Освободившийся из мест заключения Сурен Сергеевич не общается с журналистами. Но для «ФАКТОВ» он сделал исключение
С Суреном Сергеевичем я встретилась в киевском кинотеатре «Украина», где отмечали 80-летний юбилей со дня рождения Сергея Параджанова. Собравшаяся кинотусовка произносила пафосные речи, из которых следовало, что Параджанов «действительно великий кинорежиссер», но положительно невозможно было узнать о юбиляре ничего личного, так сказать, человеческого. Сын режиссера -- после того, как «откинулся с зоны» -- общается с киношниками крайне мало, обходят его вниманием и журналисты. Поэтому, наверное, в его рассказе отец вышел живее всех живых.
-- Сурен Сергеевич, правда, что в письмах из тюрьмы к вашей матери, Светлане Щербатюк, Сергей Иосифович просил не давать вам его фамилию?
-- Да, папа настаивал, чтобы фамилия у меня была Щербатюк. Но сама посуди: Щербатюк Сурен Сергеевич -- некрасиво. А вообще сейчас Параджановых много стало. Мой двоюродный брат Гарик, у которого в Москве «Параджанофф-студия», -- вообще-то Хачатуров, но взял фамилию матери, то есть сестры моего отца -- Параджанов. А название студии своей на «ф» заканчивает, наверное, чтоб ни с чьей другой не спутали. И бывшая жена его стала Параджанова. И дочка, понятно. И даже падчерица. Так что Параджановых хватает.
Я летом приезжал на папину выставку в Манеж, выхожу из машины -- Гарик кричит: «Толстый, толстый!.. » Я ему говорю: а отец какой был? Толстый. А мама твоя, тетя Аня? Тоже. А наша тетя Рузанна? Тетя Рузанна, кстати, была завкафедрой в Московском авиационном институте, она изобретала горючее, на котором ракеты в космос летали, и поэтому дружила со многими космонавтами. И дедушка наш, Иосиф, тоже был толстый. Дед, кстати, был Параджанян, а -ов прибавил к фамилии, когда стал купцом второй гильдии. Он при нэпе семь раз сидел.
-- Папу посадили, когда вам было 13?
-- Да, я тогда лежал с брюшным тифом в больнице, и мне целых три месяца ничего не говорили. Ну, статья сами знаете, какая была: «гомосексуализм»… А конкретно никто ж не знал, за что его посадили. Много разговоров было. Тетя Рузанна в Москве на прием к Брежневу пошла, прикрепив свой орден Ленина. Брежнев принял ее: ваш брат, сказал, талантлив, мы знаем, но у него такой длинный язык. «Вы поймите, -- ответила тетя Рузанна, -- он такой человек, что если что-то наболело, он не будет в себе это держать. Он же не политический, он против жлобства и ханжества в искусстве, и все. И против необразованных, некультурных мог наговорить».
Позже, когда я уже был уже студентом архитектурного факультета Киевского инженерно-строительного института -- в университет поступить не дали, мне в руки попал судебный протокол -- один экземпляр хранился у мамы. А друзья привели ко мне француза из организации «Международная амнистия», который специально приехал в Киев разбираться с «делом Параджанова». Мы встретились с ним в парке Шевченко, я принес одно папино письмо и маленький коллажик «Дед Мороз на зоне» -- папа там их много из мешковины понаделал. И протокол принес, отдал ему. Он обрадовался, хотел даже мне заплатить -- вроде за то, что у них теперь появился документ, на основании которого можно было все прояснить. Там же любой мало-мальски юридически образованный человек сразу поймет, что дело сфабриковано!
-- Я не говорю, что папа закон не нарушал, но именно эта статья была выбрана, чтобы его унизить, -- продолжил Сурен Параджанов. -- Нашли каких-то трех свидетелей, а самое смешное -- приплели к делу авторучку с видами голых женщин и карты, которые сейчас можно купить в любом ларьке…
-- И что же, никто вас никуда не вызывал за эту «утечку информации»?
-- Как же! Через три месяца после встречи с французом ко мне приходят из деканата: приказ в семь вечера быть в военкомате. Я захожу к военкому, у него мужичок сидит такой подтянутый, седой: «Пойдемте в коридор». Показал удостоверение полковника КГБ. Я и понял, что началось «движение» с этим протоколом. Давайте, говорит полковник… вербоваться. Будете не стукачом, а как разведчик. За это вам фарцевать -- пожалуйста, только нас предупредите, и с иностранками то-се, и если силу применить против кого-то. И с дочкой познакомлю. Папа ваш, кстати, говорит, сидит не за эту статью, а за украинский национализм… Как это: армянин -- сидит за украинский национализм!
