Накануне своего 80-летия известный певец, главный режиссер Национального академического театра оперы и балета Украины у себя на даче приводит в порядок фотоархив и вспоминает былое
Дачный домик Дмитра Гнатюка на Черкасщине утонул в снегу. Заметены все дорожки во дворе, почивает заснеженный сад, раскинувшийся на 60 соток. Дмитро Михайлович нынче занимается газификацией дачи и приводит в порядок фотоархив — ведь в марте у него сразу два юбилея — 80 лет со дня рождения и 55 лет творческой деятельности.
Загородный дом знаменитого артиста небольшой — площадь его около 100 квадратных метров. На двух этажах — гостиная, кухня и три гостевые комнаты. Частые гости у Дмитра Михайловича и его супруги Галины Макаровны — сын Андрей, невестка Наталья и 26-летний внук Дима. — А друзья? Знаете, я уже и сам особо в гости не хожу, и у себя принимаю мало, — говорит Дмитро Гнатюк. — Иные друзья постарели, а кого-то уже нет на свете. Да и готовить разносолы, как раньше, мы с Галиной Макаровной нынче не в силах… В доме у певца по-крестьянски просто: стены побелены, мебель советских времен… — Ничего «люксового», — улыбается Дмитрий Махайлович. — Ни в одной комнате, если вы заметили, даже люстр нет — просто лампочки. После того как несколько раз дачу обокрали, мы вообще решили ничего «путного» здесь не держать. Даже телевизор забираем на зиму в киевскую квартиру. Главная гордость и хобби Дмитра Гнатюка — сад. Ухаживать за ним для Дмитра Михайловича, по его словам, истинное удовольствие. О своем саде певец рассказывает, как поэт. — Сад — и любовь моя, и радость, и печаль. Весной он расцветает коврами — и я молодею вместе с ним. Осенью и зимой, когда деревья оголяются, на душе становится «щемно». Я ведь родом из села. Первый свой сад посадил в 13 лет с отцом. Еще школьником закончил аграрные курсы. Знаете, сад — это и наука и философия. Посадишь дерево не на ту глубину, не будет расти. Нужно своевременно и обмазать известью, и привить, и оформить крону. От отношения к саду идет и культура и духовность. Дмитро Михайлович разбирается в сортах, как профессиональный агроном. С вдохновением рассказывает, что сорт яблок «Слава победителю» выведен селекционной станцией имени Симиренко, знает, чем отличаются яблоки сорта «Новорїчне» от «Гагаринских»! У ворот дачи известного певца стоит черный «Бьюик» — Этот автомобиль я купил не новым, — говорит Дмитро Михайлович. — Его мне продал сосед-американец, который работал здесь, в Украине — в посольстве. На нем обычно сюда и приезжаю. — Сами за рулем? — А кто ж? Я люблю все делать сам — и машину вожу, и сад обрезаю, и проект дома сам разработал — без дизайнеров. Сказывается сельская закалка, потом фронтовая…
- Наверное, они-то и помогли вам «взять» Киев? У вас ведь, насколько понимаю, в столице не было никого? — Абсолютно точно. Я демобилизовался в 45-м году и ехал через Киев домой. Как сейчас помню: в солдатских штанах, с вещмешком за плечами, в руках — скатанная шинель. Таким вот я направился сдавать документы в консерваторию, которая в те времена была возле Сенного рынка. Сдал. И пошел смотреть столицу. Днепр могучий, Владимирская горка, Крещатик — от увиденного захватило дух! Но день клонился к вечеру, а ночевать негде было. Я зашел в беседку на Владимирской горке — отдохнуть. Положил на скамейку мешок и долго-долго всматривался в вечерний пейзаж, не мог налюбоваться. Потом положил мешок под голову и лег. Проснулся утром — поют соловьи. И понял, что влюблен… в Киев! В этой беседке я провел четыре ночи подряд. — Вы объездили практически весь земной шар. Наверное, есть города и не хуже? — Скажу