Многие полагают, что у актрисы сложная и трагическая судьба, но бывшая советская звезда не считает свою жизнь тяжелой Самое страшное для нее — забвение. То не позовут на «Нику», то обойдут вниманием в день ее рождения… А и впрямь, кому нынче нужна тень в коридорах и буфетах Дома кино на Васильевской? Она вынуждена давать платные интервью. Но разве Татьяна Самойлова актриса более низкого ранга, чем Элизабет Тейлор или Анна Маньяни? Ничуть. Ей просто не повезло. Она давно ведет затворнический образ жизни. Ее прошлое полно слухов, легенд: якобы в Каннах в момент вручения «Золотой пальмовой ветви» у нее горлом пошла кровь; якобы брак с Лановым имел тяжелые для нее последствия; якобы в свое время она, не отдавшись режиссеру-вымогателю, потеряла роль, которая навсегда утвердила бы ее имя в мировом пантеоне искусства. Интервью с легендарной актрисой российского журналиста Феликса Медведева было напечатано в 6-м номере газеты «Версия». «ФАКТЫ» предлагают ознакомиться с ним и своим читателям.
- А сейчас узнают ли вас на улицах? — Нет, и слава богу. Говорят, что Самойлова странноватая, чувства наружу, озарение, фантомы. Все оттуда — из горячечной молодости, любви, из Вероники. Калатозовский фильм «Летят журавли», получивший в Каннах высшую награду, сделал ее известнейшей актрисой планеты. Самое мрачное время ее жизни — сейчас. Сын далеко, за океаном. Отец — актер Евгений Самойлов (Щорс, Фрунзе, генерал Скобелев) — знаменит, важен, но у него своя судьба, свои счеты с эпохой. Хотела бы уехать куда глаза глядят, за границу. Но кому она там нужна? Радующаяся лишь в минуты, когда есть деньги и можно купить что-нибудь внусненькое: пирожных, конфет, дорогого сыра. Я предлагаю Самойловой выставить на аукцион каннское звездное платье. Татьяна Евгеньевна теплеет, улыбается. — Давайте закурим. Спасибо за идею. Не так давно приезжал из Америки сын, отмечали день его рождения, был стол, друзья. Он такой у меня молодец, выслушал сердце, проверил давление — ведь он врач. Выписал кучу лекарств: «Я все пришлю тебе из Америки. В Москве пилюли жутко дорогие… » Я сегодня весьма востребована, у меня активная жизнь. Между прочим, за последние полгода я снялась в нескольких фильмах, играла на сцене, побывала с концертами в разных городах — была в Париже, в Белграде, в Будапеште… — Значит, ваша тяжелая жизнь в прошлом? — Но почему моя жизнь была тяжелой? Не думаю… Одни «Летят журавли» чего стоят, это был мой успех. — Но «Летят журавли» имел успех у зрителя, но не у государства, которое приняло вашу каннскую награду стиснув зубы. — Чиновники видели в Веронике несерьезную героиню, нетипичную для советского менталитета, почти проститутку. Хрущев так и сказал. — Я помню ваше высказывание о своей героине, что вы не любите «Летят журавли», категорически не любите. И почему: потому что есть правда о войне хорошая и есть правда, которая хуже всякой лжи. «Летят журавли» — из этой серии. Хотя сценарий вам безумно нравился и вам дорого ваше лицо, фигура, память о молодых годах. Татьяна Евгеньевна немного растеряна. — К тому же ради съемок вы ушли из театрального института, потому что по тогдашним меркам нельзя было совмещать учебу со съемками. — Да, это так. И, к сожалению, я мало показала себя в театре, хотя сыграла много ролей. Но ведь после неслыханного триумфа во Франции казалось, что перед тобой открыты все двери. — Но все-таки особенно в театре у вас было не все гладко. — Калатозов, великий режиссер и педагог, боялся повторов. Мне предложили роль Офелии у Охлопкова, причем вместе с отцом, ему было тогда пятьдесят, а мне — двадцать. Но Калатозов взял меня в охапку и отправил в Сибирь на съемки «Неотправленного письма», где я и просидела полтора года. — Но фильм-то неудачный, хотя и шумный, о нем много писали. — Я согласна, и оператор, и сценарист, и режиссер получили за него разные премии. А зритель фильм не принял, хотя в нем снимались Урбанский и Ливанов. — Вы согласны, что народ вас помнит больше по «Анне Карениной»? — Надеюсь, что нет. И еще я безумно рада, что сыграла Анну. — Премией в Каннах вы не только обессмертили себя на экране, но и прорвали «железный занавес» для советского кинематографа. После вашей победы его признал весь мир. А сейчас-то вас помнят в мире? — Помнят. За Анну Каренину я недавно получила «Золотого орла».
