Профессор Венского университета Игорь Гук и его коллега, украинский онколог профессор Игорь Щепотин, присутствовавшие при первой в мире пересадке языка, считают, что лишь через несколько месяцев станет ясно, сможет ли человек нормально говорить, глотать и чувствовать вкус пищи. Но уже сегодня пациент произнес первые слова и согласился сфотографироваться, чтобы его увидели читатели «ФАКТОВ»
-- Так и хочется спросить: что сказал пациент после операции, действует ли пришитый язык так же, как его собственный, -- обращаюсь я к профессору Игорю Гуку. -- Но трезвый рассудок подсказывает: фантастикой является уже то, что организм человека не отторгает «чужой» орган…
-- Господин Вольф спустя пять недель после операции уже пытается говорить, -- рассказывает профессор Гук. -- Слова самые простые -- «die Muter» (»мама»), «der Futer» (»папа»). А когда я рассказал ему, что об операции писали во многих изданиях мира и что читатели украинской газеты «ФАКТЫ» интересуются, как чувствует себя пациент, Вольф улыбнулся и поблагодарил -- «Danke». Слово прозвучало вполне разборчиво.
Сообщение о том, что 19 июля в Вене впервые в мире сделана трансплантация языка, появилось не только в медицинской прессе, но и во всех массовых изданиях. «Сенсация!» -- утверждают врачи. Тем интереснее было узнать мнение специалистов, видевших операцию собственными глазами и наблюдавших пациента сразу после нее.
-- На следующий день пациент уже сидел, объяснялся жестами, рядом были его родители, -- рассказывает профессор Игорь Щепотин. -- Когда мужчина открыл рот, язык был розовым, влажным. Все вздохнули с облегчением: отторжения на первом этапе удалось избежать. Интерес медиков и журналистов к этой операции понятен. Но когда я увидел двоих немолодых людей, сыну которых из-за злокачественной опухоли языка сделали такую необычную трансплантацию, стало очевидным, что им тяжело переносить повышенное внимание. Родители пациента говорили, что очень надеются на успех, молятся за жизнь своего сына. Но слова «впервые в мире» их пугали. Ведь это означает, что еще никто не может спрогнозировать результат.
-- Любая онкологическая операция является калечащей: человек лишается важного органа или его части, -- говорит Игорь Гук. -- Но пока лишь это может продлить жизнь людям, больным раком. Диагноз рак языка встречается редко и в основном у пожилых людей, которые много лет курили трубку. В возрасте 40--50 лет таких случаев единицы. Удаление языка -- тяжелейшая физическая и психологическая травма. Возможно, теперь ее удастся смягчать.
Игорь Гук -- известный в мире трансплантолог, профессор Венского университета и одной из крупнейших в Европе австрийской клиники «AKH». Первую операцию по пересадке почки сделал в 1984 году, на его счету также много удачных трансплантаций печени, легких. Родился, учился и постоянно работал Игорь Иванович в Австрии, но родители его родом из Галичины. Игорь Щепотин -- хирург-онколог, профессор, доктор медицинских наук, начальник медицинского управления Государственного управления делами. В течение восьми лет работал в ведущих клиниках США, стажировался и в европейских центрах, в том числе в Венской клинике «AKH». Эти специалисты высоко оценили операцию по трансплантации языка.
-- Уже можно говорить о настоящем прорыве в медицине, -- считает Игорь Гук. -- Операция необычная, сложная, и то, что язык живет -- большое достижение. Мне звонили коллеги из разных стран, просили рассказать подробно о хирургической технике, о том, какие препараты были использованы. Операцию делали челюстно-лицевые хирурги профессор Кермер и профессор Вачингер. Одна бригада подготовила орган к пересадке, другая в это время удалила пациенту его язык, в котором находилась злокачественная опухоль. Хирурги сшили артерии, но восстановить нормальный кровоток удалось не сразу. Мы с Игорем Щепотиным как раз были в операционной, когда возникла такая ситуация: одна часть языка начала синеть -- это значит, плохо поступала кровь. К счастью, рядом были трансплантологи и иммунологи, которые знали, что надо сделать, чтобы все быстро нормализовалось. Хирурги также сшили нервы, отвечающие за движения языка и даже за вкусовые ощущения. Нитки в дальнейшем должны рассосаться. Но проблема в том, что в ротовой полости обычно скапливается множество микробов, она инфицирована. И могут возникать трудности с заживлением раны. Поэтому нужно постоянно пользоваться дезинфицирующими растворами, а кормить пациента приходится протертой пищей через зонд.
