Шестого марта всенародно любимый президент Всемирного клуба одесситов отмечает свое 70-летие
Написать о Михаиле Жванецком невозможно. Ну что мы можем сказать о нем после всего того, что он сказал о нас? Потому лучше послушать самого юбиляра, слегка режиссируя и направляя его монолог.
-- Михаил Михайлович, вы себя сейчас ощущаете умнее, чем в сорок, тридцать, двадцать лет?
-- Да, однозначно! Нагло сказал, но точно! Во-первых, мне это внушили окружающие. Кое-кто стал уже довольно тоскливо говорить о мудрости. А я, между прочим, почувствовал разницу между умом и мудростью. Ум -- это все-таки то, что называется бизнесом, это проявление чисто физического достоинства, больше направленного на самого себя… В то время как мудрость -- это нечто, направленное на других, не на себя.
-- Вы как-то говорили, что можете сами себе задавать вопросы и отвечать на них.
-- Я когда чуть-чуть выпью, беседую без собеседника. Тогда я в состоянии ликования. Это когда ты еще не валишься, но можешь беседовать без собеседника. Ты потом уже обнаружишь, что его нет. Я не опустился до того, чтобы дружить без дружащего второго, но беседовать без собеседника уже могу. Умных людей, к сожалению, много разбежалось, потому, чтобы поговорить, приходится часто обращаться к самому себе.
-- Когда вы пишете монолог, заранее знаете: вот это будет смешно, это -- нет?
-- Никогда. Тебе кажется, что это очень смешно, а выходишь на сцену и проваливаешься сквозь пол, сквозь землю, сквозь все. Тебя не видно. Хуже разочарования в жизни не бывает, когда ты сидел и хохотал, а читаешь…
Вся компания, на которой я пробовал свои монологи, сейчас разъехалась. А раньше я собирал людей, выставлял за свой счет водку, закуску. Только чтобы они сидели и слушали.
-- Сначала читали, а потом пили водку?
-- Нет, сначала водку пили, чтобы раскрепоститься. Читать нужно после второй, перед третьей. После третьей -- это уже будет смех без всякого понимания. А после четвертой вы будете просто слушателя за волосы поворачивать к себе и пытаться ему что-то объяснить. И это будет уже разговор «они хотели, чтобы я их уважал, а они меня не уважали… »
-- Одиночества не опасаетесь?
-- Одиночество -- это не когда просыпаетесь ночью от собственного завывания. И не когда, возвращаясь в квартиру, находите все вещи разбросанными, как год назад. Или когда одновременно включаете телевизор, приемник и чайник для ощущения жизни и голосов. Это не раскладушка у знакомых и суп у друзей. Такое поправимо, хотя и безнадежно. Настоящее одиночество -- это когда вы говорите целую ночь сами с собой, и вас не понимают. Вообще же я никогда не скучаю -- раз. Я стремлюсь к одиночеству -- два. Мой эпиграф: не нарушайте моего одиночества, не оставляйте меня одного. Я всем близким, особенно любимым женщинам, говорю: ухитритесь не нарушать и не оставлять.
-- И много таковых?
-- Каких?
-- Любимых. Ведь когда-то вы сказали, что любовь -- это большое несчастье. Вы в самом деле так думаете?
-- Любовь и в самом деле несчастье. Поймите меня правильно: я люблю свою жену. Ценю каждую минуту, потому что знаю, насколько все зыбко. Все может рухнуть в одночасье, вы и не заметите, как любимый человек уйдет. Большего удара, чем уход любимого человека, не существует. Любовь легко потерять, и ее никогда не заменит никакая работа, никакой бизнес, никакой успех. Неслучайно желают успехов в работе и счастья в личной жизни. В работе могут быть успехи и только в личной жизни -- счастье.
-- Какова же роль женщин в вашей жизни?
-- Достаточно сказать, что мой день рождения почти совпадает с женским праздником. Без их голосов, аромата, слов, мыслей и подтекстовок не представляю себя. Отвечая на аналогичный вопрос, я когда-то сказал: чтобы «завестись», нужна женщина, чтобы успокоиться -- опять же она.
-- И все же, сколько у вас любимых? Что вы дарите любимым женщинам?
-- Любимых у меня мало, любимых у меня… одна, моя жена. Ей я предпочитаю делать хорошие подарки. Шубу, камень какой-то -- то, что ей подойдет. На мое счастье, Наташа все время старается сэкономить и подарков не переносит. Мы ведем довольно скромный образ жизни. Но считаю, что у меня все есть и я ни в чем не нуждаюсь. А моя Наташа -- красивая, высокая и умная, как я хотел.
-- Еще молодая и тихая. Помнится, вы мечтали именно о такой?
-- Тихая… Это правда. Только иногда -- раз в два месяца -- возникает скандальная ситуация, но такая периодичность меня устраивает. То я вспылю-уйду, то она вспылит-уйдет… Довольно нормальная семейная ситуация. Как мне кажется, жена не совсем внимательно относится к моему творчеству. То, что я пишу, должно непрерывно приводить ее в восторг. Но вот тут у нее провалы. То она невнимательно слушала, то не пошла на концерт -- в общем, нет восторга с утра и до вечера. Это, конечно, вызывает большое мое недовольство и легкие скандалы. Часто произношу прославленную мужскую фразу: «Здесь меня не понимают!»
