Беглец преодолел около 700 километров, питаясь тем, что подавали добрые люди, и ночуя в скирдах
Дмитрия Шевчука, как и многих его одногодков из села Вертокиевка Житомирской области, после окончания школы призвали в армию. В Житомирском областном военкомате с теми, кто умел играть на музыкальных инструментах, беседовал командированный из Харькова старший лейтенант Павел Грабовский. Он приехал подбирать музыкантов в военный оркестр Харьковского института танковых войск имени Верховной Рады Украины. Дима, закончивший музыкальную школу по классу фортепиано, ему очень даже подходил: в оркестре как раз не хватало клавишника. «Хочешь служить в белых перчатках?» -- спросил старший лейтенант у юного призывника.
Ну какой здравомыслящий человек откажется от такого предложения? Тем более что дирижер представился земляком, а в армии это очень многое значит.
-- Служба шла хорошо, пока начальник оркестра старший лейтенант Грабовский не завел в казарме огромного пса-ротвейлера, -- рассказывает Дмитрий Шевчук. -- Собаку почти никогда не выводили на прогулку. Дирижер заставлял всех оркестрантов по очереди носить ротвейлеру еду из солдатской столовой. Если собака не желала есть то, что принесли, начинались разборки.
Когда наступила моя очередь красть еду для пса, я отказался. Грабовский пришел нетрезвым, обрушился на меня с нецензурной бранью и избил. Вскоре после этого я на своей шкуре узнал, что такое дедовщина. Как-то среди ночи меня разбудил один из оркестрантов, повел в умывальник и там ни с того ни с сего принялся обливать холодной водой. Глядя, как я, мокрый и замерзший, стучу зубами, мой мучитель смеялся. А потом стал бить меня в грудь. После экзекуции я всю ночь не мог заснуть от боли.
На следующий день он снова меня избил. Так и пошло. То и дело мой мучитель отводил меня в сторонку, бил кулаком в голову или плечо. Иногда целился в печенку, чтобы было еще больнее. Бывало, что он не разрешал мне идти на завтрак, забирал мои «солдатские» -- 17 гривен в месяц. Если я не отдавал деньги по первому требованию, то он обещал, что ночью я спать не буду. А если понадобится, то и вторую ночь, и третью. Мучитель свои обещания выполнял, так что деньги в конце концов приходилось отдавать…
Через четыре месяца после призыва, не выдержав побоев и унижений, я покинул часть. Поехал в Житомир, к родителям: хотел посоветоваться с отцом и матерью, что же мне делать. Добирался автостопом, на попутках. Но доехать до места мне не удалось. К вечеру следующего дня, когда я был уже в Бердичеве, в 50-ти километрах от дома, работники ГАИ сняли меня с попутного грузовика, доставили в Бердичевскую прокуратуру, там допросили и на двое суток посадили на гауптвахту. Затем из части за мной приехал майор Коваленко, который и отвез меня обратно в Харьков.
-- Когда нам сообщили, что Дима ушел из части, мы даже растерялись, -- вспоминает отец солдата Владимир Шевчук. -- Мы были на присяге, сын утверждал, что доволен службой. И вдруг такая неожиданность. К счастью, Дмитрия нашли быстро. Он отсутствовал в части менее трех суток и по статье в уголовном кодексе «тянул» не на дезертирство, а всего лишь на «самоволку». Он рассказал нам все -- про побои, про собаку. Вместе с сыном и сопровождавшим его майором мы поехали в часть. По дороге разговорились с офицером -- он подтвердил, что дирижер завел в казарме пса и что моральная обстановка в оркестре нездоровая. Мы хотели побеседовать с командиром и найти выход из ситуации.
В начале нашего разговора начальник института генерал-майор Николай Кечев высказался в том смысле, что вина Дмитрия очевидна: он самовольно оставил часть без уважительной причины. Поэтому его, мол, придется перевести из оркестра в обычную роту -- на перевоспитание. Тогда сын рассказал об инциденте с дирижером и о ротвейлере, живущем в казарме. Генерал поинтересовался: «Что ж ты раньше молчал?» И тут выяснилось, что незадолго до побега Дмитрия из части 20 музыкантов институтского оркестра, среди которых был и наш сын, написали по поводу собаки рапорта на имя начальника института. «А где же они?» -- спросил Кечев. А их, оказывается, просто спрятали под сукно. Генерал был возмущен. Прощаясь, он заверил нас, что примет надлежащие меры по наведению порядка в оркестре. Успокоенные, мы уехали домой.
