Известному театральному режиссеру, заслуженному деятелю искусств Украины и политику исполнилось 65 лет
Леся Танюка с полным правом можно отнести к «старожилам» украинского парламента -- на законодательной ниве он уже четвертый созыв подряд. И, видимо, это дает основания некоторым театральным критикам утверждать: Леся Танюка, мол, украла у театра политика, дающая большую популярность, чем театр. Однако бывший «запрещенный режиссер» не забросил творчество. И тому подтверждением -- недавняя презентация в честь юбилея трехтомника произведений Леся Танюка, а также библиография «Лесь Танюк. Ипостаси».
«Иногда мне кажется, что он чересчур умен и дисциплинирован как для человека искусства», -- писал о Танюке известный критик, -- «возможно, он и политику считает грандиозным театром». Сегодня мало кто вспомнит, что Лесь Степанович был одним из тех, кто возглавил сопротивление ГКЧП в столице Украины. Тут уж скорее был театр абсурда. «Сообщение о создании в Москве ГКЧП я услышал по радио и сразу поспешил в Верховную Раду. Киевский штаб по борьбе с путчем мы создали уже спустя четыре часа после первого сообщения ГКЧП, -- рассказывал в одном из интервью Лесь Танюк. -- В гостинице «Москва», где я жил тогда, прямо напротив моего был номер Вячеслава Чорновола. У него -- компьютер, у меня -- факс. Еще один штаб был у Александра Емца и Владимира Филенко.
Мы начали связываться с Прибалтикой, Москвой, Ленинградом. Президент Грузии Звиад Гамсахурдиа передал нам обращение к главам государств мира с осуждением путча… » В фойе гостиницы «Москва» (теперешняя «Украина». -- Авт. ) постоянно собиралось тогда много людей, обменивались мнениями, передавали листовки. И вдруг появляется человек, по словам Танюка, «совершенно гэбэшной наружности», который просит «не нарушать гостиничный порядок». Далее состоялся такой диалог: «Простите, а вы кто?» -- «Я -- никто!» -- «А я -- Танюк! Так не пошли бы вы… » Далее пришлось употребить крепкое словцо. Словом,
… Еще с юности у Танюка сложились сложные взаимоотношения с представителями власти в лице «компетентных органов». Мало кто знает, что в детские годы Лесь попал в немецкий концлагерь, куда отправили его семью после провала подполья. Но даже в годы так называемой хрущевской «оттепели» в жизни Леся Степановича далеко не все складывалось гладко, как, наверное, бывает со всеми по-настоящему творческими людьми. В далеком 1962 году созданный на базе театрального института и возглавляемый Лесем Танюком Клуб творческой молодежи, организовал вечер памяти Леся Курбаса.
Леся Курбаса -- создателя национального модерного театра, известного больше как «украинский Мейерхольд» и расстрелянного в советском ГУЛАГе, Лесь Степанович боготворит всю жизнь, причем боготворит настолько, что взял себе его имя, хотя по паспорту Танюк -- Леонид! Так вот, прошедший в Октябрьском дворце вечер имел столь ошеломительный успех, что богемная молодежь, идя по Крещатику с зажженными факелами, буквально на руках несла Леся Танюка.
Однако не все сочли таким уж «большим успехом» вечер молодого театрального режиссера: вскорости поступила директива «сверху» -- за национализм исключить Танюка из комсомола! В те годы это было смерти подобно. Танюк и его супруга, тогда начинающий театровед Нелли Корниенко, остались без работы.
Нелли Корниенко, работавшая инструктором идеологического отдела горкома комсомола, по долгу службы должна была «фильтровать» нелояльные к власти либо «националистические» постановки молодых режиссеров или студентов-дипломников творческих вузов. Но случилось непредвиденное -- она сама увлеклась страстно влюбленным в жизнь и в театр, эрудированным Танюком. Через два месяца после увольнения со скандалом из горкома комсомола Нелли и Лесь поженились.
По воспоминаниям самой Нелли Николаевны, Танюк влюбился в нее почти с первого взгляда. «Когда я пришла к ним в театральный институт -- блондинка в белой шубе, на высоких каблуках, да еще и умно говорила, тут он был сражен», -- рассказывала в интервью «ФАКТАМ» Нелли Корниенко. Правда, некоторые приятели советовали Танюку не жениться на Нелли, а «взять ее в любовницы», поскольку жениться, по их мнению, нужно все же на галичанке.
