Ровно 25 лет назад, 28 августа 1979 года, умер автор легендарного стихотворения «Жди меня»
За год до смерти Константин Симонов сказал Борису Стукалину, с которым был знаком по совместной работе в «Правде»: «После меня в сейфе останутся, по-видимому, две рукописи -- о Сталине и Жукове. Не стоит давать им хода, пока не придет время. Пусть это случится лет через десять».
Работая над рукописями, Симонов опасался, что в его воспоминаниях о Сталине будет слишком много негативного. А спустя почти десять лет, в самый разгар перестройки, критики сочли симоновскую публикацию чересчур лояльной по отношению к диктатору…
В 1965 году Бориса Стукалина назначили заместителем главного редактора «Правды», где Симонов работал спецкором. Именно работал, а не носил в кармане удостоверение правдиста, как некоторые его маститые коллеги. Стукалин вспоминал, что тогда импортные портативные диктофоны можно было купить только за валюту -- немыслимое дело для редакций! Когда же при активном содействии ЦК КПСС партия японских магнитофонов поступила в «Правду», большинство газетчиков не захотели с ними работать. И только Константин Симонов сразу же взял заморскую технику на вооружение, чем отчасти и объясняется его необычайная плодовитость.
Корреспондентом «Правды» Симонов стал, живя в Узбекистане после смещения с поста секретаря правления Союза писателей СССР в 1959 году. Произошло это вскоре после того, как на дальней сталинской даче в подмосковном Семеновском состоялась первая встреча партийного руководства страны с деятелями культуры. Выступавшего Константина Симонова перебил первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев: «Когда я встречал вас в Сталинграде, вы показались мне более храбрым, чем теперь. После XX съезда голос писателя Симонова звучит как-то невнятно».
Писатель не промолчал: «Никита Сергеевич! Даже автомобилисту, чтобы дать задний ход, необходимо выжать сцепление и перевести рычаг в нейтральное положение. Очевидно, многим из нас потребуется некоторое время на раздумье».
После этого выпада «командировка» Симонова в Ташкент не заставила себя ждать. Здесь писатель работал над очередными главами романов «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются» и мрачно шутил: «Когда есть Ташкент, незачем уезжать на семь лет в Круассе, чтобы написать «Мадам Бовари».
В действительности же Константин Симонов был храбрым человеком. И не только на фронте. Однажды, возвращаясь из Испании, он заметил, как его переводчица судорожно листает в аэропорту новую книгу. Поинтересовался и узнал, что это запрещенный в СССР «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына. «Вам это не провезти. Дайте мне, а через неделю после приезда позвоните, и я верну книгу», -- сказал Симонов женщине. И сдержал слово.
Но Хрущев отлично знал: Симонов был близок к Сталину, считался его любимцем и даже выступал на похоронах вождя. Наверняка Иосифу Виссарионовичу нравилось иметь в своем окружении потомка русских князей. Мать Симонова Александра Иванишева, в девичестве Оболенская, принадлежала к известному аристократическому роду. Между прочим, всю жизнь звала сына Кириллом, хотя это, данное при рождении имя, он своевольно заменил на Константин -- не мог четко произнести звуки «р» и «л».
Отцом Симонова был царский офицер, погибший в Первую мировую войну. В автобиографии, написанной Константином Михайловичем почти накануне кончины, в 1978 году, своего отца он даже не упоминает. Зато отчима, Александра Иванишева, с третьего абзаца называет отцом. Участник японской и германской войн, преподаватель Рязанского военного училища, Иванишев был человеком дисциплинированным, сдержанным, требовательным к себе и окружающим. Это создавало особую атмосферу в семье.
«В нашем доме был твердый распорядок дня, -- вспоминал Константин Симонов. -- Все делалось по часам, в ноль-ноль, опаздывать было нельзя, возражать не полагалось, данное слово требовалось держать, всякая, даже самая маленькая ложь презиралась». Например, в 1968 году так никому и не удалось уговорить Константина Симонова подписать письмо, одобряющее ввод советских войск в Чехословакию, как это сделали другие видные деятели науки и культуры. Спустя некоторое время писатель попросил освободить его и от обязанностей спецкора «Правды».
