В Доме кинематографистов состоялась премьера фильма известного режиссера «Ночь светла»
Фильм снят по мотивам повести Александра Жовни «Эксперимент» и рассказывает о жизни учеников единственного в СНГ интерната для слепоглухонемых детей. Трогательная история любви и непонимания окружающими снята по-балаяновски пронзительно. Роль грозной настоятельницы интерната сыграла знаменитая российская актриса Ирина Купченко. В ролях: Андрей Кузичев, Алексей Панин, Владимир Гостюхин…
-- Я закончил кинофакультет им. Карпенко-Карого у Тимофея Васильевича Левчука. Не любил его фильмы и всячески уклонялся от просмотров. Но однажды я оказался возле проекционной и, разумеется, не мог отвертеться. Рядом находился фотоцех. Увидев там Андрея Владимирова -- оператора и фотографа, я заскочил к нему и говорю: «Сейчас начнется фильм, так ты зайди через пять минут в зал и скажи, что Балаяна директор вызывает».
Начался фильм, Андрей заходит и спрашивает: «Кто тут Балаян?» Я отвечаю: «Закрой дверь!» А он: «Ну, как хочешь! Директор студии зовет… » Я говорю Левчуку: «Тимофей Васильевич, ради Бога, извините. Не знаю, для чего он меня зовет, но надо идти». А Левчук в ответ: «Иди-иди! Тем более, что он в Югославии».
-- Несладко вам приходилось в институте…
-- Три года я не мог снять дипломный фильм -- денег не давали. Однажды решил снимать Яблочный спас во Владимирском соборе. Говорю моему другу, оператору Першину: «Достанешь на один день камеру, а я пленку и магнитофон «Награ». Стоим мы напротив Владимирского собора и снимаем, что внутри происходит. Аркашу Микульского, который взялся нам помогать, отправили с «Нагрой» внутрь звук записывать. И вдруг Першин кричит: «Бежим!» Смотрю в камеру и вижу, как Микульский спокойно идет, а за ним, расталкивая всех локтями, ломятся милиционеры. Мы хватаем камеру и бежим. Аж до площади Победы добежали! Дипломную работу под названием «Вор» я снял аж через три года.
Вначале фильм длился двадцать две минуты. После просмотра его охаяли. Я, конечно, переживал. Единственным, кто меня поддержал, был Параджанов. В коридоре он кричит мне: «Ты должен сократить его на шестьдесят метров!» То есть на две минуты. «Убрать то, убрать это -- и будет конфетка!» Я согласился и на следующий день сел сокращать.
Параджанов посмотрел новый монтаж и воскликнул: «Вот видишь! Гениально! Надо слушаться. А то с гор спустился и не знает, что надо делать. Вот что значит шестьдесят метров!» Я ему в ответ: «Я ведь сократил на шестнадцать минут». А он: «Как?! Картина длится всего шесть минут? То-то, я думаю, здесь что-то не то!» Это был мой первый шаг к сопротивлению магии великого режиссера.
Я не видел «Вора» с 1969 года, не хочу смотреть его сейчас. Это подражание не только Параджанову, но и «Каменному кресту»… Так же, как и первый полнометражный фильм «Эффект Ромашкина», который вообще ужасен. Среди моих недругов есть один известный режиссер, который при упоминании моего имени восклицает: «У него же лучшая картина -- «Эффект Ромашкина»!
В фильме есть несколько хороших эпизодов, которые я вырезал и смонтировал в две коробки, минут на двадцать. Любил показывать эти эпизоды своим друзьям. Когда они кричали «Ура!», я говорил: «Ну, это что: если бы вы видели весь фильм!» (Смеется. )
-- Пытаясь реабилитироваться, сняли «Каштанку»?
-- Я вынужден был обратиться к классике из осторожности. Ведь тогда посадили Параджанова, и, чтобы не снять что-нибудь авангардное, я выбрал «Каштанку». Я даже не мог себе представить, сколько хлопот доставят мне эти животные!
Во-первых, в фильме нет ни одного кадра, где Табаков и животные вместе. Дело в том, что Табаков приезжал на съемку всего на два-три часа, а животное не хотело стоять рядом. Во-вторых, в фильме есть пирамида из животных, которую нам пришлось скреплять проволокой. Критика восторженно писала: «Замечательно Балаян работает с актерами. Более того, Балаян замечательно работает с животными!»
Наконец, в фильме есть кадр, где белый кот попыхивает сигарой. Перед съемкой говорю своему другу и замечательному оператору Итыгилову: «Слушай, Саша, мне так хочется, чтобы кот курил! А дрессировщик говорит, что не получится». Саша отвечает: «Знаешь, у меня есть классная проволока. Мы выкрасим ее в белый цвет, зажмем голову этого кота… » В общем, кот трепыхался всеми частями тела, как только мог, но морда с сигарой была на месте -- крупно, перед объективом. Какой-то критик тогда написал: «Балаяну удалось так поработать с котом, что тот курил трубку не хуже любого артиста!» После «Каштанки» я сказал себе, что никогда в жизни ни одно животное не возьму в фильм. И в следующей картине «Бирюк» одну из главных ролей исполнила… ворона. В первоначальном сценарии ее, разумеется, не было.