-- Знал ли господин Вольф накануне операции, как она будет происходить?
-- С ним этот вопрос обсуждался в мельчайших подробностях. Так принято в Австрии. Человек должен хорошо представлять себе и ход операции, и что может произойти после нее. Он должен быть готов к возможным осложнениям.
-- Как подбирали донора?
-- Так же, как и для других операций. В Австрии пересадки почки, печени считаются делом обычным. Когда я иду на дежурство в клинику, то не знаю, придется ли мне удалять аппендикс или трансплантировать почку. Если окажется, что в системе «Евротрансплант» есть донор, подходящий одному из наших пациентов, которые ждут пересадки, мы должны будем срочно приступить к операции.
-- Надо ли получать разрешение родственников погибшего человека на использование его органов?
-- Нет. Закон о трансплантации, утвержденный в Австрии в 1983 году, разрешает осуществлять забор донорских органов, если сам человек при жизни не запретил использовать их. В нашей стране хорошо отработаны все этические моменты, связанные с трансплантацией. Опыт в этой области у врачей очень большой. Пресса часто сообщает об успешных операциях по пересадке органов, о тех, чью жизнь удалось спасти благодаря такой операции. К нам в клинику звонят люди и говорят: «Хотел бы стать потенциальным донором, если со мной случится что-то непоправимое». Данные вносятся в компьютер. Люди готовы продлить жизнь кому-то и видят в этом смысл. Понятно, что речь идет о ситуациях, когда медицина не может спасти их самих.
-- В США вопрос об отношении человека к трансплантации органов решается тогда, когда ему выдают права на вождение автомобиля, -- добавляет Игорь Щепотин. -- В правах делается отметка о том, что гражданин не против использования его органов в случае гибели в автокатастрофе. Жестоко? Наверное, менее жестоко, чем задавать подобный вопрос убитым горем родственникам.
-- Сколько времени есть у врачей на то, чтобы забрать и подготовить донорские органы?
-- От 10 до 24 часов, -- говорит Игорь Гук. -- Три врача, не участвующие в трансплантации, должны констатировать смерть пациента. После этого начинают работать другие специалисты. В 90% случаев донорами становятся погибшие в автокатастрофах. Данные о группе крови, других особенностях организма отправляют в базу данных «Евротрансплант». Там сразу определяют, в какой стране есть человек, ожидающий трансплантации, которому лучше всего подходят именно эти донорские органы -- сердце, почки, печень, легкие.
-- Теперь еще и язык?
-- Да. И не только. Несколько лет назад были сделаны пересадки рук пациентам во Франции, в Австралии, о чем много писали газеты. А вот о том, что в Австрии тоже была успешно сделана такая операция, и пересажены две кисти одновременно, разговоров было мало. Тем не менее этот пациент операцию перенес хорошо и уже ездит на мотоцикле, самостоятельно держа руль. Протезов, способных заменить настоящие руки, не существует. А трансплантация, как теперь стало ясно, это выход из положения.
-- Но как же в таком случае соблюсти этические нормы? Не возражают ли родственники умершего человека? Если используют для пересадки внутренние органы -- это одно, а смириться с тем, что похоронить придется тело без рук или языка, наверное, для родных не так просто…
-- Таких операций пока единицы, и в каждом случае вопрос решается индивидуально. И здесь, кстати, соблюдается тайна донорства. Факты, связанные с личностью донора и обстоятельствами его смерти, не выносятся на обсуждение. Думаю, это правильно.