Но, как выяснилось позже, с увольнением дирижера в институте не очень-то спешили.
-- В первый же вечер старший лейтенант Грабовский спросил у меня: «Ты собираешься дальше служить в оркестре и думаешь, что все это сойдет тебе с рук?» -- вспоминает Дмитрий Шевчук. -- Я же искренне надеялся, что руководство части действительно наведет порядок. Но моя дальнейшая жизнь превратилась в сплошные издевательства и избиения.
-- Почти каждый день мы звонили заместителю командира по воспитательной части полковнику Александру Дычко, -- говорит отец солдата. -- Он уверял нас, что руководитель оркестра старший лейтенант Грабовский уже уволен и проводит в части последние дни. Только мы начали понемногу успокаиваться в надежде, что дальнейшая служба сына сложится хорошо, как вдруг в начале ноября, то есть через месяц после возвращения сына в Харьков, к нам домой приехали военные: «Ваш сын опять самовольно оставил часть». Оказалось, что несколько дней назад Дима в чем был -- в камуфляжной форме, без шинели -- вышел после ужина из столовой и в казарму не вернулся. А на улице холод, по ночам заморозки! Мы расспросили офицеров, и оказалось, что дирижер служит как ни в чем не бывало…
-- Стали ждать, что сын придет домой, -- вздыхает, вспоминая о пережитом мать Дмитрия Галина Шевчук. -- Ночами не спали, выскакивали на улицу, услышав собачий лай. Но недели шли, а Димочки все не было. Как-то, отчаявшись, я сказала мужу: наверное, сына уже нет в живых. Каждый день звонили в часть, но и там ничего нового нам сообщить не могли…
Устав ждать, Галина и Владимир Шевчуки обратились в областной комитет солдатских матерей.
-- Я сразу сказала родителям Дмитрия: скорее всего, идет ваш сынок домой пешком, -- рассказывает председатель комитета Валентина Назарчук. -- За двенадцать лет моей работы в комитете солдатских матерей бывало, что мальчишки по месяцу добирались домой «на своих двоих», боясь выходить на проезжую часть и останавливать попутные машины. Родители Дмитрия Шевчука обратились в прокуратуру, комендатуру, штаб корпуса с заявлением о случившемся. Пообещали, что, если парень придет домой, скрывать этого не станут. Но, подчеркнули они, Дмитрий не дезертир. Уходя из части, где он терпел побои и издевательства, парень тем самым спасал свою жизнь.
-- Дима появился на пороге родного дома, когда мы почти потеряли надежду, -- говорит Галина Шевчук. -- Это произошло на 25-й день после его ухода из части. Сын пришел днем. В рваных штанах, в чужой перепачканной соляркой куртке -- в том, что дали добрые люди. Оказалось, Дима действительно шел пешком. Попутку не останавливал -- боялся, что, как в прошлый раз, поймают и вернут в часть. Ночевал в скирдах, поесть просил у людей. За три с половиной недели похудел на десять килограммов!
-- Тем временем в Харьковской военной прокуратуре по факту ЧП открыли уголовное дело, -- продолжает рассказ Валентина Назарчук. -- И когда Шевчук нашелся, следователь занял жесткую позицию: привозите его в Харьков, в Житомире никто с ним разбираться не будет. Хотя закон в таких случаях предусматривает возможность проведения допроса в прокуратуре по месту жительства. Однако добиться этого нам удалось с большим трудом. Уж как там, в части, хотели заполучить беглеца обратно! Оставшийся год Дмитрий дослуживал в 95-й аэромобильной бригаде, дислоцирующейся в Житомире, а документы его по-прежнему лежали в харьковском институте. Несмотря на приказ командующего сухопутных войск о переводе рядового в другую часть, из Харькова не прислали ни вещевого, ни денежного аттестата. Вещи для Дмитрия в бригаде собирали с миру по нитке. Ему не полагалось даже медицинского обслуживания. И лишь когда до увольнения Шевчука из армии оставались считанные дни, документы все-таки вернули.
