Известный кинематографист готовит к печати автобиографический роман «Розчахнута брама», в котором рассказывает о встречах со знаменитостями
Александр Муратов работает на Киностудии имени А. Довженко уже несколько десятилетий. За это время Александр Игоревич снял три десятка художественных и документальных фильмов, среди которых самые известные «Гуси-лебеди летят», «Любаша», «Гонки по вертикали», «Старая крепость», «Золотая цепь», трилогия по произведениям Мыколы Хвылевого «Дорога никуда»… Последний фильм «Татарский триптих», съемки которого недавно завершились в Крыму, режиссер посвятил крымским татарам. Картина, поставленная по новеллам классика украинской литературы Михаила Коцюбинского, рассказывает о судьбе трех татарских женщин. О судьбе самого Александра Игоревича можно снять настоящий бестселлер. В начале войны поезд, на котором малолетний Саша Муратов ехал в эвакуацию, разбомбили немецкие самолеты, и он, шестилетний, прошел 100 километров босиком! «Если бы вы знали мою биографию, этот эпизод показался бы вам сущим пустяком», -- шутит режиссер сегодня.
-- Говорят, вы чуть было в тюрьму не попали…
-- В принципе, мог. Это из-за наших антикварных гешефтов с Сергеем Параджановым. Точнее, я помогал ему в этом. А на что же он должен был жить? Снимать картины ему не давали… И вот Сергей Иосифович нашел себе дело по душе, тем более, что он -- потомственный ювелир. Так что был в теме. Я по его поручению искал у старушек антиквариат, Сергей смотрел его и покупал по достаточно низким ценам, а продавали мы это в Тбилиси втридорога… И имели на этом какие-то деньги. Но потом Параджанова задержали, «пришили» дело, я проходил в нем как свидетель. Во время следственных допросов Параджанов для чего-то себе во вред наговорил следователю даже то, чего и не было. Совершенно спокойно из свидетеля я мог превратиться в подсудимого. Ничего не оставалось, как все опровергать. Я заявил, что Параджанов -- такой человек, который ради красного словца не пожалеет ни мать, ни отца. Кстати, это правда… Для эффекта он мог сказать все, что угодно. Слава Богу, история с антиквариатом отпала, так как Параджанов сказал, что заявит на суде: «Гениального режиссера Параджанова морили голодом пять лет, и он вынужден был заниматься спекуляцией… » Процесс же был бы обыкновенным, уголовным, закрытым его не сделаешь! А это значит, что будут корреспонденты из Европы, со всего мира… И, конечно же, будет грандиозный скандал. И тогда власти решили судить Параджанова за гомосексуализм. Не знаю, был ли он гомосексуалистом. Может, в мыслях и был. Во всяком случае, я ничего такого не видел, хотя проводил с ним очень много времени.
-- Вы были друзьями?
-- Понятия не имею, как он ко мне относился! Мы слишком разные люди! Вряд ли он меня нежно любил! С другой стороны, зачем ему надо было проводить столько времени со мной… Хрен его знает! Не разберешь. Как и все, что касается гения Параджанова. Никто не мог понять его настроения, его мысли, непонятно, зачем он играл в необразованность. Он мог написать письмо на имя Леонида Брежнева и в нем попросить: «Выпустите меня из Советского Союза в Персию, так как у меня нет здесь работы». Увидев это письмо, я спросил его: «Сережа, ты хочешь в дурдом?» В ответ он искренне удивился: «Почему?» -- «Потому что все, даже дети, знают, что такой страны Персии не существует». -- «А почему тогда существуют персидские кошки и персидские ковры?» -- удивлялся Параджанов. Знал он, конечно, что теперь Персия -- Иран. Но ему приходилось изображать из себя невежду.
У меня сложилось впечатление, что Сергей делил друзей на праздничных и бытовых. К первой категории он относил знаменитостей: балерину Майю Плисецкую, Юрия Григоровича, Андрея Тарковского, Лилю Брик… Ко второй -- те, с кем общался постоянно, кто помогал ему. Это я, Миша Беликов, Рома Балаян… Например, Миша возил его на машине, я с ним участвовал во всяких гешефтах… Я все его розыгрыши всегда разоблачал. «Знаешь, Муратов, за что я тебя не люблю? С тобой неинтересно! Ты даже не даешь соврать!» Причем он никогда не врал. Просто фантазировал. Человек абсолютной гениальности, он придумывал гениальные вещи сходу. Однажды это случилось на моих глазах…
Позвонила как-то Сергею Тамара Огородникова, большой чиновник Гостелерадио, и предложила ему снять «Демона» по Лермонтову. На что Параджанов ответил: «Какой Лермонтов? Самуил Абрамович? Нет, Михал Юрьевич? Но Михал Юрьевич -- это Блейман». М. Ю. Блейман -- это известный советский киновед и сценарист. Так он иногда шутил. Повесив трубку, Параджанов сказал: «Знаешь, как этот фильм должен начинаться? По узкой извилистой тропинке спускаются с гор к реке Арагви в черной длинной одежде грузинки. А рядом с ними возникают чьи-то огромные следы. И они дымятся… Это первое появление Демона!.. »
-- С Параджановым вы в Киеве познакомились?
-- Сто лет назад. Я в пятилетнем возрасте случайно снялся в фильме Игоря Андреевича Савченко «Богдан Хмельницкий». Меня взяли поводырем кобзаря. Я потом много раз смотрел этот фильм, но так и не узнал себя на экране. Даже не знаю, в каком эпизоде был задействован. Может, этот кусочек выпал потом при монтаже. А после войны я оказался на Киностудии А. Довженко. Кто-то представил меня Савченко, и он поручил одному из своих учеников, которым оказался Параджанов, показать мне киностудию. Тот сначала очень обиделся. Как же, развлекать жалкого юнца! Но Сергей так увлекся рассказом, что даже привел меня к себе домой. Потом некоторое время мы не виделись. Судьба снова свела нас после моего переезда в Киев из Одессы. Тогда Параджанов уже снял свои знаменитые «Тени забытых предков», а я с Кирой Муратовой тогда очень известный «Наш честный хлеб».
