В Киеве впервые прошла выставка фоторабот московской художницы
Екатерина Рождественская, Кука -- как нежно называл ее знаменитый отец, вызвала в Киеве маленькую бурю. Вернее, ее выставка фотопортретов знаменитостей «Частная коллекция». Кстати, Екатерина обещает, что в ее проекте скоро появятся и украинские звезды. Ждем-с. Легендарный отец Кати -- поэт Роберт Рождественский -- не дожил до звездного часа своей дочери. Впрочем, всегда ею гордился. А еще своей младшей дочерью Ксенией и любимой женой Аллой. Красивые женщины окружали великого поэта всю жизнь. Он хотел показать им Париж. Не успел. Теперь Екатерина Рождественская собирается сделать проект со звездами на сцене парижского кабаре «Мулен руж»…
-- Когда едем в Париж?
-- Увы. Пока это лишь мечта. Осуществить это довольно сложно. Сначала я хотела повезти в Париж пятнадцать участников моих проектов. Теперь, думаю, их надо сократить до… трех. Мне нравится делать подобные необычные проекты. Может быть, в следующий раз повезу наших в Голливуд. Представляете себе там Гурченко? Или Безрукова? Красота!
-- Такие сумасшедшие идеи приходят к вам по ночам?
-- Нет, ночью я сплю. А когда я все придумываю… Даже не знаю.
-- С чего все началось, помните?
-- С «Частной коллекции». Это было четыре года назад. Но тогда я фотографировала своих знакомых, неизвестных широкой публике. Просто они были на кого-то похожи. А потом уже появились знаменитости. И все пошло по нарастающей.
-- Первой была…
-- Ирина Аллегрова. Просто я с ней дружна. Она согласилась сразу, без долгих уговоров. Я предложила ей образ Нефертити.
-- Какая бы женщина отказалась от такого предложения?
-- Наверное, вы правы. Хотя первое время, где-то полгода, мне трудно было найти желающих сняться в моем проекте. По крайней мере, всегда приходилось долго все объяснять. А Ире, действительно, работа очень понравилась. Я сняла ее в профиль…
-- Неужели кому-то не нравились портреты в вашем исполнении?
-- Таких было немного. Вернее, одна. Певица и жена Михаила Державина Роксана Бабаян. Я предложила ей картину Головина «Испанка». Когда работа была закончена, мы встретились с Роксаной -- она была в гневе. «Это не молодая испанка, а старая армянка!» -- воскликнула она. По правде говоря, она была права. Но что я могла поделать?! Все еще до меня сделали родители Роксаны.
-- То есть если человек неизвестен…
-- Мне интересны все. Но! Человек может быть неинтересен публике, читателям «Каравана». И поскольку я уже подняла планку, надо ее держать. При этом я не могу расшифровывать, давать объяснения к фото, что за человека я снимаю. Его фамилия должна говорить сама за себя.
-- А если за него говорят его деньги?
-- Были люди, которые предлагали мне деньги. Много денег. Но… Дело в том, что если я один раз возьму деньги, то потеряю свое имя. А восстановить имя очень тяжело. Так что денег НЕ БЕРУ.
-- Не боитесь, что знаменитости однажды закончатся?
-- Раньше я действительно этого боялась. Но они не заканчиваются, и слава Богу! Появляются новые телезвезды, актеры…
-- Политики.
-- Я сняла лишь нескольких политиков. Эдаких шоу-политиков. Жириновского в образе царя Ивана Васильевича Грозного, Хакамаду. Они не боятся преображаться. Не трясутся за свое положение. Я не предлагаю сниматься людям с министерскими портфелями. Они не пойдут на это! Даже не хочется их лишний раз трогать. Правда, я предлагала сняться президенту России Владимиру Путину. Его пресс-секретарь ответил, что «Владимир Владимирович не готов». Ну что ж, подожду…
-- Валерий Меладзе долго входил в образ Сталина?