вам откровенно: лучшей столицы, чем Киев, я не видел! Мне ведь и в Москву предлагали переехать, и даже квартиру дали — на одной площадке с Валентиной Терешковой, в доме рядом с мэрией, возле памятника Юрию Долгорукову. Но не смог… — Слышала, вы намеревались переехать неспроста. Говорят, у вас был конфликт с зятем Хрущева, который тогда возглавлял Оперный… — Гонтарь был сложным человеком. Все должны были поступать так, как он хотел. Однажды мы поехали на гастроли в Югославию по приглашению главы этого государства, ставили там «Запорожец за Дунаем» и еще ряд вещей. Но случилось, что мой партнер по исполнению главной роли в опере «Мазепа» заболел. Пришлось одному петь в восьми спектаклях — физически еле выдерживал. И вдруг Гонтарь велел дать еще два концерта. Я не имел права хрипеть перед слушателями и отказался. Гонтарь тут же послал телеграмму в ЦК партии с сообщением, что я сорвал концерт. И снял зарплату — с 350 до 150 рублей! Тогда я решил уйти из театра — все равно куда. Меня пригласили в Большой театр в Москву. — Что вас остановило? — Меня вызвали в ЦК партии, и вскоре дали звание заслуженного. Было это в 1957 году. А в 60-м Никита Хрущев присвоил мне звание народного артиста СССР. Никита Сергеевич мне и раньше симпатизировал. Часто после концертов приглашал в числе других гостей в правительственную ложу. Мы выпивали по рюмочке, закусывали, беседовали… Хрущев очень любил рассказывать о том, что мы «уже приближаемся к коммунизму. Он уже на горизонте!» Из всех моих песен обожал «Рушничок». Иногда просил исполнять ее два-три раза подряд — не мог наслушаться.
Мы рассматриваем фотографии в семейном альбоме Дмитра Гнатюка. Галина Макаровна, супруга певца, потчует нас украинским борщом и варениками с вишнями по-черкасски, политыми медом. По словам Дмитра Михайловича, ничего лучше этих вареников он нигде не ел. — Слышала, вас угощал сам Сталин… — Будучи студентом консерватории, я пел на его 70-летии в составе хора Веревки. Сталин и Мао Цзедун сидели в правительственной ложе. После концерта Иосиф Виссарионович высказал пожелание, чтобы у него на банкете исполнили несколько украинских песен. Григорий Гурьевич Веревка предложил мою кандидатуру. Меня разыскали в гостинице «Марьина роща», где остановились хористы, и без каких-то объяснений попросили… сесть в машину. — Так, помнится, забирали «черные воронки»… — Правду говоря, я переволновался. Меня привезли в Кремль, под стражей подвели к дверям Георгиевского зала и сказали: «Стойте здесь». Я простоял… три часа! Потом прозвучала команда «Приготовьтесь» и еще через несколько минут — «Войдите». Когда я переступил порог зала, у меня захватило дух! Накрытые столы, а за ними главы государств, члены правительства, известные артисты… Мне сказали: «Когда вас назовут, сделайте пять шагов вперед и три шага направо — туда, где стоит рояль. А когда исполните номер, уйдете точно также — три шага налево и пять шагов назад». — Вы не сбились? — Как только объявили мой выход, цифры спутались в моей голове — помнил только, что нужно идти к роялю! А когда пел «Дивлюсь я на небо», мне казалось, что не пою, а… рыдаю. Пропел, как на духу. Вдруг Сталин поднимается из-за столика. Невысокий, а я ведь думал, что он такой гигант! У меня вдруг срабатывает мысль: чего он встал? Сталин спрашивает: «Где работаешь?» — «Я студент консерватории». — «А у кого учишься?» — «У профессора Ивана Сергеевича Паторжинского». — «Славный певец — огромный ему привет! Что ты нам еще споешь?» Я спел «Тост», где были такие слова: «Тост наш за Родину, тост наш за Сталина, выпьем и снова нальем». Это был настоящий