Но многие считают, что это было лишь предлогом, а все дело -- в давней вражде двух семей. Прокуратура, возбудив уголовное дело, выясняет, как люди дошли до такой жизни
«ФАКТЫ» уже сообщали о трагедии, произошедшей в прошлую субботу в селе Уречье на Ровенщине. Главе одной семьи разрезали язык и щеку, а его врага с распоротым животом едва успели довезти до больницы, где он скончался, так и не дотянув до операционного стола.
Что такое настоящий «медвежий угол», я поняла, увидев село Уречье Владимирецкого района Ровенской области. Собственно, это даже не село в привычном понимании этого слова, а россыпь хуторов, затерянных среди полесских лесов и болот. Чтобы добраться туда, вначале нужно три-четыре часа трястись в маршрутке от Ровно до районного центра. До самого Уречья на обычной легковушке, пожалуй, и не доедешь -- не приспособлена она для местных дорог. Патрульный милицейский микроавтобус этот путь осилил, но пока мы добирались до злополучного хутора, появилось ощущение, что сидишь не просто в машине, а в машине времени -- асфальтированное шоссе сменяется разбитой «бетонкой», затем ухабистой, покрытой щебнем дорогой. Машины встречаются все реже, потом исчезают вовсе. Деревянные дома придорожных сел становятся все меньше и беднее.
Въезды и выезды из сел и перекрестки дорог украшают живописные трехметровые кресты, увитые цветами, разноцветными лентами и платками. В центре приколочена икона -- Спаситель, Божья Матерь или Николай-угодник. Этот древний полесский обычай возродился здесь в последние десять лет.
Последний отрезок пути -- чудовищная, вся в глубоких ямах и ухабах грунтовка. Восемь километров от села Мульчицы до Уречья машина преодолела за 45 (!) минут, переваливаясь через ямы на скорости 10 километров в час. Местные жители -- загорелые обветренные мужчины, женщины в платках, дети с выгоревшими до льняной белизны волосами -- ездят исключительно на телегах, запряженных лошадьми.
Лошадей здесь держат в каждой семье. Кстати, 67-летняя Ольга Михайловна Базан говорит, что причиной трагедии стала их лошадь -- рыжая четырехлетняя кобыла Нечка. В метрах ста от дома -- хата врагов их семьи. Заборами маленькие деревянные дома не обнесены. Позади домов -- болото. Впереди -- сколько охватывает глаз -- поля. Неужели нужно было ссориться из-за пыльной дороги, соединяющей два хутора?!
-- Соседка моя, Анна, которой голову проломили, всем говорит, что драка была за землю, -- горячо говорит Ольга Михайловна. -- А я говорю, за коняку! Муж пригнал вечером, где-то в половине десятого, домой скотину, кобыла с ним была. Он ей ноги успел распутать, а ее, видно, комары кусали. Она взбрыкнула и побежала. Если бы она в уздечке была, я бы ее удержала. Схватила я миску с зерном и побежала за ней -- я ее всегда так ловлю, зерном приманиваю. Кобыла и ногой не ступила на их рожь. Мы ее перехватили, и она повернула на наше картофельное поле. А сосед увидел это и кинулся ко мне. Кричал: «Я тебя прикончу!». Всякие грязные слова говорил. У него в руках лопата была. Мы с мужем побежали к хате, а соседский сын -- глухонемой Андрей -- кинулся нам наперерез. У него в одной руке был кол, а в другой -- нож. Если бы мы успели добежать до хаты, закрыться там, все бы обошлось… Я с перепугу даже вначале не поняла, что происходит. Моему Андрею Антоновичу ножом щеку прокололи, язык разрезали! И на теле у него были раны от ножа. Крови -- по колено!
-- А кто вашего соседа лопатой по голове ударил?
-- Я ударила! -- отвечает Ольга Михайловна. И не откажусь от своих слов! Где у меня только сила взялась! Когда он огрел лопатой моего мужа, я подбежала, вырвала у него лопату и ударила! А то бы он мужа убил.
Наташа, невестка Анны Ивановны и погибшего Антона Мусиевича, категорически утверждает, что у ее свекра и деверя ножей не было, а только лопата и сапка.
-- Нож был у соседа. Не такой, каким сало режут, а самодельный, сделанный из лопаты и заточенный с двух сторон как финка, с деревянной ручкой. Я стояла близко от места драки. Видела, как тот старый вскочил нашему деду на спину, схватил его за горло и бил ножом в живот. Долго, минуты две-три.
