В обласканном властями детском доме семейного типа воспитанников избивали, травили собакой, топили в ванне, тушили об их руки сигареты, принуждали к оральному сексу…
Многие считают (и вполне справедливо), что дети, воспитывающиеся в детдомах и интернатах, заслуживают лучшей судьбы. И такую жизнь им способна обеспечить лишь семья. Но в нашем случае все наоборот. Попав в отдельную семью, дети-сироты почему-то не старались прижиться в ней и отблагодарить родителей за крышу над головой. Через некоторое время они любым способом пытались избавиться от родительской опеки, чтобы вернуться в интернат.
Детский дом семейного типа, о котором пойдет речь, был создан в 1989 году Дмитрием и Верой Полищук. (Имена главных героев изменены по этическим соображениям. -- Авт. ). Дмитрий прапорщик, а его жена Вера имеет высшее гуманитарное образование. Полищуки воспитывали троих родных дочерей, поэтому у чиновников не было сомнений в том, можно ли доверить им приемных детей. Для того чтобы обеспечить многочисленной семье комфортные условия проживания, местные власти выделили Полищукам две квартиры (2- и 3-комнатную), расположенные рядом. Школа-интернат, откуда были взяты дети, каждый месяц переводила на счет родителей-воспитателей деньги. За 12 лет в семейном доме побывали десять детей. Некоторые, окончив школу, начали самостоятельную жизнь, других приемные родители вернули в интернат якобы из-за плохого поведения.
Детский дом семейного типа Полищуков был одним из первых подобных заведений в Украине, поэтому о нем много писали, приезжали высшие должностные лица, регулярно поступала гуманитарная помощь. Закрыли это заведение в январе 2003 года. Воспитанники написали заявление директору школы, в которой учились, утверждая, что дома их постоянно избивают, истязают, подвергают моральным пыткам. Подробности их объяснений были настолько ужасны, что через несколько дней по данному факту возбудили уголовное дело, а Дмитрия Полищука взяли под стражу. Уголовное дело заняло пять томов. Вот что рассказали дети на допросах и судебных заседаниях.
13-летняя Ольга Лебедь: «После перевода из интерната к Полищукам приблизительно месяц я жила хорошо, меня не били и не ругали. Но затем стали наказывать за малейшие проступки. Если я задерживалась в школе, мама ставила меня голыми коленками на рассыпанную гречку на несколько часов. Летом 2000 года я случайно свалила на себя антресоли, и родители в наказание заставили меня стоять на гречке девять дней. Все это время они не давали мне есть. Лишь когда их не было, приемные братья и сестры тайком приносили что-нибудь перекусить. Иногда мама хвалила меня за хорошие оценки, но вообще она была очень недовольна, как мы убирали в доме. Мне запомнились лишь плохие слова, которыми родители обзывали нас: чернобыльцы, дистрофики, сука, бл… и другие маты. Дни рождения мы не отмечали. А если получали подарки в школе или администрации, мама сразу забирала их, и мы даже не видели, что там было. Родители постоянно жаловались, что на нас выделяют мало денег, поэтому приходится покупать не новую, а «бэушную» одежду… »
16-летняя Валя Машталир: «Питались мы очень плохо, в основном супами и кашами. На микроавтобусе, который нам подарила Людмила Кучма, ездили лишь на дачу, где родители и их родные дети отдыхали, а мы работали. Телевизор смотреть нам не разрешали почти никогда. Из разговоров родителей я поняла, что приемных детей они взяли из-за денег. Когда отец посылал кого-нибудь за сигаретами, мы должны были просить продавцов выбить чек на макароны. Я несколько раз видела, как он обжигал руки близнецам Сереже и Мише над зажженной газовой конфоркой, а Марьяну травил собакой… »
11-летний Миша Росоха: «Родная дочь Полищуков кричала на нас и избивала метлой. Папа тоже часто бил меня палкой, ремнем и стулом по ногам и телу, травили собакой. В декабре 2000-го года за то, что мы с братом пришли со школы позже на 10 минут, мама отвела нас в ванную, взяла за шею и погружала с головой в холодную воду. В этом же году папа дважды «бычковал» сигарету о ладонь брата, от чего у него остался рубец.