-- Почему в последнее время вы так редко снимаете кино?
-- Дело в том, что на съемочной площадке я теряю семьдесят процентов задуманного: погода, зависимость от техники, от людей, не находящихся со мной на одной волне… В профессии кинорежиссера есть масса вещей, которые мне чужды.
Я не смотрю свои фильмы, потому что вижу только то, что должен был, но не сумел сделать. Ни одного своего фильма я не смотрел до конца. У меня есть привычка во время премьерного показа гулять по коридору. И это самое ужасное, потому что те, кому фильм не нравится, выходя из зала, видят рожу режиссера.
-- Интересно, а что бы вы делали с удовольствием?
-- Я мог бы стать гениальным бандитом или гениальным следователем. Но ни того, ни другого не получилось. У меня нет другой профессии, а жить как-то надо. Только четыре своих фильма из одиннадцати я снимал с удовольствием: «Бирюк», «Полеты во сне и наяву», «Поцелуй» и последний, «Ночь светла». За все, что там есть, и за недостатки тоже, я отвечаю.
Режиссер должен быть терпеливым. Терпение приходит с уверенностью в собственных силах. Правда, часто это связано с нетерпением других -- жены, детей, окружающих. В 1979 году я решил, что кино -- не мое дело. И занялся семьей. А до этого для меня даже мама была на втором месте, не то что дети. Вот у Андрея Тарковского это чувство было до конца жизни. Для художника это хорошо. Я же рано с этим расстался.
-- Почему на главную роль в «Полетах во сне и наяву» вы пригласили Олега Янковского?
-- В фильме «Полеты во сне и наяву» поначалу должен был сниматься мой друг Никита Михалков. Но тут я увидел Олега Янковского в фильме «Мы, нижеподписавшиеся… » и решил, что это как раз мой герой. И взял Янковского. Никита же кажется мне таким здоровым, будто во рту у него семьдесят четыре зуба. А в моей картине смысл совсем иной.
Недосказанность и сдержанность в игре Янковского -- именно то, что мне нужно. Олег снялся в трех-четырех моих фильмах, которые были, по сути, об одном и том же. Остальных же актеров я выбирал по дружбе: Янковский привел Абдулова, Абдулов -- Збруева, тот -- репку, а дед -- бабку и так далее. Кстати, у Янковского единственное «фирменное лицо» советского кинематографа. Таких крупных планов не было даже у Смоктуновского. Если бы у меня было такое лицо, как у Янковского, Макса фон Сюдова или Джереми Айронса, я бы в артисты пошел!
-- Фильм «Полеты во сне и наяву» принес вам всенародное признание и уважение критиков. Как вы с этим справились?
-- Расскажу один смешной эпизод. Ученику известного профессора семиотики Юрия Лотмана очень понравился фильм «Полеты во сне и наяву», и он написал мне письмо-разбор фильма. Читать это было невозможно, так как каждому шагу он находил свое объяснение. Например, в фильме есть кадр, где главный герой бежит по полю к стогу сена. А на нем кроссовки с красной подошвой. Критик писал: «Это не просто подошвы -- это красные подошвы. Потому что у него горит земля под ногами!» А я вспоминаю, как на площадке орал на реквизитора: «Дура, ты что, не могла найти обувь с нормальными подошвами?!»
Другое дело, как я справлялся с актерами. На роль Ларисы мне посоветовали взять Люсю Гурченко. Прочитав сценарий, она пришла и стала играть так, как она это умеет: классно, с прибамбасами, в своей любимой манере. А я смотрю и понимаю, что пропал: это настолько классно и настолько… чуждо мне, настолько не то… Человек она хороший, и, чтобы не обидеть, я ей говорю: «Знаете, Люся, вы так это хорошо сделали! Но, честно говоря, я хотел не совсем так. Вот если бы я снимал кино во Франции, то взял бы Анук Эме». Она говорит: «Все, поняла! Сидим-молчим».
-- Как вы относитесь к женщинам-режиссерам?
-- Это абсолютно женская профессия. Я бы сказал, женственное отношение к жизни. Лучше всех это доказали Кира Муратова и покойная Лариса Шепитько -- замечательные режиссеры и… жуткие диктаторы. Дело в том, что только женщина способна перешагнуть через то, через что мужчина не позволит себе перешагнуть. В моральном и нравственном смысле. Я этого не умею. На съемках я все ошибки прощаю: осветитель лампу не туда повернул, актер не то слово сказал…
-- Какие воспоминания детства вам удалось воплотить в фильмах?
