Экстрадированные из Ирака украинские моряки ожидают решения своей участи в киевском СИЗО
«ФАКТЫ» продолжают следить за судьбой украинских моряков панамского танкера «Навстар-1» Николая Мазуренко и Ивана Сощенко, которые были осуждены Центральным криминальным судом Ирака за контрабанду нефтепродуктов к семи годам лишения свободы. Напомним, что благодаря усилиям Министерства иностранных дел Украины 17 июня этого года наши моряки были экстрадированы на родину для дальнейшего отбывания заключения. Но сначала приговор, вынесенный в Ираке, должен быть приведен в соответствие с законодательством Украины. Мы уже сообщали о том, что в Апелляционном суде Киева 10 августа состоялось заседание, посвященное этому вопросу, но решение пока оглашено не было -- объявлен перерыв.
Корреспонденту «ФАКТОВ» удалось встретиться с бывшим капитаном «Навстара-1» Николаем Мазуренко и его старшим помощником Иваном Сощенко в киевском СИЗО-13, где моряки ожидают решения своей участи.
Николая Мазуренко и Ивана Сощенко на встречу с журналистом «ФАКТОВ» приводили по отдельности. Так получилось, что именно в этот день у моряков, прошедших весь ужас иракских тюрем, были свидания с родными и близкими.
Честно говоря, Иван Иванович сразу же после свидания с женой не очень-то горел желанием общаться со мной, объясняя это тем, что в последнее время у него есть серьезные основания быть немногословным.
-- Я не хочу навредить себе и Николаю Дмитриевичу, -- пояснил Иван Сощенко. -- Скажешь что-нибудь лишнее -- и это обернется против нас же. Я уже всего боюсь. Отпуская нас из иракской тюрьмы, американцы сказали: «Вы тут много чего видели. Не вздумайте кому-нибудь об этом рассказывать. Это наше внутреннее дело».
Мы договорились с Иваном Ивановичем не касаться темы их пребывания в печально известной тюрьме «Абу-Грейб». Хотя кое-что бывший старпом «Навстара-1» все же рассказал.
-- Я не понимаю, какое преступление мы совершили? -- говорит Иван Иванович. -- Работали на хозяина, который и дал нам задание загрузить танкер соляром. Мы -- перевозчики. Имеется контракт, в котором написано, что мы должны выполнять приказы своего работодателя. В течение десяти дней мы стояли неподалеку от порта Ум-Каср и производили загрузку. Над нами постоянно кружились американские и английские вертолеты, а рядом грузились еще около пяти танкеров. И только после того, как мы по приказу своего хозяина отправились к порту Дубай (документы на груз нам должны были доставить в пути), нас арестовали англичане. Весь экипаж -- 19 человек -- вскоре был отпущен, а я и капитан предстали перед судом. Причем, первый суд вынес нам оправдательный приговор, и англичане сказали, что мы через два дня отправимся на родину. Но вместо этого американцы срочно затребовали наши документы в Багдад, и нас отправили на новый суд.
Иван Сощенко утверждает, что ни разу не видел материалов уголовного дела. К тому же у наших моряков сложилось впечатление, что адвокат защищал хозяина судна, а не их. А на последнем заседании суда приговор, оглашенный на арабском языке, перевели только на английский.
-- Я лишь разобрал, что нас приговорили к семи годам, -- говорит Иван Иванович. -- Но какие преступления нам инкриминируются, так и не понял. Нам даже апелляцию не позволили подавать. Адвоката после последнего заседания суда мы больше не видели. А ведь наш хозяин обещал, что не бросит нас.
-- Иван Иванович, в иракских тюрьмах вместе с вами было много европейцев?
-- Да нет, в основном только арабы. Говорили, что однажды привезли литовца или латыша, но его на следующий день отправили домой.
-- Как заключенные арабы относились к вам?
-- Честно говоря, не очень хорошо. Думаю, что нас не трогали только потому, что у арабов принято уважать старших. Они были сами по себе, а мы -- сами по себе.
-- Ну, с Николаем Дмитриевичем понятно -- ему уже 67 лет. Но вы-то выглядите молодо.