фурор! Сталин еще раз поднялся и сказал: «Садись, покушай!» А я голодный был, как волк. Меня проводили к столу, за которым сидели балерина Галина Уланова, оперные певцы Сергей Лемешев, Вера Давыдова — любимица Сталина, Марк Рейзин… — Чем угощали? — Там было все: икра черная и красная, редкие сорта рыбы… Пили сухое красное вино «Хванчкара» — любимое вино Сталина. Его вкус мне запомнился на всю жизнь. Я выпил чуть-чуть и взял пирожочек — правда, в горле стоял ком… В голове не укладывалось: я, «задрипаний хлопець», на таком банкете! До поездки в Москву у меня-то и костюма не было. Даже когда выходил уже на большую сцену, был в заштопанных штанах и не поворачивался к публике задом, чтоб не видно было этого позора! За столом со знаменитостями я, признаюсь, чувствовал себя неловко. Видно, заметив это, ко мне подошел чиновник: «Если хотите, можете идти». Я с огромным облегчением сказал: «Хочу!» У выхода мне вручили два пакета, полные еды. В одном было четыре бутылки «Хванчкары», две бутылки грузинского коньяка и чача. В другом — паюсная икра, красная рыба, колбаса… Когда я вернулся в гостиницу, сразу же зашел к Григорию Гурьевичу Веревке со словами: «Это подарок от Сталина!» Мы сидели всю ночь — выпивали, закусывали. Григорий Гурьевич все расспрашивал подробности, как там было на банкете. Больше со Сталиным я не встречался.
- На банкетах с Брежневым, наверное, вы чувствовали себя куда более уверенно… — Да. Однажды даже мы вместе отмечали Новый 1960 год. Я танцевал с его женой Викторией. Леонид Ильич обожал мою песню «Ой ти, дївчино, з горїха зерня». Когда она звучала, генсек всегда плакал… — Вы были вхожи в такие места, о которых простой смертный мечтать не смеет. А перед закрытой дверью хоть раз оказывались? — Одна закрытая дверь оказалась для меня судьбоносной. Ее захлопнула перед самым моим носом девушка, которая нынче является моей женой. Дело было так. Поступив в консерваторию, я снимал койку у сотрудницы отдела искусств Министерства культуры Фаины Павловны. Потом съехал в общежитие, где нас в комнате жило 17 человек. Но к Фаине Павловне по-дружески продолжал заходить в гости. И вот однажды стучу в дверь. Открывает дивчина с роскошными черными косами и тут же, видно, испугавшись незнакомца, перед самым моим носом ее захлопывает. Я отправился к Фаине Павловне на работу. «Що це у вас за дикарка?» — спрашиваю. — И как же эта «дикарка» стала вашей женой? — Мы познакомились. Три года дружили. Я приглашал ее в театр, на концерты. Это были платонические отношения. — Что, даже не целовались ни разу? — Вы смеетесь?! Как такую дикарку поцелуешь? И поженились мы интересно. На зимние каникулы она, студентка филологического факультета пединститута, уезжала домой — на Черкасщину. А мне очень захотелось увидеть места, где родился и жил Тарас Шевченко. Галина мне сказала: «Як хочеш, то поєхали разом». В Галином доме нас с порога восприняли как жениха и невесту. Вечером… постелили нам вместе. Я только и смог выдавить из себя: «Вас ис дас? (по-немецки «что это?»). Так мы на Черкасщине и поженились. — Галина Макаровна нынче доктор филологических наук… — По ее стопам пошли и сын наш, и внук. Они тоже филологи. В этом доме они, кстати, частые гости. Благодаря внуку Дмитрию у нас на даче даже поросенок Хрюня жил. Он ходил за Димой, как дрессированная собачка. … Провожая меня в Киев, Дмитро Михайлович еще раз останавливается, чтобы полюбоваться садом. Запорошенный снегом, сад терпеливо дожидается весны и лета — тогда наступит его пора: снова будут цвести вишни и яблони, родить клубника и ма- лина, благоухать роскошные розы…