-- Если у ваших ножа не было, кто же тогда соседа два раза в шею ранил?
-- Не знаю, может он сам…
На крики к месту драки побежали дочь Ольги Михайловны Люба с вилами и жена Антона Мусиевича.
-- Наша баба хотела их разнять, а Любка ее сзади ударила вилами по голове, продолжает Наташа. -- А может, лопатой. Но вилы там точно были, потому что у деда остались колотые раны, как от вил… Такую резню даже в кино не увидишь -- до того страшно было. Дед соседский нашего не просто бил в живот -- норовил поглубже резать. Одной рукой держал, другой резал. И коленом по его спине стучал.
Когда все закончилось, Антон Мусиевич с разрезанным животом смог пройти метров сто, но до своей хаты так и не добрался.
-- Он свои кишки нес в руках, -- вспоминает Наташа. -- Я детей загнала во двор, чтобы они этот страх не видели, а Любу попросила вызвать «скорую» -- у меня дети маленькие, я их бросить не могла. Деда нашего сначала отвезли к фельдшеру, чтобы тот дал ему обезболивающее. В больницу он попал к ночи. Там ему даже наркоз не успели дать.
Пострадавших -- Антона Мусиевича, Анну Ивановну с проломленной головой и их сына Андрея, с одной стороны, и Андрея Антоновича, с другой, -- доставили в больницу. Глухонемой Андрей уже дома -- он из-за забора наблюдал за нашим с Наташей разговором. Выписали из больницы и Анну Ивановну, но ее на время забрали к себе другие родственники -- старушке еще тяжело двигаться и говорить. Андрея Антоновича врачи обещают отпустить домой на следующей неделе. Язык и щека у него понемногу срастаются, он уже может говорить. И даже попросил внука, приехавшего навестить деда в больнице, чтобы тот привез ему немного топленого сала.
А Антона Мусиевича в воскресенье похоронили на местном кладбище.
-- Я могу на колени встать и, как перед Богом, поклясться, что было все, как я рассказала, -- говорит Ольга Михайловна. -- Сейчас, пока муж в больнице, я в своей хате не ночую. Днем все сделаю, вечером скотину запру -- и бегом к дочери. Ведь что стоит соседям прийти ночью и зарезать меня? Они на похоронах грозились: «До суда вас трогать не будем, а после суда -- кишки выпустим».
-- Правда, говорили такое? -- спрашиваю у Наташи.
-- Да кто же такие слова станет на похоронах говорить!.. -- горько качает головой молодая женщина. -- Никто им не угрожал. Они не нас -- они совести своей боятся. Мы им ничего не сделаем.
-- Кто из вас раньше здесь поселился?
-- Мы, -- отвечает Ольга Михайловна. -- Когда они тут построились, то сначала под нашим домом не ходили. Так что дорога это наша. Мы там раньше картошку садили. А теперь… Что, им старой дороги мало? Мы решили огородить эту землю -- поставили столбы, натянули колючую проволоку, а они порезали ее и побросали под нашу хату.
-- Дорога должна быть общей, -- считает Наташа. -- Когда мы построили свою хату впритык к их полю, они нам дорогу и перегородили. -- Мы заявления подавали, я лично ездила в район, но ничего не добилась. Правда, сказали, что колючую проволоку мы имеем право снять, потому что у нас дети маленькие, могут пораниться. Да и скотина обдиралась об эту проволоку. А в прошлом году они насыпали на дорогу битого стекла. Мы его собрали и в яму ссыпали -- можете пойти посмотреть.
-- Они такие -- сделают шкоду, и тут же пишут на нас заявление, -- сетует Ольга Михайловна. Да разве это в первый раз! А все она, Анна, виновата. Покойник неплохой мужик был, ему бы жену толковую, а не такую вредную. Куда она его пихала, туда он и шел. Правда, он сам еще пятнадцать лет назад моего в руку ранил, да так, что левая рука у него не действует.
- Что, тоже ножом?
-- Пилой!
-- А тогда из-за чего сцепились?
-- Да кто их знает! Враги -- и все тут…
-- Мне уже жить не хочется, -- жалуется Ольга Михайловна. -- Ох, если бы я хоть на десять лет моложе была! Разобрала бы эту хату и перенесла ее куда-нибудь подальше.
Сразу после трагедии тележурналисты канала ICTV беседовали с Анной Ивановной Мольчиц, и она сказала, что семья Базанов завидовала им, потому что они жили богаче. Так ли это?