-- Самое интересное, что он сам захотел быть Сталиным. Я не стала возражать, тем более, что сходство, по-моему, потрясающее! Многие люди сами мне предлагают образы. Скажем, Ленин у меня -- Григорий Остер. Тот, что написал «Вредные советы». Я ему предложила совершенно другое. Что-то из средневековья. Но Григорий говорит: «Ты понимаешь, я хочу перевоплотиться в какую-нибудь знаменитость… » И мы пошли листать альбомы. Смотрим -- светится знакомая лысина, ленинская. «Давай вот это!» -- обрадовался Остер. Только в процессе работы пришлось его волосы совсем состричь. В общем, стал вылитым Лениным.
-- Вы не видите себя в каком-нибудь образе?
-- Я нашла одну картину, «Египтянка в балийском костюме». В общем, женщина в парандже. Но… Пока нет достойного фотографа. Не люблю никому доверять. Да и, по правде, сама еще к этой работе не готова…
-- Никогда не думали, какой образ подошел бы Роберту Рождественскому?
-- Папу я бы не трогала. Это святое. Зато на всех моих съемках бывает мама. У нас такой семейно-трудовой подряд.
-- Неужели дома работаете?
-- Раньше я действительно снимала дома. Но захламила всю квартиру. Наши звезды ходят обычно с целым эскортом. Телохранители, менеджеры, директора… Ужас! Народу было полно! Потом решила -- все, надо снять студию. Оформила ее очень по-домашнему. С диванчиками, абажуром, уютными креслами. А одну комнату в квартире отдала под библиотеку. Там у меня хранятся тысячи альбомов. Я их листаю, перелистываю. У меня даже образовались трудовые мозоли на двух пальцах правой руки…
-- Папа так и не узнал о вашем таланте фотографа?
-- Увы. Он не дожил до этого. Думаю, для него было бы шоком, что я вдруг стала фотографом! Художник-фотограф -- смешно!
-- Кем он вас видел?
-- Он думал, что я буду что-то писать, что я и делала довольно долго. Работала переводчиком. Вообще я хотела быть врачом. Но мои отношения с математикой оставляли желать лучшего…
-- Стихи не писали?
-- Только переводила. На самом деле, ничего выдающегося в моей биографии не было. Мне было очень скучно в последнее время. Муж, слава Богу, обеспечивал (он -- издатель журнала «Караван историй». -- Авт. ) Дети, дом… Шантажировала мужа: «Вот пойду работать… » Сидеть дома, распущенной, в халате -- занятие не для меня. Мне это казалось отвратительным! Чем я только не занималась… В основном все было связано с рукоделием, творчеством. Была фитодизайнером -- делала сады, причем тоже в своем стиле. Есть даже пара абажуров моего производства. Немного рисовала. Занималась интерьером. Потом вдруг купила фотоаппарат и стала снимать. Фотоаппарат, кстати, очень дорогой. Профессиональный. Снимающий на слайды. Надо было просто сделать шаг -- и все!
-- Как вы думаете, папа одобрил бы?
-- Надеюсь, что да. Он постоянно влиял на меня. Ежедневно. Нет, не воспитывал, не ставил в угол, не кричал. Своим отношением к матери, своим поведением, отношением к людям -- родным, чужим, любым, к делу…
-- к Родине…
-- Действительно, раньше говорили «к Родине». И это правда, что Роберт Рождественский относился к ней трепетно. Вот этим ежедневным присутствием в моей жизни, почти всегда молчаливым, потому что отец был очень молчаливый и скромный человек, он и воспитал нас. Я знала, что дома нельзя шуметь. Ходила все время на цыпочках, не играла в громкие игры. Папа работал, и это было святое. У нас был эдакий культ личности -- в хорошем смысле слова. Помню, иногда папа после долгой работы вдруг резко открывал двери своего кабинета, выходил, и мы понимали, что сейчас он будет читать стихи. Присутствовали при этом все, кто был в доме. Каждый мог делать замечания.
-- Вы пользовались этим?
-- Да, конечно. И папа очень прислушивался ко мне. Это тоже воспитывало. Если соглашался с моими замечаниями, потом показывал мне исправленный вариант…
-- Мама, как литературный критик, имела право голоса?