Два месяца прошло с тех пор, как Дмитрий Шевчук, уволившись из армии, зажил спокойной гражданской жизнью. На этом, вероятно, все и закончилось бы, но после телевизионной передачи «Без табу», где Дмитрий рассказал о своих армейских злоключениях, эта история получила неожиданное продолжение. В Житомирский комитет солдатских матерей пришла молодая женщина, недавно оставшаяся вдовой, Наталья Коваленко. Вот что она сообщила:
-- Мой муж, майор Иван Коваленко, работал в отделе воспитательной работы Харьковского института танковых войск и занимался делом Дмитрия Шевчука. Именно он сопровождал его в Харьков после первого побега. Тогда я интересовалась, почему солдат убежал. И муж рассказывал мне: «Дирижер завел в казарме собаку и избивал именно этого солдата». Я возмущалась: «Как офицер может позволять себе такое?» А муж отвечал: «Этот дирижер в части чувствует себя королем… »
Когда Дима покинул часть второй раз -- дело опять досталось мужу. Мы общались по телефону не меньше чем пару раз в неделю (обстоятельства сложились так, что семья была временно разлучена: майор Коваленко служил в Харькове, а жена с сынишкой оставались в Бердичеве, по месту прежней службы Ивана. -- Авт. ). Я то и дело спрашивала: «Нашли солдатика?» -- «Нет, не нашли». -- «А что институт делает?» -- «Да ничего не делает». Последний раз Иван мне сказал: «У меня большие неприятности. Дело связано с пропавшим рядовым. » Подробностей никаких не сообщил, только добавил, что не знает, чем все это кончится…
Через несколько дней после этого разговора майор Коваленко… пропал! Ушел из дома на двадцать минут, отнести какие-то служебные документы, и не вернулся. Лишь четыре месяца спустя в полузатопленном карьере нашли его тело с… признаками насильственной смерти.
Связаны ли между собой эти две истории, предстоит установить харьковским правоохранителям, которые периодически то закрывают, то снова открывают уголовное дело по факту смерти майора Коваленко…
Чтобы выслушать точку зрения другой стороны, «ФАКТЫ» обратились в Харьковский институт танковых войск имени Верховной Рады Украины. Отвечая по телефону на наши вопросы, заместитель начальника по воспитательной работе полковник Александр Дычко рассказал:
-- Факты, что собака несколько дней жила в казарме и что старший лейтенант заставлял солдат носить еду для нее из столовой, подтвердились. В ходе проверки военной прокуратуры также выяснилось, что Грабовский действительно собирал со всех музыкантов оркестра по 3--10 гривен на ремонт студии. Однако все это выяснилось лишь во время расследования причин первого ухода рядового Дмитрия Шевчука из части. Никаких предварительных рапортов, о которых упоминали его родители, не было. Как только мы узнали о недозволенных поступках дирижера, ему было велено немедленно найти квартиру себе и собаке. Деньги, взятые Грабовским на ремонт студии, были возвращены оркестрантам. Старший лейтенант получил дисциплинарное взыскание, был лишен премиальных и единовременного денежного вознаграждения. Более того, он был даже направлен на военно-врачебную комиссию для определения пригодности к воинской службе. Хотя криминала в действиях Грабовского прокуратура не нашла, этот человек более не имел морального права руководить нашим оркестром. В декабре он был направлен дирижером в другую часть.
После возвращения в оркестр рядовой Шевчук ни разу не встречался со старшим лейтенантом Грабовским, поскольку обязанности дирижера уже исполнял совсем другой человек. Поэтому для второго ухода из части у Шевчука, на мой взгляд, не было никаких оснований. Просто у солдата была цель, в которой он признался еще в день присяги, -- служить поближе к дому, в Житомирской области.
Что касается несчастья, происшедшего с майором Коваленко… Могу сказать однозначно, что его исчезновение никоим образом не может быть связано со старшим лейтенантом Грабовским. Между ними не было ни служебных, ни личных отношений. Лишь единственный раз, расследуя первый побег Шевчука, Коваленко брал письменные объяснительные со всех членов оркестра, в том числе и с дирижера. А вторым побегом Шевчука, по факту которого прокуратурой было возбуждено уголовное дело, Коваленко уже не занимался.