2 июля 1976 года в Киеве был открыт первый мемориал жертвам нацизма
Этот монумент мог и не состояться -- очень уж много политических и идеологических моментов усматривала власть в этом событии. В Советском Союзе «еврейского вопроса» не существовало, а ведь в Бабьем Яру расстреляли десятки тысяч евреев. Авторы памятника -- украинский скульптор академик Михаил Лысенко и два молодых скульптора Александр Витрык и Виктор Сухенко -- хотели сохранить историческую правду, но с ними особо не советовались.
О том, как создавался памятник жертвам Бабьего Яра, рассказывает единственный оставшийся в живых из его создателей -- житомирский скульптор Александр Витрык.
-- Когда я перешел на четвертый курс Киевской академии изобразительных искусств, -- рассказывает Александр Витрык, -- мой педагог, народный художник Михаил Григорьевич Лысенко, взял меня к себе в мастерскую. С ним уже работал мой двоюродный брат Виктор Сухенко. В 1968 году (я к тому времени закончил академию) был объявлен конкурс на памятник жертвам нацистов, расстрелянным в Бабьем Яру. Победили в нем мы -- Лысенко, Сухенко и я. И началась работа. Она тянулась около семи лет. Именно тянулась -- нам не давали работать. Памятник оказался «неходовым» -- не тем, который воспитывает в духе советской идеологии.
Чувствовалось, что «наверху» не хотели, чтобы этот памятник состоялся. Международные еврейские организации видели его именно как памятник евреям -- жертвам нацизма. Наши же настаивали на том, что в Бабьем Яру расстреливали советских людей. В худсовете при Минкультуры нас инструктировали так: расстрелянные евреи Родину не защищали, а безропотно шли на расстрел. Поэтому среди фигур мемориала должны быть солдаты, спортсмены, коммунисты и партизаны. А евреев показывать не следует. Мы на свой страх и риск пошли против рекомендаций худсовета и ввели в композицию фигуру старика-еврея, над которым склонилась плачущая девочка. Конечно, на первый план мы были обязаны вывести суровые лица коммунистов. Но, вопреки требованиям, считали своим долгом показать еврейскую трагедию в фигуре старика с девочкой.
… Здесь мы прервем рассказ Александра Павловича и обратимся к главному ученому секретарю Академии искусств Украины академику Михаилу Криволапову, который в те времена был начальником управления минкультуры УССР и непосредственно курировал скульпторов.
По словам Михаила Александровича, когда проект Лысенко-Сухенко-Витрыка был представлен на Политбюро, весь его состав, включая тогдашнего первого секретаря ЦК КПУ Петра Шелеста, потребовал убрать плачущую фигуру вверху скульптурной группы и девушку, склонившуюся над мертвым стариком-евреем. Понятно, что такая «редактура» полностью разрушала композицию и идею памятника… И вот в начале семидесятых ситуация резко изменилась -- в американской прессе появились публикации о том, что руководство СССР искусственно тормозит работу над памятником в Бабьем Яру, а еврейские организации США даже начали сбор пожертвований для создания золотого памятника расстрелянным там евреям. 4 октября 1972 года Политбюро во главе с первым секретарем ЦК КПУ Владимиром Щербицким утвердило проект полностью.
-- После нескольких лет застоя работа над памятником оживилась, -- продолжает Александр Витрык. -- В начале 70-х наметилось потепление в отношениях между СССР и Западом. Когда в Киев приехала делегация из США, ее члены поинтересовались у первого секретаря Компартии Украины Щербицкого о ходе работы над мемориалом. Тот в свою очередь поинтересовался этим у функционеров Минкультуры. Там засуетились.
Весной 1972-го нас вызвали в ЦК и дали команду срочно продолжить работу над мемориалом (к тому времени Михаила Григорьевича Лысенко уже не было в живых). Для нас начались жуткие времена. Переходная модель была готова -- надо было ее воплощать в бронзе. Нас поселили в экспериментальных мастерских недалеко от Бабьего Яра, дали раскладушки, чтобы мы вообще оттуда не выходили. Работать приходилось день и ночь. Вышестоящие товарищи понимали творчество как производственный процесс -- если мы сутками будем стоять возле памятника, то сделаем больше. Даже поставили возле мастерских охрану, одной из задач которой было никуда нас не выпускать. Помню, как у дверей появился вооруженный милиционер… Мы в тот день решили, как обычно, съездить пообедать на моем автомобиле. Но охранник отказался нас выпускать. Только когда увидел на моем «Запорожце» житомирские номера, отпустил нас пообедать. Оказалось, он тоже был житомирянином.