16-летний Володя Цоклан: «Если я приходил позже со школы или пел, меня ставили голыми коленками на гречку, кукурузу, горох. Когда я был маленький и писался в кровать, отец отводил меня к газовой плите, нагревал на огне нож и пугал, что отрежет «что-то». Или угрожал сунуть мне в рот раскаленную ложку. Я пожаловался брату, который служил в армии, и попросил снова отдать меня в интернат. Приехавший из отпуска брат говорил с отцом, но тот сказал, что если и ударит меня когда палкой, то не сильно и лишь за дело. В 1997 году в школе нам задали сочинение на тему «Моя семья». Я написал, как с нами обращались Полищуки, но учительница, проживавшая в соседнем подъезде, показала сочинение матери. Меня наказали, после чего я больше никому не жаловался… »
Прочитав показания детей, возникает вопрос: как подобное могло твориться в семейном доме столько лет? Неужели об этом никто не знал. Ведь за семьей Полищуков были закреплены психолог, педиатр и медсестра, к ним регулярно наведывались представители районной и областной администраций. Только на суде выяснилось, что за все это время проверяющие ни разу не беседовали с детьми с глазу на глаз. Они спрашивали, как им живется, лишь в присутствии родителей. Дети молчали или отвечали: «Все нормально». Правда, время от времени воспитанники (особенно ребята) сбегали к дальним родственникам и рассказывали, как с ними обращаются приемные родители (об этом есть свидетельства в материалах уголовного дела). Но глава семьи всякий раз находил их и возвращал домой. Кроме побоев, издевательств и истязаний Полищуку инкриминировали также сексуальные домогательства в отношении воспитанников.
Валя Машталир: «Папа начал приставать ко мне с весны 2002 года, тогда я училась в девятом классе. Заставлял в ванной мыть ему спину, при этом был голый. Я мыла, потому что боялась побоев. Несколько раз он появлялся передо мной совсем без одежды, а иногда лазил руками мне под майку и спрашивал: «Когда мы уже пойдем?», имея в виду секс. Однако интимных отношений у меня с ним не было. Отец знал: если будет домогаться меня, я сбегу из дому. Однажды из-за того, что Сережа рассыпал книги, отец завел его в ванную и заставил, чтобы он орально удовлетворил его. Сережа вышел из комнаты очень напуганный и ничего не хотел говорить. Кроме того, Оля Лебедь рассказывала, что по ночам отец заставлял ее заниматься оральным сексом. Такое происходило три-четыре раза в неделю… »
Марьяна Фартушок: «До 1997 года отец не приставал ко мне, это началось через два года. Когда я купалась в ванне, он заходил и раздевался, а уходил, лишь когда я начинала кричать. Такое повторялось почти каждую неделю. Он часто приставал, прямо предлагая лечь в постель. Года два назад, когда мне было 14 лет, я пришла домой, выпив с друзьями немного вина. Родители почувствовали это. Затем мама с Олей ушли на рынок, а я осталась дома. Когда я вошла в комнату к папе, то увидела, что он лежит на диване совсем голый. Я сразу убежала в туалет и закрылась. Тогда пришла Валя и сказала, что отец зовет меня к себе. Я зашла, и он, будто играя, попытался повалить меня на диван. Но я вырвалась и убежала… Как-то я купалась в ванной, и тут зашел отец. Он начал стаскивать полотенце, в которое я закуталась. Затем снял штаны и сказал: «Ничего страшного, я тебе показал, покажи и ты мне». После этого он ушел, а я расплакалась… »
Оля Лебедь: «Приблизительно через год после того, как я поселилась у Полищуков, отец разбудил меня ночью, завел в ванную и стал заставлять, чтобы я орально удовлетворила его. А когда я отказалась, начал топить меня в ванне. Я закричала, и он отпустил меня… Как-то я мыла пол на кухне и отнесла тряпку в ванную. За мной сразу зашел отец и спросил, зачем я украла деньги. Я боялась, что он будет бить меня, поэтому соврала, что деньги были мне нужны. Тогда он вынул половой орган и приказал сделать ему минет. Я стала кричать, пришла мама, и он вышел. А ночью он разбудил меня, завел в ванную и заставил удовлетворить его орально. После этого на протяжении почти трех лет отец два--три раза в неделю будил меня ночью и заставлял делать «это», говоря, что я провинилась (не подмела комнату, не вынесла мусор). Когда я отказывалась, он бил меня. Однажды я в очередной раз не послушалась, и отец натравил на меня собаку. От ее зубов и когтей на теле остались следы. Я рассказывала об этом Марьяне и Вале… »
Сережа Росоха: «В декабре 2002 года за то, что я без разрешения взял квашеной капусты, папа несколько раз ударил меня рукой в живот и лицо. Потом вызывали врача, который сказал, что у меня сотрясение мозга. У меня сильно болела голова, была рвота. Через несколько дней после этого отец зашел в комнату, где я лежал на диване, расстегнул штаны, вынул половой орган и спросил, ни хочу ли я с ним поработать. Я сильно испугался и сказал, что ничего не хочу. Тогда он вышел. Об этом случае я никому не рассказывал, потому что боялся и мне было стыдно… »
После допросов воспитанники семейного дома прошли судебно- медицинскую и медико-психологическую экспертизы (последнюю инициировали Полищуки). Осмотры и собеседования, а также результаты многочисленных тестов показали, что у детей «прослеживается ощущение недостаточной эмоциональной теплоты дома, слабый контакт с реальностью, замкнутость, уединение, ощущение собственной неполноценности, желание любви и привязанности». Психологи пришли к выводу, что в доме есть две подсистемы: семья Полищуков (родители и родные дочки) и приемные ребята. О том, как эти подсистемы воспринимали дети, согласилась рассказать одна из воспитанниц, ныне студентка медицинского училища.