Но думаю: если просто отказаться, то это лишь их озлобит. И говорю: я в принципе согласен. Только два условия: чтобы вернули папину квартиру на площади Победы, в которой, когда его посадили, поселился какой-то ОБХССник (отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности. -- Авт. ), и маму выпустили за границу. Она преподаватель русского языка как иностранного, так все ее коллеги уже сколько раз побывали за границей, а ее документы задержала ваша же организация. И еще, говорю, вопросы всякие в институте задавать не буду: вы меня уже засветили, когда вызвали через деканат. Вы мне посерьезнее задание дайте!
Ну, мои условия они завернули -- я с самого начала знал, что так будет, и больше не беспокоили. Квартиру, конечно, не вернули -- кто ж отдаст квартирку в центре!
-- Зато теперь на этом доме мемориальная доска висит.
-- Папа говорил: тебе никогда не простят то, что я, армянин, снял самый лучший украинский фильм. И говорил: тебя тоже посадят. Воспитательную работу проводил со мной. Вот смешной случай. Когда он вышел из тюрьмы, я приехал к нему в Тбилиси, а оттуда он повез меня через Москву показать Питер. Идем мы в Москве по проспекту. Жара! Папа намочит носовой платок в газировке из автомата и вытирается. «Фарцуешь, валюту меняешь», -- орет на всю улицу. -- А ты знаешь, какие подвалы в Лефортово?» «Папа, я не знаю, что такое Лефортово».
Тут навстречу нам кто-то в форме. Папа ему говорит: «Мужчина, можно вас на секундочку? Мой сын фарцует. Расскажите ему, какие подвалы в Лефортово». Тот в ответ: «Глубокие, парень, подвалы». Папа: «Слышал? Так не попадайся, потому что мало не покажется!». Идем дальше. Антикварный магазин увидел, побежал. Заходит, но на него никто внимания не обращает. Тогда он разворачивает свои два перстня: один с бриллиантом на два карата, другой с большим рубином -- всем рассказывал, что это кольцо Генриха VIII, и перед носом у продавщицы водит: «Мада-ам!» Она так и прикипела взглядом к отцовой руке. А папа: «Покажите мне вон то блюдо. Я его покупаю. Покажите чашку -- покупаю… »
Подходит другая продавщица: знаете, говорит, нам эти вещи тоже нравятся, но почему-то до вас никто на них внимания не обращал. Вы какой-то человек неординарный -- кто вы? И папа говорит: «Я всемирно известный кинорежиссер, у меня 36 премий за красоту». -- «Да, мы верим, но кто вы?» -- «Я Параджанов». -- «О, мы знаем, знаем, Сергей Иосифович?» Он продавщицу за волосы и голову к прилавку прижал. Достал карманный каратомер -- он постоянно его с собой носил -- и ну проверять ее бриллианты в ушах: «О, мадам, извините, старая работа. Вы же никому их не продавайте». И вдруг меня вперед выталкивает: «Это мой сын, фарцует, любит водочку и окрошку». Она говорит: «Так я завтра сделаю, приходите с мальчиком с вашим. Вы как окрошку любите, на квасе или на сыворотке?» «На квасе», -- отвечаю. Но папа запротестовал: «Надо ему показать Ленинград, он учится, архитектор». Продавщицы тогда: «А вот вам Ленинград!» И стали из-под прилавка доставать сервизы Овчинникова, серебро Хлебникова…
-- И «проглотила», что Сергей Иосифович ее за волосы хватал? Впрочем, о его деспотичности, авторитарности говорили достаточно…
-- Папа часто так прикалывался. Что он на базаре в Грузии вытворял! Подходим к одному азербайджанцу. «Сколько -- показывает отец на виноград -- стоит эта гроздь?» «Эта, -- отвечают, -- 15 рублей». «Ага, -- и кладет ее в торбу. -- А эта?» -- «Эта 20 рублей!» «Что? -- кричит на весь базар. -- Ты сколько сказал! 25 рублей? Да тебя же мулла проклянет!» -- «Я сказал 20, а не 25» -- «Аллах проклянет!» -- «Слушай, за 15 рублей забери, а?» А про ту первую гроздь -- уже забыл.