Чтобы не клонило в сон от усталости, мы пили кофе, причем с каждым днем все крепче и крепче и в конце концов перешли на густую кашицу из молотых кофейных зерен. Тем не менее спать хотелось постоянно. Но нас, тогда совсем еще молодых скульпторов, воодушевляло то, что мы создаем крупный памятник в самой столице… И работали практически круглые сутки. Наступила осень, в мастерских был страшный холод. Виктор простудился, у него отказали ноги, а потом и руки. Он на всю жизнь остался инвалидом.
-- Когда памятник был уже отлит в бронзе и лежал по кускам в Бабьем Яру, -- продолжает Александр Павлович, -- нам позвонили из КГБ и сказали: «К вам едут представители Ассоциации британских евреев. Что говорить, как говорить, думайте». Приехали главный раввин ассоциации с переводчиком, кинооператоры, представители местных еврейских общин. И оказалось, что очень кстати мы не послушались членов худсовета и оставили фигуру старика-еврея с девочкой. Все вместе мы поехали в Бабий Яр, раввин прочитал молитву у фигуры старика. Он был очень тронут. После отъезда делегации снова раздался звонок из КГБ -- нас похвалили.
А сверху продолжали подгонять. Завотделом культуры ЦК Петр Тронько буквально на коленях умолял: «Ребята, спасайте! Вот бумага, пишите, что нужно: машины, квартиры, деньги, звания. Все будет!» Обещания так и остались обещаниями. Да и, собственно, что он мог сделать?! Коллеги нас поздравляли, все были уверены, что нас ожидают звания и якобы соответствующее письмо из ЦК уже есть. В итоге -- ничего.
После открытия памятника только Виктор получил квартиру в Киеве -- у него была жена киевлянка и столичная прописка. А мне из горисполкома пришла бумажка, в которой сообщалось, что мне квартира в столице не положена, так как я прописан в Житомире.
Пятьдесят тысяч рублей гонорара нам дали на троих -- мне, Виктору и наследникам покойного Лысенко. Но за годы работы над памятником мы свой гонорар почти полностью проели, и я, даже продав свой «Запорожец» и присовокупив к выручке то, что осталось от гонорара, не смог купить «Жигули», о которых мечтал. Не хватило денег. А в парторганизации, где я состоял, даже скандал учинили по поводу большого гонорара: какое я имел право столько зарабатывать!
-- Открывали памятник не в годовщину расстрела -- не в сентябре, а в июле, в мертвый сезон, -- вспоминает внучка академика Лысенко, искусствовед Людмила Лысенко. -- Было очевидно стремление властей к тому, чтобы это событие не получило громкой огласки. Чего же все-таки власти стыдились?..
-- В день открытия памятника, после торжественного митинга, -- продолжает Александр Витрык, -- Тронько подошел к нам и сказал: «Будете отмечать открытие, не забудьте меня пригласить!» Однако на официальный банкет по случаю открытия мемориала нас даже не пригласили. Забыли. Кстати, и в прошлом году, по случаю пятидесятой годовщины трагедии в Бабьем Яру, я ни разу не услышал имен авторов памятника. В то время как вспоминали всех: кинематографистов, писателей, архитекторов.
Недавно отмечали годовщину форсирования Южного Буга советскими войсками в районе села Ковалевка Николаевской области. В 1975 году там был установлен монумент, который мы создавали вместе с моим покойным братом Виктором. Сколько буклетов было издано, сколько телепередач показано! А об авторах -- ни слова.
Виктор умер три года назад. Он тяжело переживал свою беспомощность, особенно когда над его семьей нависла самая настоящая нищета. И чтобы не быть обузой для близких, три года назад добровольно ушел из жизни. Он увековечен в памятнике в Бабьем Яру -- послужил моделью для обнаженной мужской фигуры.
А лидером нашей авторской группы был, конечно, Михаил Григорьевич Лысенко. Я понял, что такое скульптура, только работая с ним. Рисовать и лепить можно научить практически любого, но вот чувство композиции дано лишь некоторым -- это откровение, и оно посетило меня благодаря моему наставнику.
… В жизни Александра Витрыка есть еще одна страничка -- политическая.
-- Одним из основателей демократического движения в Житомирской области был мой кум Яков Зайко, будущий депутат Верховной Рады первого созыва, -- рассказывает он. -- Однажды, кажется, это было в восемьдесят седьмом, ко мне подошел один «куратор» из обкома партии и предложил посещать собрания, а потом информировать о том, что там происходит, «соответствующие органы». Я отказался, а Якову рассказал о таком предложении. Он отреагировал на это спокойно (тогда уже страх перед КГБ начал проходить), а мне предложил поучаствовать в работе политической организации. Но вскоре я понял, если нет политического таланта, лучше этим не заниматься -- дров можно наломать. Все-таки художник должен оставаться художником. Это вся моя политика.