Однако преклонение Танюка перед женщинами сразило наповал его будущую супругу, которая поначалу не очень-то и хотела официально расписываться, считая, что нужно быть вместе, покуда жива любовь. На счастье, Лесь оказался однолюбом и всегда говорил: «Даже если буду умирать, мне всегда хватит минут, чтобы встать перед женщиной на колени».
В день свадьбы Леся и Нелли их театральные друзья не смогли удержаться, чтобы не схохмить по-театральному. «Когда мы выходили из загса, увидели огромную толпу, несущую неимоверных размеров плакат с надписью: «Отак загинув Танюк» (Лесь в это время ставил спектакль «Отак загинув Гуска» по Кулишу), -- вспоминала супруга Леся Степановича. -- Осыпали нас пшеницей и на комсомольские взносы (денег-то не было) пошли есть мороженое».
Потом началась черная полоса в их жизни. Куда бы ни приезжал режиссер Танюк -- в Одессу, Львов, Харьков -- нигде для него не было работы, а его спектакли закрывали. Некоторые театральные критики не без ехидцы сегодня вспоминают, что якобы сам Танюк специально провоцировал чиновников от культуры своими въедливыми фразами закрывать его спектакли, -- мол, запреты и создавали славу. Так это или нет, судить сложно. Действительно, авторство выражения «В Украине есть два национальных бедствия -- Бабий Яр и Бабий-чук» (тогдашний министр культуры. -- Авт. ) приписывают именно Лесю Танюку. Министр приехал в Харьков, где опальному режиссеру все же удалось поставить в местном театре пьесу «В день свадьбы» Розова, и запретил играть спектакль -- «за национализм».
По счастливой случайности в день премьеры в Харькове проходила всесоюзная конференция театральных критиков, части из них спектакль настолько понравился, что Танюк получил приглашение на работу в Москву. Причем украинского режиссера пригласили сразу четыре московских театра! Не будь у Танюка столь свободолюбивого и волевого характера, его творческая судьба в Москве сложилась бы иначе. Но тут он подписывает письмо против начавшихся политических процессов 70--80 годов. Режиссера таскали по инстанциям, требовали отказаться от своей подписи, чего он, естественно, не сделал и… снова остался без работы.
В период «московского безденежья» семье Танюка помогал академик Андрей Сахаров. «Андрей Дмитриевич умел в трудную пору поддержать очень ненавязчиво и тактично, -- вспоминал Лесь Степанович. -- Я был очень удивлен, когда в час опалы мне начали поступать предложения из того или иного журнала написать статью. Оказывается, это организовывал Андрей Сахаров, узнав о моем материальном положении».
Квартиры в Москве у Леся Танюка и его супруги тогда не было, они жили, по воспоминаниям Нелли Корниенко, в маленькой ложе Центрального детского театра. Чуть позже, когда режиссер все же получил двухкомнатную квартиру, у него останавливались многие диссиденты, идя «с посадки на посадку» или по дороге на свидание в тюрьму: семьи Чорновола, Свитлычного, Караванского, Василь Стус, Оксана Мешко и многие другие…
Среди тех, кому так или иначе помогал Лесь Танюк, был и поэт-песенник Юрий Рыбчинский: «Первым моим учителем в поэзии стал Лесь Танюк, я был школьником, а он -- студентом режиссерского факультета театрального института. Лесь уделял мне очень много времени, объяснял, как надо писать, на что обращать внимание. Трудные времена, когда запрещали мои песни, мне помогли пережить друзья, и среди них Лесь Танюк и жена его Нелли».
Перспектива остаться в Москве, где ему, безусловно, удалось бы реализоваться в полной мере, не вдохновляла Леся Танюка, все время тянуло на родину. Поэтому Лесь Степанович писал в Киев письма, на которые получал стандартный ответ: вакансий режиссеров нет. И девизом его жизни стала фраза: «Коль ветра нет, надо грести руками».
Когда грянула Чернобыльская катастрофа, все, кто мог, бежали из Киева, а Танюк, наоборот, спешил в Украину. Из «московской эмиграции» Танюк вернулся, окруженный ореолом диссидентства, и вскорости возглавил Молодежный театр, вокруг которого сплотился интеллектуальный цвет столицы Украины.
И вдруг на подмостках Молодежного Танюк ставит два подряд спектакля по публицистическим, насквозь советским произведениям Михаила Шатрова! Многие в то время от него отвернулись, разочаровались, посчитав Танюка сломленным системой. Мудрый стратег Танюк, можно сказать, расчищал таким образом путь пьесам своего второго (после Курбаса) кумира -- Миколы Кулиша.