Или еще одна жизненная история. Во время поездки в мае 1944 года по Львовской области военных спецкоров Симонова и Фадеева охранял спецотряд 1-го Украинского фронта. Среди десяти охранников был и сержант Емелин, который хорошо запомнил поездку на хутор, где погиб легендарный разведчик Кузнецов. Перед отлетом в Москву Фадеев поблагодарил бойцов за службу и быстро проследовал к трапу, а Симонов вынул из планшета блокнот и каждому бойцу вручил по листку с текстом: «Желаю боевого счастья и дожить до Победы. 25 мая 1944 года. К. Симонов».
В освобожденной Румынии Емелин вновь встретился с известным писателем. Вышедший из самолета Симонов внимательно посмотрел на водителя: «Ничего не говорите. Я где-то видел ваше лицо» -- и стал листать один за другим свои блокноты. Емелин не выдержал: «Вспомните май сорок четвертого, хату Николая Кузнецова на Львовщине». Писатель радостно закивал.
Многие сотни километров накрутили они с водителем по Балканам. Прощаясь, Константин Симонов оставил ему свой московский адрес и наказал писать, не стесняясь, если будет в чем-либо необходимость, и навещать в случае оказии.
После войны семья Емелина 25 лет жила в стесненных условиях у тестя-тещи в Горьковской области. Из-за фельетонов и критических репортажей Емелина, ставшего рабселькором, исключили из льготной очереди на квартиру. В конце 70-х его старшая дочь, будучи проездом в Москве, по наказу отца зашла к Симоновым. Константин Михайлович болел, но гостью принял, даже заказал билет на самолет, поинтересовался житьем-бытьем. Выслушав девушку, что-то чиркнул в настольном календаре, вызвал такси и отправил ее в аэропорт.
Не прошло и недели, как к Емелиным нагрянули комиссии из райкома, райисполкома, коммунальных служб. Рассказали, что первый секретарь обкома партии дал всем разгон. Участнику войны сразу же выделили двухкомнатную квартиру, а к юбилею Победы -- еще и дачный участок.
Сам же Константин Михайлович купил накануне денежной реформы 1961 года дачу у писателя Федора Гладкова в Переделкино: казенная литфондовская Симонова уже не устраивала. Затем построил загородный дом в поселке Красная Пахра, чуть позже -- в Гульрипше, близ Сухуми. И даже временное жилье Симонова в Ташкенте его новая жена, искусствовед по образованию, обустроила с максимумом комфорта.
Первой же супругой Константина Симонова была Евгения Ласкина, родная сестра писателя и сценариста Бориса Ласкина, автора песни «Три танкиста». Хрупкая, насмешливая филолог Ласкина со временем станет редактором журнала «Москва», инициатором публикации «Мастера и Маргариты». В 1939 году в семье Симоновых родился сын, но 24-летний поэт познакомился с всенародно любимой актрисой Валентиной Серовой -- исполнительницей главной роли в довоенном кинофильме «Девушка с характером». Отношения двух известных личностей увенчались не только браком, но и знаменитым циклом симоновской лирики.
Как-то, выступая с концертом в военном госпитале, Серова встретила молодого красавца генерала Рокоссовского. В период бешеного успеха симоновского «Жди меня» Валентина изменила мужу. Сталин посчитал эту связь нарушением норм общественной морали и при встрече с Рокоссовским спросил, чья жена артистка Серова. «Константина Симонова», -- отрапортовал статный генерал. «Вот и я так думаю», -- задумчиво произнес вождь, ликвидировав таким образом любовный треугольник. Серова осталась с мужем, а Рокоссовский вскоре после войны был назначен министром национальной обороны Польши.
Но совместная жизнь поэта и актрисы по-прежнему не ладилась. Сын Валентины от первого брака Толик Серов в юности попал в колонию, затем -- в армию и рано ушел из жизни. Родившаяся после войны общая дочка тоже не скрепила союз Симонова и Серовой. Валентина начала пить, а Константин Михайлович навсегда распрощался с любовной лирикой.
Следующей женой писателя стала дочь знаменитого фронтового командарма генерала Жадова и вдова Семена Гудзенко, коллеги Симонова по «Литературной газете». Разумная, сдержанная, точная Лариса Жадова оказалась прекрасной матерью и хозяйкой. Константин Михайлович был очень к ней привязан, и только много позже, отвечая на вопрос, почему он больше не пишет стихов, признался, что лирика рождается исключительно в присутствии настоящей любви…