-- Жизнь у Полищуков шла строго по графику, -- рассказывает Марьяна Фартушок. -- Подъем -- в шесть утра (мать будила нас и снова ложилась спать). Мы одевались, разогревали завтрак (в основном еду готовила старшая дочь Полищуков) и шли в школу. Возвращались после часа. Потом приходили близнецы, которые учились во вторую смену. Мы кормили их, выгуливали собаку и делали уроки. Затем убирали в доме, ужинали и ложились спать. Младшая дочь Полищуков (старшая вышла замуж и жила отдельно, а средняя через несколько лет переехала на учебу в другой город), как и они сами, никогда не убирала. Она сразу возненавидела нас и обращалась, как с подчиненными, хотя была старше меня всего на два месяца. Мы все боялись ее. Я была закреплена за близнецами: кормила их, купала, стирала и гладила одежду.
Было очень обидно чувствовать разное отношение родителей к родным и приемным детям. Например, если мне покупали на лето шлепанцы и кеды, то родной дочери -- две пары шлепанцев и кроссовки. Мы учились в одном классе, и подруги часто говорили: «Почему родители одевают ее лучше, чем тебя? Они деньги на вас получают и нигде не работают». На это обращали внимание и учителя.
На дачу мы ездили летом и осенью. Родные дети вместе с родителями отдыхали или купались на речке, а мы работали. Приходилось даже воду ведрами носить, чтобы поливать саженцы. Сосед, у которого был колодец, часто говорил: «Бедные дети, работают с утра до ночи». Осенью, когда начиналась уборка урожая, нас иногда не пускали в школу.
Но все это можно было вытерпеть, если бы не побои и издевательства. Били нас не только за проступки, но и просто так. Родители часто ссорились, а злость сгоняли на нас. Ударить могли чем угодно -- палкой, метлой, кастрюлей. Отец иногда ударит кулаком, ты упадешь, а он продолжает пинать ногами. Больше всех доставалось близнецам, их избивали практически каждый день. Как-то я отправила письмо отцу (он умер в прошлом году), где написала, как над нами издеваются. Он несколько раз приезжал и пытался поговорить с Полищуками, а потом меня за это били.
Я не говорю, что мы были ангелами. И на комиссии, и на суде я объясняла, что детям, особенно в подростковом возрасте, хочется попробовать, что такое сигарета, вино или прогулять урок. Иногда мы действительно заслуживали наказания, но не такого ведь…
Самой беззащитной из нас была Оля Лебедь, она всегда молчала. Спрашивают ее, почему сделала ошибку в тетради -- молчит. Отец ударит ее -- слезы из глаз текут, а Оля молчит. Вот отец и стал будить ее по ночам и водить в ванную…
Лично я могла выдержать побои и издевательства, до окончания школы оставалось не так много. Но в конце января близнецов опять топили в ванне за опоздание, а затем приказали три дня без еды лежать в кровати (разрешили лишь ходить в туалет). Они попросили меня: «Марьяна, пожалуйста, сделай так, чтобы мы снова вернулись в интернат». Я поговорила с классной руководительницей, и она посоветовала написать заявление…
-- Как ты думаешь, для чего Полищуки взяли приемных детей?