-- Мне 48 лет, но у меня была большая седая борода. Арабы принимали меня, наверное, за аксакала.
Бывший капитан «Навстара-1» Николай Мазуренко, небольшого роста худощавый пожилой человек, встрече с корреспондентом, в отличие от своего коллеги и товарища по несчастью, обрадовался и сразу же подсел поближе ко мне. Со стороны можно было подумать, что беседуют старые знакомые.
-- Все эти пытки я вынес благодаря своей семье, -- начал свой рассказ Николай Мазуренко. -- Родные первыми забили тревогу, когда нас арестовали в Ираке, связались с Президентом Украины. Жена у меня пенсионерка, а сын капитан. Пошел по стопам отца. Дочь работает заведующей пионерским лагерем. Внуки уже есть.
-- А вы никогда не жалели, что стали капитаном? Ведь только три месяца в году видели семью.
-- Каждый выбирает сам. Разведчики тоже годами не видят свои семьи. В 14 лет я пошел в школу юнг, потом служил на военном флоте. В свое время обо мне даже написали книгу, которая называлась «За семь морей». Я был в Советском Союзе самым молодым, 28-летним, капитаном корабля. Всю жизнь проработал на флоте. Имею 16 правительственных наград. Мы, моряки торгового флота, перевозили ракеты в горячие точки. Сейчас об этом можно говорить. Раньше давали ордена, а носить их запрещали. Всякое тогда было, и людей теряли… Последние семь лет я работал в Арабских Эмиратах.
-- Николай Дмитриевич, а сколько еще лет вы собирались работать на флоте?
-- Я и сейчас планирую работать. Отсижу семь лет и, если выживу, опять пойду в море.
-- О чем вы думали, когда вас везли в Украину?
-- Я плакал всю ночь. О чем я еще мог думать? Официальные лица сказали мне, что как только мы прилетим в Борисполь, нас встретят семьи и мы будем свободны. Но когда я увидел автозак и людей с наручниками, все стало понятно. Меня начало трясти. Правда, после вмешательства омбудсмена Нины Карпачевой нас решили везти в автобусе, а не в автозаке. Перед этим напоили чаем в депутатской комнате Борисполя и дали какие-то таблетки. Но когда привезли в Лукьяновское СИЗО, мне стало плохо, и Иван вызвал врача. Я был потрясен: как родина нас встречает? И кого? Не уголовников, а нормальных людей. Я же семь лет в заключении не выдержу! У меня бронхиальная астма, сахарный диабет. Британские врачи сказали, что мне жить на воле три года, а в заключении -- и того меньше.
-- Вернемся к Ираку. Ваш работодатель действительно был большим человеком в этой стране?
-- Да, он -- бывший командующий иракским флотом, адмирал. Был большим другом Саддама Хусейна. Но младший брат моего хозяина ушел в оппозицию, и Саддам его повесил. А у арабов кровная месть -- это страшное дело. И адмирал эмигрировал в Арабские Эмираты. После свержения Хусейна он вернулся в Ирак, начал скупать суда и стал крупным бизнесменом. Он же гражданин Ирака и покупал соляр у своих же. Вся проблема заключалась в том, что хозяин не спросил на это разрешения у американцев. О какой контрабанде может идти речь? Разве можно продать три с половиной метрических тонны нефтепродуктов контрабандно? Но когда нас арестовали, то сказали: «Если удастся достать вашего хозяина, то вас сразу же отпустят». А как его достать? Хозяин, правда, звонил мне по спутниковому телефону, пока нас еще держали на «Навстаре»: мол, капитан, не волнуйся, это тебя только пугают, я вас не оставлю. Когда нас уже осудили, я позвонил хозяину и говорю: «Нам дали семь лет». Он снова меня успокоил: «Я отложил 250 тысяч долларов на твою защиту». Но нанятый им адвокат защищал только судно и груз. Кстати это обязанность посольства -- предоставить нам защитника.
-- Что собой представляют тюрьмы, в которых вы находились в Ираке?