- Со стороны мне кажется, что ваша личная жизнь не очень удалась. Чего стоят рассказы о вашем браке с Василием Лановым. Вы говорили, что он сложился трагично. — Понимаете, просто мы были очень молоды. Вася и в институт пришел уже знаменитым. А после «Павла Корчагина» стал почти кумиром. Но судьба у Васи тяжелая. Его мама была больна, она лежала с парализованными ногами. А познакомились мы так: он подошел ко мне и спросил, кто я. Я сказала, что дочь Самойлова. «Папина дочка?» — спросил он. «И мамина тоже», — ответила я. «Ну что же, будем знакомы», — поставил точку Лановой. Он стал за мной ухаживать и все повторял: «Ты мне нужна, очень нужна, бросай институт и рожай детей, я буду с тобой всю жизнь». Я же позволила себе с ним не согласиться. И ему многое стало безразлично. — Говорят, у вас была красивая свадьба? — И не одна, а две. Потому что и моя мама, к сожалению, тоже сильно болела. Она тоже из-за болезни ног не выходила из дому. И наши мамы не могли встретиться. Вот почему первая свадьба была у Васи, а вторая — у нас. Как это было? Я пришла с папой и братом, с друзьями, они накрыли стол, я помню вишневое варенье, какие-то супы, роскошных гусей, кур, уток. Ведь они украинцы, и все было хлебосольно. У Васи было четыре сестры, все красавицы… Поженившись, мы жили нормально, в доме достаток: одежда, еда, деньги… Но брак сложился неудачно. Вася многого хотел, недаром он был уже звездой. И все-таки мы прожили шесть лет. — Но я слышал и другое: вы расстались с Лановым будто бы из-за того, что, когда сказали ему про больные легкие и подозрение на туберкулез, он вас просто бросил. — Это не совсем так. Мы пробовали сохранить семью, но было трудно: кастрюли, готовка, быт… Да, действительно, в 1957 году мне сделали операцию на легком и повредили плевру. В свои двадцать три я села на уколы пенициллина и боялась, что стану инвалидом. Я сказала Васе, что мне больше ничего не хочется в этой жизни. И он ушел, хотя мы оба рыдали. — Зато со вторым вашим мужем, писателем Валерием Осиповым, вы прожили долго. — Да. Валерий умер, к сожалению, в возрасте пятидесяти пяти лет. Он заботился обо мне, как о ребенке. — Татьяна Евгеньевна, так вы ощущаете себя семейным человеком? — Да. Особенно я это почувствовала после рождения Мити. Тогда была замечательная пора — настоящая семья, няня у ребенка, которая готовила, покупала продукты… Я любила поесть, мои любимые блюда — бульоны, пельмени, миноги. — До этой идиллии и брака с Лановым у вас, наверное, была бурная молодость… — Я никогда особенно не шиковала. Конечно, ужинала в Доме актера на улице Горького, общалась с подругами, ходила в кинотеатры.
- Я слышал, что, долгое время прожив в Венгрии, вы там разбогатели? — Целых два года я жила в этой стране и снимались в фильме «Альба Регия». И впрямь мне платили бешеные по тем временам гонорары. Я получала в день тысячу форинтов, то есть столько, сколько зарабатывали в месяц венгерские актрисы. Приехала в Москву на «Опеле», по тем временам это была редкость. Даже у Высоцкого еще не было машины. — А вы общались с ним? — Да. Не без моего содействия Марина Влади впервые приехала в Москву. Мы познакомились на показе фильма «Летят журавли». И когда наши киношные бонзы предложили Марине посетить Москву, она сначала засомневалась. Но мы ее убедили. Она приехала, познакомилась с Высоцким, и между ними вспыхнул роман. — Вы счастливый человек? Ведь в вас влюбился сам Пабло Пикассо. — Он был и впрямь влюбчив, но я видела его всего лишь раз. После просмотра фильма «Летят журавли» он подошел ко мне и сказал: «Ну вот вы и звезда. Вы больше уже никого не помните и не знаете, кроме себя». Я, возможно нескромно, спросила: «Вы хотите меня нарисовать? В Москве меня рисовал любимый художник Илья Глазунов». Пикассо встрепенулся: «О, Илья Глазунов, я тоже его очень люблю. Но вас рисовать не буду. Я вам просто подарю свою работу, вот эту плитку с Христом». Я, конечно же, была в восторге и до сих пор храню эту реликвию. — А фильм-то Пикассо понравился? — Безумно. Особенно он отметил Урусевского. Пабло сказал ему: «Вы не снимаете светом, вы рисуете светом». — Скажите, а как же так вышло, что вы не снялись в Голливуде, ведь вас туда звали на съемки «Анны Карениной»? — Да, я очень переживала, когда сорвалась эта затея и я не смогла ответить на приглашение. Тут несколько причин. Одна из них — та, что я, снимаясь в «Альба Регия» и изучая венгерский язык, стала забывать английский. — Но я слышал другое: будто наши киночиновники посчитали, что вам и так уже много дано. Да и потом, неизвестно, как бы вы повели себя, вырвавшись на свободу. — Конечно, я не знала кухни в верхах, но, возможно, такое мнение имело место. — А как к вам относилась Екатерина Фурцева, тогдашний министр культуры? Пришлась ли ей по душе Вероника? — Сразу же после Канн меня пригласили в министерство, и я встретилась с Фурцевой. Я сказала, что немного устала, что переболела гепатитом и хочу немного отдохнуть. Фурцева вызвала папу с мамой и выделила нашей семье участок земли в Переделкине площадью 28 соток. — И эта земля ваша по сей день? — Да, в разросшемся саду мы собираем урожаи и очень любим там бывать. — А какие у вас отношения с отцом? Его считают человеком сложным. — (Задумалась. ) Вы знаете, однажды мама мне сказала: «Таня, когда меня не будет, ты вспомнишь мои слова: Алеша безумно любит папу, а у нас роман — с тобой». Мама была моим другом, и, когда она умерла в 1994 году, я долго не могла прийти в себя. А отец живет своей жизнью. И вправду вместе с моим братом, его сыном, Алешей. Они не расстаются. — Так вы совсем одна? — Одна, в этой квартире, среди книг и фотографий.