-- Не знаю, но явно не из любви к детям. Воспитанием как таковым они не занимались. Если бы мы хоть раз в неделю собирались за столом и обсуждали семейные проблемы, многие из них удалось легко решить. Но этого не было. Зато родители часто говорили: «Когда ты уже окончишь школу и уйдешь?» Я думаю, семейный дом был организован из-за денег. В последние годы ни отец, ни мать официально не работали. Всю домашнюю работу выполняли мы, а они лишь занимались документами и поставками продуктов. На суде я услышала, что в 2002 году на семейный дом было выделено около тридцати тысяч гривен. Это, не считая гуманитарной помощи…
И на предварительном следствии, и на суде все обвинения в свой адрес Полищуки категорически отрицали. Они утверждали, что относились к воспитанникам нормально. Никогда их не били, не говоря уже о сексуальных домогательствах. Показания детей, по словам приемных родителей, не что иное, как клевета, организованная Марьяной Фартушок при содействии директрисы школы. Девушка хотела добиться свободной и легкомысленной жизни (употребление алкоголя и свидания с мужчинами), а директриса -- расформировать детский дом и отобрать часть квартиры. В защиту Полищуков выступили их родные дочери, некоторые учителя и одна из бывших воспитанниц. До самого суда приемные родители и дети не встречались, но в ход следствия попытались вмешаться некоторые «посредники». Перед началом судебных заседаний адвокаты обвиняемых подали заявления Вали Машталир и Оли Лебедь, в которых они… отказались от своих показаний. Однако девушки тут же объяснили, что написали эти заявления под давлением бывшей воспитанницы Полищуков и ее парня. На суде Оля и Валя подтвердили все предыдущие показания.
Дмитрий Полищук сейчас находится в изоляторе, но мне удалось встретиться с ним, чтобы задать несколько вопросов.
-- В середине 80-х я служил в строительных войсках на территории России и каждое утро проходил возле детского садика, -- рассказывает Полищук. -- Я обратил внимание, что все дети были одинаково одеты, а потом узнал, что это интернат для сирот. Это произвело на меня огромное впечатление. Мы с женой решили открыть детский дом семейного типа. Кто мог предположить, что через 13 лет все так обернется? Уголовное дело против нас не стоит и выеденного яйца. За обвинениями в наш адрес прячется много такого, что в свое время обязательно будет обнародовано. Это конфликт между двумя семьями -- нашей и еще одной (Полищук назвал фамилию руководителя одной из районных силовых структур. -- Авт. ).
-- Значит, вы считаете, что уголовное дело инициировано извне?
-- Я не считаю, я это знаю. Детали расскажу, если даст «добро» адвокат
-- А как же показания воспитанников?
-- Марьяна и остальные дети -- лишь жертвы. Другой вопрос -- чьи. Мы пытались обустроить их судьбу, как могли, но теперь они получат далеко не то, что могли иметь.
-- Детям было лучше у вас, чем в интернате?
-- Я убежден в этом.
-- И обвинения воспитанников не имеют ничего общего с действительностью?
-- Не скажу ни «да», ни «нет».
-- Были ли у вас ошибки в воспитании детей?
-- А вы сами допускали ошибки в воспитании своих детей? Найдите мне родителей, которые придерживаются всех принципов, изложенных в литературе педагогами и психологами. Но, по большому счету, позор не на нас. И я уверен, когда дети подрастут и поймут некоторые стороны человеческих взаимоотношений, они тоже так скажут.
Суд признал Дмитрия Полищука виновным в умышленном нанесении легких телесных повреждений, растлении несовершеннолетних и приговорил к четырем годам заключения с лишением права заниматься учебно-воспитательной деятельностью в течение трех лет. Вера Полищук признана виновной в истязаниях и приговорена к двум годам тюрьмы. В зале суда Веру освободили от наказания (она попала под амнистию).
-- Это -- одно из самых трудных моих дел, -- рассказал «ФАКТАМ» судья Василий Дидык, рассматривавший дело Полищуков. -- Каких-либо процессуальных «проволочек» не было, за исключением, пожалуй, того, что директор интерната, который обязан был контролировать семейный дом, упорно не являлся на суд. Он пришел лишь после того, как я предупредил, что дам указание привести его под конвоем. Психологически очень трудно было слушать показания детей. Воспитанники Полищуков -- нормальные, развитые дети. И когда учителя рассказывали, что они в сильный мороз приходили на уроки в кедах и легких курточках, а на вопрос, действительно ли отец тушил об их ладони сигарету, один из близнецов подбежал и показал на ручке шрам, на глаза наворачивались слезы.
Пока шел процесс, дети вели себя спокойно, они не боялись приемных родителей. А когда те пытались все отрицать, вскакивали с места и выкрикивали: «Неправда! Помните, как вы меня били кулаками и топили в ванне?» Первые показания детей и протоколы допросов оказались одинаковы. Они подтверждены многочисленными экспертизами, поэтому нет никаких сомнений в их правдивости. Больше всего меня поразило в деле Полищуков то, что человеку со средним образованием без какого-либо педагогического опыта разрешили взять на воспитание столько детей. Вместе с приговором я вынес несколько отдельных постановлений, которые, возможно, помешают произойти подобному в будущем. Считаю: если бы следствие поработало более дотошно, на скамье подсудимых оказались бы не только Полищуки…
P. S. Осужденные подали апелляцию, которая запланирована к рассмотрению уже в этом месяце.