-- В первой мы лежали в палатке на голой земле, в одних шортах. В каждой палатке по 25 человек. Никаких подстилок, одеял. Осенью в Ираке холодно -- температура всего лишь плюс семь градусов. А когда начинается сезон дождей, под палатку затекает вода. Мы по ночам не спали, а делали зарядку, чтобы не замерзнуть. Но это еще можно выдержать. А когда в 17 часов начиналась стрельба…
-- Что за стрельба?
-- Иракские партизаны обстреливали гранатометами и минометами вышки с американцами. Часто промахивались, и ракеты попадали в палатки. По моим подсчетам, за десять месяцев, которые мы там отсидели, погибло 250 заключенных. Мне, слава Богу, удалось выжить благодаря одному иракскому заключенному, бывшему военному. Ему дали двадцать лет. Так вот, как только начинался обстрел, он меня хватал за руку и со словами «Мистер Николай, побежали!» вел к вышкам и укладывал на землю в метрах восьми от вышки -- туда ракеты никогда не долетали. Такие обстрелы были каждый день. Когда нас перевели в крытую тюрьму, я подумал, что теперь будет спокойно. Но и там каждый день стреляли.
-- Очень страшные вещи происходили, когда американцы возили заключенных на суд, -- продолжает Николай Дмитриевич. -- Партизаны стреляли в автобусы с полицейскими и заключенными из гранатометов, а потом добивали всех, кто оставался в живых. А ведь среди заключенных были и их соотечественники. Только один раз, когда меня везли в госпиталь, обошлось без нападения. Но следом за мной повезли двоих заключенных из моей камеры, и они погибли вместе со своими конвоирами.
-- Наверное, у вас есть ангел-хранитель…
-- Видите у меня на шее крестик? Это подарок православного араба. Через четыре часа после того, как Эмиль подарил мне этот крестик, он погиб. Если интересно, расскажу подробнее. Папа у Эмиля -- арабский миллиардер, и парень постоянно говорил, что отец его вытащит из тюрьмы. Мы сидели с ним три месяца. Однажды после окончания святого для всех мусульман месяца Рамадан Эмиль сказал мне: «Сегодня все выходим на площадь». Оказывается, по традиции в этот день все арабы должны три дня находиться в своих семьях -- такой обычай. Даже заключенных из тюрем выпускают на это время. На вышках стояли девушки-американки, и иракцы начали требовать, чтобы их отпустили домой. Я подошел к старшему и говорю: «Что ты у нее спрашиваешь? Она же только исполнитель!» Потом кто-то взял камень и кинул в сторону американок. Я в это время стоял рядом с Эмилем и сказал ему: «Сейчас будет беда». Вижу, что девочка-стрелок с кем-то по телефону разговаривает, а арабы снова камни в вышку бросают. И тут эта девушка открывает по толпе огонь из пулемета. Я отбежал метров на пятнадцать, оборачиваюсь, а Эмиля срезало пулеметной очередью. Подумал, что он только ранен и решил его вытащить из-под обстрела. Вернулся, залез под него (а он довольно крупный парень) и начал ползти вместе с ним. А когда дополз до своей палатки, увидел, что Эмилю уже ничем не помочь. Я насчитал на его теле 26 пулевых ранений!
-- Расскажите про печально известную тюрьму «Абу-Грейб». Как с вами там обращались американцы?
-- То, что они держали нас на голой земле, я считаю нарушением прав человека. Кормили так: приносят бадью с рисом на 25 человек и высыпают его прямо на голую землю. А мы должны были рис собирать на бумажку и есть.
-- Не дрались за еду? Всем хватало?
-- Как вам сказать… Я долгое время на нервной почве не мог есть. А вообще, сначала ели иракцы, потому что они хозяева своей земли, а потом уже мы с Иваном -- то что оставалось…
-- Я подкармливал воробьев, -- вспоминает Николай Дмитриевич. -- Поднимался в пять утра и крошил им специально припасенные лепешки. Птицы так привыкли к этим завтракам, что однажды, когда я заболел и не мог подняться, один воробей залетел в камеру и сел напротив меня. Почему, мол, не кормишь? Однажды американцы спрашивают: «Кто сорил?» -- имея в виду крошки для воробьев. Иракцы тут же меня выдали. Американцы предупредили, что в следующий раз накажут. Но я же не знал, каким будет наказание, и продолжал кормить птиц. И вот как-то они подходят к решетке и заставляют меня высунуть руки. Как только я это сделал -- на меня надели наручники таким образом, что я не мог даже сесть. Так около двух суток и простоял, прикованный к решетке.