Или поставит на землю раскрытую сумку и начнет говорить продавцу с лошадиными зубами, какой тот красавец-мужчина и какие в Киеве девочки красивые -- а сам пальчиками перебирает-перебирает, и с горки гранаты летят в сумку… Это афера, но такая красивая.
Когда к папе приходил новый ассистент, он ему первым делом говорил: «Возьми веник, подмети в квартире». Если плохо подметет -- не подходит. Папа очень к эстетической стороне внимательным был. Как-то к нему приехал в гости польский киноактер и режиссер Даниэль Ольбрыхский, привез в подарок два серебряных кубка. Услышав, что сам Ольбрыхский у папы, зашли грузины. Папа говорит: «Даниэль подарил мне кубки гетмана Потоцкого». Грузины его сразу отвели в кухню: «Продай, ты себе еще потом найдешь». Папа поломался-поломался и продал им, за три, кажется, тысячи. Хотя гетман Потоцкий был там совсем ни при чем.
-- А за что вас посадили в 1999 году?
-- Статья 229-1: сбыт тяжелых наркотиков. Героин. Меня к этому делу просто пристегнули. Да, я употреблял. Но в том случае меня не было с ребятами, когда они решили уколоться. Стали под видеокамеру охранной фирмы «Мономах». Охранник выбежал, они иголочки-ваточки сбросили, но камера-то все сняла! Девочка 18 лет с ними была, говорит: купила наркотик у африканца. А когда серьезно стали допрашивать, сказала, что в этот день ко мне заходила -- ей и велели написать: наркотик, мол, от меня. Я просил: ну, в суде хоть от своих показаний откажись, да ее на суд не пустили. Мне дали восемь лет. Потом по кассационной жалобе скинули три года. Это когда я на голодовку высадился -- за генерала Пиночета.
-- ?!
-- В Лукьяновском СИЗО встретил своего приятеля, и он мне посоветовал: объяви голодовку, тогда на тебя внимание обратят и делом твоим серьезнее займутся. Тут, говорит, в Лукьяновском СИЗО сидит 2,5 тысячи человек -- а нас на голодовке всего трое: я, биатлонист и банкир. Но подсказать, как правильно писать заявление о голодовке, было некому. Я написал: объявляю бессрочную голодовку с требованием немедленно освободить незаконно задержанного испанскими властями выдающегося борца за мир и демократию чилийского генерала Августо Пиночета, поддерживаю таких выдающихся деятелей, как экс-президент Америки Рональд Рейган, королева Англии Елизавета II и экс-премьер Англии Маргарет Тэтчер.
И мои сокамерники от себя то же написали. Только, говорят, если начальник потребует объяснений, говорить будешь ты, мы в политике не шарим. Начальник канцелярии, главный опер и СБУшник приходят: забери бумагу. Я говорю: «Заберу только в том случае, если мне пришлют телеграмму, что генерал Пиночет не нуждается в моей поддержке». Начальник кричит: «Что вы себе позволяете!» А соседние камеры все слушают, братве развлечение. «Только троньте его, -- говорят, -- мы всем блоком на голодовку высадимся!»
Начальник зовет меня к себе: «Давай поговорим. Объясни мне, что у вас общего с Пиночетом?» Ну, поговорить можно. Меня, правда, отвечаю, тошнит немного, потому что я уже четыре дня на голодовке. Во-первых, говорю, его ни за что -- и меня ни за что. Народ же его любил, и если бы были демократические выборы, обязательно выбрали бы президентом его сына. Во-вторых, у него плохо со здоровьем -- и у меня плохо. В-третьих, он Скорпион по гороскопу -- и я. В-четвертых, у нас обоих фамилия на букву «П»…
Через несколько дней устроили шмон в камере, искали у меня мобилу. Оказывается, в чилийских водах задержали украинских моряков под панамским флагом. На борту нашли кокаин -- об этом по телевизору сообщили. Так они решили, что это я, наркобарон, из камеры операцией командовал! Серьезно! Они еще недели две, по крайней мере, не догоняли, что это простое совпадение.
-- Скажите, какой отцовский фильм у вас самый любимый? Что-нибудь восточное, «Сурамская крепость», «Цвет граната?»
-- «Тени забытых предков». Может, я до тех фильмов еще не дорос.