-- Думаете, в Москве вы могли бы достичь большего?
-- Пожалуй, я снимал бы то же самое, но, наверное, был бы больший резонанс… То, что я тогда делал, не вписывалось в тогдашнюю концепцию украинского кино. А в Киев я вернулся из патриотизма. Еще и Киру увлек с собой. И выяснилось, что мы никому тут не нужны. Здесь такое тогда жуткое болото было! Сергей был в полном загоне. Был вынужден снимать такую чушь! Типа «Живет такой парень», «Цветок на камне»… Другого кино, настоящего, снимать не давали. Поэтому мы с Кирой поехали в Одессу. Потом меня взяли в Киев. А Кира осталась в Одессе. Ей крупно повезло, что она со мной рассталась!
-- Почему повезло?
-- Потому что я весьма настырный человек, со своим мнением, напористый, даже, может быть, наглый. С точки зрения здравого смысла я был прав. Мои фильмы куда достовернее, как бы жизнеспособнее. Но если в моих фильмах была правда жизни, то в ее фильмах -- правда ее весьма оригинального, очень яркого мышления. Лучшим ее фильмом я считаю «Долгие проводы» по сценарию Наташи Рязанцевой. Это вершина ее профессионального мастерства. Дальше пошло разложение. Но очень своеобразное и талантливое, безумно талантливое разложение! Скоро на кинофестивале «Молодость» будет премьера ее последней картины «Настройщик». Обязательно посмотрю.
-- Слышала, в молодости у вас был роман с подругой Людмилы Гурченко.
-- Да какой там роман! Это было еще в школьные годы в Харькове. В то время Гурченко очень была дружна с дочкой академика Бакуля. Сейчас она хороший врач-офтальмолог… Вышла замуж за моего школьного приятеля Борю.
-- Вы ухаживали, а приятель женился…
-- Так получилось.
-- А за Гурченко не пытались приударить?
-- Нет! Никогда! Чего не было, того не было… Наоборот, она мне была помехой в общении с Ирой. Всегда ходила с нами. Когда в Харьков приехал на гастроли Вертинский, мне пришлось доставать третий билет и для Люси. А после концерта я провожал девушек домой. На улице, где жила Гурченко, у меня украли часы, подаренные отцом. Тогда это была для меня большая трагедия.
-- После Харькова ваша дружба с Людмилой Марковной продолжилась в Москве?
-- Да нет. Мы мало потом общались, хотя учились на одном курсе ВГИКа.
-- Благодаря отцу, известному поэту, вы, наверное, были близки к поэтической элите?
-- Вряд ли. Меня это не интересовало! Многие известные писатели были для меня не более чем дядями, знакомыми отца. Я хорошо знал, например, Александра Евдокимовича Корнейчука. Ну и что? Немного знал Мыколу Платоновича Бажана, еще кого-то… Вот уже Максим Тадеевич Рыльский -- другое дело… Ему я давал читать свои стихи.
-- Они, кажется, были высоко оценены им. Вам прочили великое будущее поэта?
-- Что значит «прочили»? Еще не поздно.
-- А сейчас вы пишете стихи?
-- Конечно, пишу. Я, может быть, один из лучших поэтов, пишущих на украинском языке! Мои стихи печатались в основном за границей, в эмигрантской прессе. Я не стремлюсь их издавать. Вот-вот у меня должен выйти автобиографический роман «Розчахнута брама».
-- На ваше увлечение поэзией повлияла дружба с Борисом Пастернаком?
-- Какая дружба? Он вообще мое существование еле замечал. Кто я был для него? Украинские стихи он не понимал. Однажды я пытался что-то прочесть, он сказал: да-а-а, мелодично… Я был ему нужен для элементарного общения. Пастернак тогда был очень одинок! Его не посадили только потому, что к нему хорошо относился Сталин. Ситуация, как в мультфильме о мушкетерах-собаках: «Меня не любят -- это минус, но и не гонят -- это плюс». Я часто бывал у Пастернака на его даче в Переделкино.
-- Там, наверное, собирались многие знаменитые поэты?
-- Никто не собирался. Потом стал появляться Андрей Вознесенский. Были еще какие-то люди, но, я бы сказал, далеко не первой руки, я бы сказал. Остальные боялись, наверное… Борис Леонидович тогда был в явной опале…
-- А сейчас вы чего-то боитесь?
-- Боюсь быть более известным, чем того стою. Увы, у нас таких знаменитостей полным-полно. Зачем мне это нужно? Ради сиюминутной славы?! Через три года такая слава меркнет.
-- Неужели вам не хочется стать победителем самого престижного в мире кинофестиваля?
-- Естественно, хочется. Но не греметь один день. Хочется, чтобы о картинах вспоминали несколько поколений. Очень не хочется размениваться на пустяки. Есть такая наука -- телегония. Согласно ей, нужно беречь породистых собак от случки с не породистыми, даже если из-за этого не будет потомства. Ибо потом все равно это скажется на последующем потомстве. Так и в творчестве: продашься ради сиюминутного успеха, ради денег, вроде бы понимая, что это фуфло, а потом это обязательно скажется на твоих серьезных фильмах. Нельзя снимать что попало. Обязательно потеряешь частицу своего таланта.