Один раз я попросил у иракского полицейского достать мне лекарство -- и тут же был наказан американцами. Меня вывели из камеры, заставили раздеться догола и в таком виде через всю тюрьму повели в душ. Душевая кабинка -- полтора на полтора метра. Там на меня надели наручники и пустили холодную воду. На улице тоже холодно. Я простоял в душе целый час. Посинел так, что даже иракские заключенные были поражены.
Травили нас и газом. Причем, регулярно. Газ такой, что от одного вдоха легкие выворачивало, а если попадал на тело, оставались желтые пятна. И так -- пять-шесть раз в день.
Когда возили на суд или на допрос, надевали на голову мешок из полипропиленового жгута. Это самое страшное -- дышать невозможно. Я всегда терял сознание. А когда налет иракских партизан на джипы происходит, ты, с мешком на голове, -- первая мишень.
Нередко американцы говорили нам: «Когда тебе больно -- нам радостно. Когда тебе радостно -- нам больно».
-- Говорят, что в тюрьме «Абу-Грейб» особыми зверствами отличалась одна женщина…
-- Это бригадный генерал мадам Карпински -- наша начальница. Как только началась шумиха по поводу нарушения прав человека из-за того снимка, где мы голые стоим в шеренге с мешками на головах и она рядом, ее тут же увезли. Иракское агентство Аль-Джазира распространило этот снимок по всему миру.
Я там познакомился с одним заключенным по имени Хасан. Он осужден на пятьдесят лет и был паханом зоны. Очень красивый парень. Он очень нравился мадам Карпински. Она частенько водила его в подвал, раздевала догола… Она же сексуальная маньячка! Мы ее сравнивали с Екатериной Второй. Бог уберег нас от пыток, которые устраивали американцы под руководством мадам Карпински в том подвале: пропускали электричество через половые органы, через язык, перевязывали заключенному член и заставляли выпить четыре литра воды. Через некоторое время у человека лопался мочевой пузырь, и он умирал. Даже фашисты до такого не додумывались!
-- Моими сокамерниками были генерал, мэр города Наджип, потерявший ногу в иранскую войну, -- продолжает Николай Мазуренко. -- Сидел с нами и бывший министр промышленности Ахмет, который помогал мне записки на волю передавать. А иракская полиция занималась в тюрьме торговлей! Вы знаете, что некоторые заключенные были вооружены? Однажды американец пристал к одному заключенному, а тот достал пистолет и выстрелил полицейскому в рот. Иракца тут же, конечно, убили. И еще 15 человек случайно ранили.
Сами американцы говорили мне, что в зоне у заключенных хранится примерно 16 автоматов и около сорока пистолетов! Один иракский полицейский предложил доставить меня в посольство Украины за 4 тысячи долларов. Но я испугался, что меня по дороге могут перепродать за большую сумму… Я даже в подготовке побега участвовал. Хасан сообщил, что в пять утра бежит в полном составе тюремный отсек -- 200 человек. Все заключенные плели из одеял веревки. И я плел. Но нас предали. Накануне побега американцы выстроились стеной по всему периметру зоны, ожидая беглецов. Больше я в таких мероприятиях не участвовал.
На грани смерти мы с Иваном оказались, когда в тюрьме появились чеченцы. Они думали, что мы русские, и хотели нас убить. Но мы через Хасана передали, что украинцы, и чеченцы от нас отстали.
-- Конечно, в Лукьяновке все совсем по-другому, -- заканчивает свой рассказ Николай Дмитриевич. -- Тут у нас камера на двоих с Иваном. В точно такой же в Ираке 8 человек сидели! Только одно обидно: я же не совершал преступлений против Украины, за что же страдаю?
Продолжение заседания в Киевском апелляционном суде, который должен привести иракский приговор в соответствие с украинским законодательством, намечено на понедельник 16 августа.