-- Да вы посмотрите: хаты у них одинаковые, поля тоже. Что поля! Болото за хатами -- и то одинаковое, -- говорит председатель сельскохозяйственного производственного кооператива Владимир Иванович Шмыга. -- У нас тут нет ни бедного, ни богатого. Да и за что на хуторе спорить? Земли хватает -- у каждого ее столько, сколько он физически в состоянии обработать. Одной картошки у каждого соток по пятьдесят. Тут и детям, и внукам, и правнукам земли хватит. Да разве жизнь человеческая стоит этих споров?
-- Картошку на продажу выращиваете?
-- Полещуки с картошки всегда кормились. Меняем ее на зерно -- перекупщики не хотят покупать за деньги картошку, им лучше менять. А если за деньги, то продаем от 25 до 60 копеек за килограмм. В прошлом году картошка была очень дешевая -- по 25 копеек. Одна семья может сдать тонну-три… Сейчас черника зреет -- ее собирают и продают. Потом грибы пойдут -- и так до глубокой осени. На клюкве можно заработать в сезон полторы тысячи гривен. Сюда за ней приезжают перекупщики. Свиней держим. Поросенка или бычка одного в год можно продать. У каждого -- конь, несколько свиней, корова. Управиться со всем этим -- адский труд.
А насчет этой истории -- суд, конечно, разберется, кто больше виноват. Может, и посадят кого. Но если по-человечески, я считаю, не нужно никого сажать. Жизнь их и так достаточно наказала. Одного только боюсь. У Любы есть дети, у Наташи их уже четверо. А что, если они подрастут и продолжат эту кровную вражду?
«Семьи, живущие на отдаленных полесских хуторах, ведут практически натуральное хозяйство»
Говорят, еще лет тридцать назад в дальние северные полесские села можно было добраться только на «кукурузнике» или вертолете -- машины могли запросто увязнуть в болотах или не прорваться через лесную чащу. А во время Великой Отечественной войны в те края даже немцы не заходили. Может, поэтому жители хуторов привыкли жить по своим законам, установленным еще их дедами и прадедами.
-- Север Ровенщины -- место особое, -- рассказал «ФАКТАМ» начальник УМВД Украины в Ровенской области, генерал-майор Михаил Цымбалюк. -- Очень удален от центра, добираться туда сложно. Больше половины земли -- болота, остальное -- песок, на котором кое-как можно вырастить картошку. Народ бедный, работы нет. Семьи, живущие на отдаленных полесских хуторах, практически ведут натуральное хозяйство. Кстати, пять-семь детей в семье -- дело обычное. В некоторых и по десять бывает. Между прочим, дети -- это еще одна «статья дохода». Ведь север Ровенщины -- район, пострадавший от последствий чернобыльской катастрофы, и поэтому государство выплачивает социальную помощь на детей. Если их много, сумма получается солидная.
Проблем, доставляющих нам головную боль, здесь несколько. Первая -- граница с Белоруссией. Идет хуторянин на болото за клюквой или сено косить и забредает на территорию соседнего государства. А когда ему предъявляют претензии, он отвечает: «Я всю жизнь на это болото ходил, и отец мой, и дед. Это испокон веков наше болото!» В прошлом году жители одного из приграничных сел хотели оружие отобрать у пограничников, чтобы те не мешали им свободно ходить туда-сюда. Пограничники -- молоденькие мальчишки, переведенные с западных участков и не привыкли к такому, мягко говоря, наплевательскому отношению к границе. К счастью, тогда сотрудникам милиции (это были местные ребята, поэтому крестьяне их послушались) удалось утихомирить страсти. Кстати, очень бы хотелось, чтобы милицейские кадры укомплектовывались местными -- они лучше понимают и проблемы, и психологию жителей Полесья. Только вот беда: молодежь, выучившись в городах, не хочет возвращаться в глушь. Правда, мы стараемся делать все, чтобы молодые сотрудники оставались, даже предоставляем им бесплатное жилье с правом приватизации.
Кто больше всего виноват в случившемся и кому нести наказание, будет выяснять прокуратура, возбудившая уголовное дело по факту произошедшего. Но в целом, должен сказать, в Полесье живут замечательные люди -- честные, открытые и гостеприимные. Так что этот страшный случай -- скорее, исключение, чем правило.
P. S. Редакция благодарит Центр общественных связей УМВД Украины в Ровенской области и Владимирецкий райотдел милиции за помощь в подготовке материала.