-- Конечно, она его критиковала. Но это случалось крайне редко. Не помню, чтобы когда-нибудь они спорили. У нас была тихая, спокойная семья. И есть… С другой стороны, отец обожал, когда к нам в дом приходили люди, были шумные, веселые, пьяные компании…
-- Роберт Рождественский дружил с Евтушенко, Вознесенским?
-- С Евтушенко они вместе учились в институте. Потом поддерживали отношения. Евгений Александрович довольно много сделал после смерти отца. Включил его в «Антологию советской поэзии». Но особой дружбы между ними не было. С Андреем Вознесенским он общался еще реже. Андрей Андреевич всегда держался особняком… Часто отцу приписывают дружбу с Беллой Ахмадулиной. Нет, нет. Это только кажется, что они все вчетвером ходили по улице. Не ходили. Они не враждовали, иногда встречались на каких-то вечерах, но не более того…
-- Лирические «Посвящения А. К. » в сборнике стихов Роберта Рождественского…
-- Это маме. Алле Киреевой. Отец посвящал ей стихи и до женитьбы, и после. История их знакомства не была для нас тайной. Да и собственно ничего необычного в ней не было. Познакомились в институте -- учились на одном факультете. Мама рассказывала, что отец не очень долго за ней ухаживал. Перед его обаянием трудно было устоять. Отец не любил особо распростроняться об интимных делах.
-- Он был способен на безумства?
-- Нет. Скорее, нет. Он был очень мягким, тихим, теплым человеком. Часто говорил, что любит маму, причем открыто, при детях -- это считалось нормальным в нашей семье.
-- Кто занимался хозяйством?
-- В основном бабушка по линии мамы. Она души не чаяла в отце. Это было очень трогательно. Часто бабушка оставляла отцу на столе записочки. Мы как-то нашли одну. «Ромочка, -- писала бабушка, -- если ты встанешь раньше меня, разбуди, я сварю тебе кашку»…
-- Папа был прихотлив в еде?
-- Абсолютно нет! В быту он был очень легким человеком. У отца была язва, поэтому специально для него варились кашки, супчики. А когда уезжал, в доме как бы все замирало…
-- Он часто путешествовал?
-- Да, и всегда вместе с мамой. Одно из воспоминаний детства -- аэропорт «Шереметьево». Я там часто их встречала и провожала. Помню аэропортские буфеты -- ужасные бутерброды и ожидание. Когда, наконец, родители помашут мне из-за стойки таможенников или что-то крикнут. А потом я ехала их встречать. Они всегда привозили море подарков. В целлофановых пакетах! Красивых! Что вы, это было такой радостью, такой роскошью!
-- Отец баловал вас?
-- Конечно! Он называл меня Кука! Из его уст это звучало очень нежно. Сейчас мне трудно сказать что-то такое, что могло бы поразить людей, но такого человека, как отец, я больше не встречала. Даже намека на его потрясающее отношение к людям, на его мягкость, интеллигентность, воспитанность…
-- Но ведь и в его жизни были сложные периоды. Это чувствовалось дома?
-- Естественно. В доме все сразу мрачнело. Отец больше времени проводил у себя в кабинете. Тогда -- шаг влево, шаг вправо -- расстрел. Но отец достойно выходил из сложных ситуаций, и до сих пор никто ничего не может ему припомнить. Отец всегда всем помогал, выбивал квартиры. Пробил первую книжку Высоцкого -- «Нерв»! Это было очень сложно.
-- Они были дружны с Высоцким?
-- В том-то и дело, что нет. Они были знакомы, и отец понимал, что это поэзия, а не просто бардовские песни. Он помог открыть музей Марины Цветаевой. Но никогда не говорил об этом. Даже стеснялся, когда его благодарили. И стихи напоказ не любил читать.
-- А петь?