-- Помню, в детстве мне казалось, что, если я подойду к инвалиду и постою около него пять минут, он встанет и пойдет. И мой последний фильм «Ночь светла», в общем-то, об этом. Хоть сюжет и иной.
Кстати, со временем я обнаружил в себе неординарные способности. Так, за две минуты я могу снять зубную боль, за три -- шейный остеохондроз. Могу даже усыпить. Правда, все это я делаю, когда напьюсь, поскольку на трезвую голову мне стыдно этим заниматься.
Феноменальный случай произошел с оператором Пашей Лебешевым. Мы работали над фильмом «Леди Макбет Мценского уезда». И вот однажды ко мне в монтажную заходит Паша. Паша любил выпить и по утрам стонал, как беременная баба. Я ему говорю: «Убирайся, ты мне мешаешь!» А он: «Да не пил я! Остеохондроз шею схватил». Понятно. Делаю ему массаж. Через три минуты он вскакивает и кричит: «Да я сейчас пойду и скажу всем, что ты гениальный режиссер!» Я ему: «Все равно никто не поверит». А он пошел. Через полчаса я встречаю в коридоре Вадима Абдрашитова. Вадик спрашивает: «Что ты с Пашей сделал? Он ходит и кричит, что Балаян -- гений. Правда, когда я сказал ему, что Балаян, мол, как и все мы, просто интересный режиссер, Паша ответил: «Да режиссер он -- г…, а вот экстрасенс гениальный!» Так что на старости мне будет чем на жизнь зарабатывать. А на экран я переношу, в основном, чувства, а не поступки.
-- Для вас энергетика важнее сюжета?
-- Вовсе нет. Я считаю, что самым гениальным режиссером был бы Маркес -- автор романа «Сто лет одиночества». Там настоящая режиссура -- все раскадровано. И очень образно.
Сегодня важно не то, как ты видишь или как снимаешь, а то, что происходит на экране. В мое время в Киеве профессия сценариста вызывала презрение. Все мы, режиссеры, видите ли, были гениями, сами писали сценарии. Поэтому никто и не смотрел то, что мы снимали. Это называлось авторским кинематографом. Бедный Феллини! У него ведь над сценарием всегда работали два-три человека. Энергетика в большей мере присуща художникам, нежели режиссерам. Режиссер не настолько влияет на результат своей работы, как художник. От любой живописной картины, иногда даже плохой, веет единой органикой, единым духом. Художник нанес краски на холст вместе со своей энергией, и она осталась на картине. Иногда смотришь: картина не очень интересная, но так на тебя энергетически действует!
-- Вы относите себя к интуитивным режиссерам?
-- Режиссеров разделяю на любителей и профессионалов. Для пояснения приведу аналогию. Кто такой бабник? Для него безразлично, какая женщина: он выбирает не по вкусу, а по количеству. Любитель же выбирает по вкусу. Так вот я, как режиссер, отношусь к любителям. И это очень плохо, потому что такие «любители» нигде не нужны. Особенно на Западе. Там ведь нужно уметь делать и то, что заказал продюсер. Не думаю, что смог бы снять кино про шахтеров или сталеваров, к примеру.
Говоря о профессионалах, вспоминаю Мартина Скорсезе. Когда-то мне безумно понравился его фильм «Таксист». И я решил, что картины этого режиссера буду смотреть всегда. Однажды на семинаре кинематографистов я опоздал к началу демонстрации. Захожу в зал, а там идет какой-то фильм. Я посмотрел -- фильм хороший, прокатный. Но после фильма такое поднялось! Все кричали, что это гениально и тому подобное. Я встаю и говорю: «Ребята, что это вы так распелись? Обычное кино… » А мне в ответ: «Ты что, не любишь фильмы Скорсезе?» Я удивился: «Это снял Скорсезе?! А-а… все понятно, жаль», -- говорю. Фильм назывался «Нью-Йорк, Нью-Йорк».
Через несколько лет Никита Михалков привозит из Америки кассету с «Бешеным быком» Скорсезе и предлагает мне посмотреть. Я говорю: «Знаешь, я изверился в этом режиссере, остыл к нему». Никита: «Ну, я тебя прошу, посмотри». Я посмотрел и восхищенно спрашиваю: «Как это у них бывает: то так снял, то этак?» А он в ответ: «Профессия, старик, профессия!» Совершенно иное воспитание режиссеров.
-- Чужие фильмы смотрите?
-- Считаю лучшими фильмами всех времен «Ноль по поведению» Виго и «Землю» Довженко. Могу также смотреть Кустурицу и Альмадовара. Гринуэй познавателен, но второй раз смотреть не стану. Очень интересен Сокуров, на нем хорошо учиться… Золотой же серединой считаю первого «Крестного отца» Копполы с Марлоном Брандо в главной роли: фильм снят и для дураков, и для академиков.