-- Женатыми не рождаются…
-- Узнаю, узнаю! Ими становятся под аплодисменты вероломных друзей. И еще: ищите веселых. Из веселых выбирайте красивых. Из красивых -- умных и терпеливых, терпеливых, терпеливых!.. Зато у меня совершенно потрясающий сын Митька. Он внешне, слава Богу, больше похож на Наташу, но внутри -- «очень мой». У него потрясающее чувство юмора. Например, жена забирает его из школы в 12. 40. Сын знает, что я в это время дома, и говорит: «Позвони папе. Может, он возьмет женщину с ребенком в ресторан?»
-- Митя -- младший. Есть старшие?
-- Масса у меня, черт подери, детей, которых просто содержу.
-- Масса -- это сколько?
-- Думаю, человек пять. Может быть, даже шесть.
-- И всех содержите?
-- Нет, помогаю тем из них, кого знаю. Трех содержу.
-- В семье вы пробовали обойтись без выражения «я люблю тебя»?
-- Это невозможно. Я имел отношения с женщинами, как вы догадываетесь. Если им не признаваться в любви, они дичают и начинают потихоньку отлынивать -- вначале от обязанностей, потом от тебя самого, потом от дома.
-- Если мы правильно поняли, вы любите только жену?
-- Еще очень люблю Пугачеву, ценю ее ум, большой талант. Мы всегда оказываем друг другу знаки внимания, но вот окружение ее перевариваю плохо. Она -- женщина моего круга, а они -- нет. Я несколько раз глядел на эту тусовку. Конечно, эта компания -- не моя.
-- Во время президентских выборов 1996-го вы напомнили о социализме, «где водка -- 3 рубля 62 копейки, где все знакомо, как в родной помойной яме… » О чем вы напомнили бы сейчас?
-- Я часто разъезжаю с концертами и прекрасно понимаю, что наш изумительный, чистый и святой народ видел только две жизни: прошлую и нынешнюю. Если ему не нравится нынешняя, он хочет назад. Не нравится та -- рвется сюда. Я пытаюсь объяснить, что есть еще и третья, нормальная, в которой живут люди: с семьей, домом, машиной, со спокойствием, без преступности, даже с какой-то верой во что-то.
Считаю, что сегодняшняя наша жизнь -- бардачная, хулиганская, переходная. Вперед выскакивают самые нахальные, самые неприятные. Но они, кстати, всегда были впереди. Раньше -- под видом секретарей райкомов, сейчас -- под видом банкиров. Нас воспитывали: «Не лезь без очереди, не огибай ее!» А сейчас стоишь на перекрестке и видишь, как машины мчатся прямо на красный. Конечно, ты воспитан иначе, проклинаешь их всех. Это жизнь N 2. Я думаю, что мы идем в жизнь N 3. Если мы сами проголосуем за «назад», то хуже этого и представить себе трудно: КГБ и лагеря будут вдвое страшнее. В те годы мы были готовы к ним. В эти -- не готовы, мы уже распустились, раскрепостились, ожили. Кто предпочитает хлеб вместо свободы, остается и без хлеба, и без свободы.
Мы очень любим ссылаться на Америку. Так вот, в этой прекрасной стране люди на 800 долларов в месяц вкалывают с 6 утра до 6 вечера, и на миллион в год вкалывают с 6 утра до 10 вечера. Я, правда, рано вставать не люблю, зато ложусь поздно.
-- Видно, потому, что не любите рано вставать, вы так и не уехали?
-- Америка немножко не моя страна. Мне ближе был бы, допустим, Израиль. Правда, там не нужна моя специальность. Боже мой, женщина, которую я любил, которая ради меня ушла из семьи, сказала, что жить здесь больше не может, и уехала. Она говорила, что не может выносить советский трамвай, советский суд, советские магазины, загаженный туалет. Я прекрасно понимал ее. Но не уехал. Остался при этих туалетах и коммуналках.
Может быть, кому-то милее сегодняшняя Одесса. Масса кафе, столиков, стульчиков. Такое все турецкое несколько. А вообще-то Одесса разбежалась. Куда бы вы ни приехали, в любую консерваторию мира, в любой симфонический оркестр, вы всегда найдете там выходцев из Одессы. Одесса дала миру стиль своего города, дала миру характер: в музыке, литературе. Одесский стиль вы ощутите сразу.
-- Однако вы уехали из этого «стиля»?
-- Я увез его с собой.
-- Почему же все-таки в Москву?
-- Человек артистического склада, талантливый (это я не сам о себе так, это обо мне так говорят, а я верю) должен жить поближе к искусству. Если Одесса -- это стиль, то Москва -- высшее образование.
-- Как собираетесь праздновать 70-летие?
-- Конкретно еще не решил, надежнее всего -- экспромтом. Компания у меня -- не пугачевская, другая. На 65-летие были: Андрей Битов, Белла Ахмадулина, Сергей Соловьев, Юрий Давыдов, Алла Борисовна, наша «разговорная» компашка -- Шифрин, Арлазоров, Рома Карцев. И еще пришли портовики, взявшие, кстати, на себя расходы. Вот эта компания моя… Портовики с моряками подарили маленького, какого-то очень драгоценного рака с камнями и подписью: «Эти раки -- по три!».
-- Какие подарки предпочитаете?
-- Я избалован, похоже. На 60-летие получил от одесских властей в подарок кусок земли -- шесть соток на берегу моря в Аркадии. Там я построил дом. Когда сажусь за стол возле окна, вижу только море: пляж, крики -- все внизу…