильма на Первом канале с моим участием. Загруженность предполагалась колоссальная, ежедневно по двенадцать часов съемок. И вдруг все отменилось. Тяжело переношу безработицу, приглашение НТВ оказалось весьма кстати, но, повторяю, никаких личных амбиций я не питал, высоких художественных задач перед собой не ставил. Хотел проверить, смогу ли быть ведущим. Убедился: да, без проблем. Планировал обсудить в эфире темы, казавшиеся мне важными. Сделал это. Все! Мы записали цикл из пятнадцати передач, они будут идти до конца января и — точка. Это сразу оговаривалось. Ничего позорного, такого, за что пришлось бы краснеть, в шоу нет. Через студию прошло девяносто гостей, с каждым из которых у меня состоялись беседы — разные, непохожие. Лолита Милявская в какой-то момент даже испугалась: я отдернул вуаль, принимаемую многими за ее лицо, и увидел грустные глаза умной женщины. Ксения Собчак со слезами благодарила за передачу, мне удалось повернуть светскую львицу неожиданной стороной, показать другие грани ее характера. Я ведь помню Ксюшу подростком…
- Значит, эксперимент показался вам интересным?
- Я вообще все в опыт беру.
- Да? А Леонид Ярмольник советует пробовать лишь лучшее.
- Кто бы рассуждал! Не знаю, с каких пор Леня стал столь разборчив. По-моему, он успел понадкусывать, что можно и нельзя…
- И все же, Геннадий Викторович, кому принадлежит поле битвы после победы? «Аншлагу» да Петросяну со Степаненко?
- Почему не слушаете моих слов? Я не собирался ни с кем состязаться. Мне многократно предлагали вести цикловую юмористическую телепрограмму. Неизменно отказывался. Первым обратился Эдуард Сагалаев с только что возникшего ТВ-6. Сказал ему тогда: «К тебе идут делать имя, а меня ты зовешь, чтобы я его потерял». Увы, закономерность такова: если передача пользуется бешеной популярностью, юмор в ней непременно низкого качества.
- А Шендерович с «Плавленым сырком», к примеру, вам нравился?
- Нет, хотя я был первым артистом, читавшим со сцены литературные труды Виктора. То, что он делает, кажется мне математическим и абсолютно лишенным сердца.
- Но кто-то вам по душе?
- Олейников и Стоянов блестяще работают в «Городке». Сериал «Моя прекрасная няня» — попадание в десятку в комедийном жанре. Но это, скорее, исключения.
- Вернемся на подмостки. В гримерке видел портрет, где вы, Геннадий Викторович, в облике Наполеона. Не та ли фотосъемка навеяла мысль примерить роль великого корсиканца на сцене?
- Отчасти. Еще в конце 60-х мой педагог по эстрадно-цирковому училищу Надежда Слонова говорила, что когда-нибудь мне выпадет шанс сыграть Наполеона. Впервые в костюме императора предстал на семидесятилетии Эльдара Рязанова, как известно, снявшего «Гусарскую балладу». Потом уже была фотосессия у Екатерины Рождественской. Режиссер Леонид Трушкин увидел меня при параде, с треуголкой на голове и сразу сказал: «Давай поставим спектакль о Бонапарте». Я принес пьесу, и все закрутилось. Вряд ли взялся бы за работу, если бы роль не была связана с последним периодом жизни Наполеона. Мне интересен этот человек не на пике карьеры, а после низвержения. Что-то вроде постскриптума к власти.
- Выносите приговор?
- На каком основании? Не сочтите за нескромность, но играю абсолютно про себя. Я перенес ровно то же, что и Наполеон. На своем, разумеется, уровне. Когда начинали репетировать, пережил концертное Ватерлоо, потом было отречение от гастролей. По сути, работа в Театре эстрады — мой остров Святой Елены.
- И отсюда пытаются выслать? Видел, как к вам подходила секретарь за документами для Пенсионного фонда. Показалось, вы нервно отреагировали на ее слова.
- Не люблю, когда отвлекают. Надо закончить одно дело, а потом уже браться за другое. Живу в диком цейтноте, не могу разбрасываться даже минутами. Что до пенсии, то ощущение, будто все не со мной. На уровне игры в дочки-матери в детской песочнице. А сейчас, значит, прикинемся пенсионером.
- Но сперва надо с Бонапартом разобраться. Где, кстати, ваша треуголка, Геннадий Викторович?
- Вместе с остальным реквизитом. А вы думали, храню ее с личными вещами? На сей счет пунктиков и комплексов у меня нет. Не беспокойтесь, крыша на месте.