-- Нет, что вы! Зато отец хорошо играл на баяне и фортепиано. Баян у нас в доме был раритетный. Немецкий. Родители отца были военными, долго жили в Германии. А папа закончил военно-музыкальное училище, играл на большой трубе. Не помню, как она называется. Такая большая, надевается через голову…
-- У вас трое сыновей. Чем они занимаются?
-- Младшему, Даниле, два года, старшему, Алеше, -- восемнадцать, средний, Митя, -- между ними. Ему скоро четырнадцать.
-- Вы строгая мама?
-- У меня с этим плохо. Меня-то хорошо воспитали, а я совершенно этого не умею…
-- Времени не хватает?
-- И времени не хватает. Потом, я же понимаю, что старший и средний -- уже взрослые. Мужики самостоятельные. А я хочу, чтобы было, как я хочу!
-- Стихи хоть кто-то из них пишет?
-- Нет, они вполне современные дети.
-- Значит, компьютер…
-- А как же! У старшего своя группа, он бас-гитарист. Ходит в компьютерный клуб. Даже занял в Праге восьмое место в Европе по чему-то там, связанному с компьютером. То есть я не знаю, что происходит с моими детьми! Средний разводит рыб -- маленьких карпиков. Из икры. Бог знает что происходит! Говорит, что в Москве откроет сеть магазинов «Живая рыба». Младший пока ничем не знаменит. Только начинает говорить. Думали, будет девочка, родился мальчик. Наверное, такая моя судьба. Без дочек жить…
-- Дедушка с внуками наигрался?
-- У него не было времени. Последнее время он болел, не было сил на это. После рождения старшего, Лешки, папа написал замечательную книгу -- «Алешкины мысли».
-- Вы жили отдельно?
-- Одно время жили все вместе, на одном участке, в Подмосковье, но в разных домах. А четыре года назад наш дом сгорел, и мы переехали в Москву. Это была страшная трагедия! У нас сгорело все. И папин баян, и архив отца. Я уже не говорю о деньгах, драгоценностях, но это совершенно неважно. Начало дымить за шкафами -- короткое замыкание, дым быстро разошелся, и в дом уже нельзя было войти, не потеряв сознания. Мы просто выбежали, в чем были -- в майках! После этого у меня, видимо, был стресс -- и я начала фотографировать! Надо было чем-то заняться, и я бросилась в это дело…
-- Помните последнюю встречу с отцом?
-- Не было последней встречи, я просто пыталась его реанимировать. Это была… (проглотив ком в горле. -- Авт. )… не та встреча! Папа был дома. Мама меня срочно вызвала. У него было давление 180 на 140… Потом выяснилось, что разорвался пищевод, когда ему делали искусственное дыхание, все внутри булькало… Сейчас я могу об этом говорить, раньше прямо заходилась.
-- Вам, наверное, все говорят, что вы очень похожи на отца. Даже родинка на лице…
-- Конечно. Толька она немного у неня сползла. У отца она была возле глаза.
-- Для женщины так гораздо пикантнее.
-- Да… Кстати, сестра тоже очень похожа на отца. Она младше меня на 12 лет.
-- Отец настоял на рождении второго ребенка?
-- Скорее, я.
-- ???
-- Мама с папой со мной советовалось. Помню, мама пришла и сказала: «Катя, может, у меня будет еще ребенок. Как ты считаешь, что мы должны сделать?» -- «Я должна подумать!» -- ответила я. На следующий день торжественно собрала родителей и заявила: «Давайте оставим». И родилась Ксения, которую я и воспитывала, потому что родителей часто не было дома. Ксения замечательно рисует, пишет очень хорошие стихи и прозу. Она замечательный критик. Правда, пишет под псевдонимом. Слишком требовательна к себе. Как все в нашей семье.
-- Вам не хочется иногда немного снизить планку?
-- Что вы! Это такое счастье -- все, что со мной сейчас происходит! Я сама себе придумала смысл -- не говорю о семье, это другое! -- жизни. Это как игра, в которую я играю с детства! Это счастье…
Благодарим журнал «Караван историй» за помощь в организации эксклюзивного интервью.