Трижды дело об убийстве кассира одной из столичных валюток суды возвращали на доследование -- вместо того, чтобы освободить человека, вину которого доказать не удалось
Василий не выносит боли. Шестилетним мальчиком отец-комбайнер взял его с собой на поле. В поле комбайн загорелся, и на Васю выплеснулось горящее машинное масло. 60 процентов кожи ребенка были обожжены, за его жизнь долго боролись врачи и родители. Спасли, но одна рука усохла. С тех пор Василий, красивый, высокий спортсмен-легкоатлет, даже в жару носит рубашки с длинными рукавами. Никогда и не подумаешь, что было в его жизни такое испытание. А боль после перенесенного в детстве терпеть не может. Поэтому, когда два с лишним года назад его задержали по подозрению в убийстве коллеги и допросили с пристрастием, он признался в том, что убил Ларису. С тех пор уже три раза суды различных инстанций пытались найти в деле доказательства его вины и, не находя их, отправляли дело на доследование. Когда в июне Киевский апелляционный суд рассматривал апелляцию прокуратуры Шевченковского района столицы, не соглашавшейся доследовать дело, сотрудница прокуратуры позицию своего ведомства объяснила тем, что прошло два года и собрать требуемые судом доказательства уже невозможно.
Ранним утром 14 апреля 2001 года была убита Лариса Остапенко, кассир киоска по обмену валют, находившегося возле Центральных железнодорожных касс на бульваре Шевченко в Киеве. Перед смертью девушку били по голове камнем, а потом задушили шнуром от электроприбора. Наличные (гривни, марки и доллары), которые были в киоске, исчезли. Возле дверей обменного пункта нашли ключ от связки, принадлежавшей убитой, и окурок сигареты. А дома остались сиротами двое детей, младшему из которых исполнился всего годик. Достаточно быстро следствие установило, что в 8. 15--8. 20 утра к кассиру заглядывал Василий Колесников, технический работник, ранее обслуживавший компьютерную технику фирмы, которой принадлежал обменник. Версия начала выстраиваться. Колесникова очень быстро задержали, и уже через сутки он написал явку с повинной, хотя сразу же указал в ней, что писана она под нажимом и под диктовку оперативников. Его жена Тамара, работавшая с ним в одной фирме, сходила с ума, когда муж не пришел ночью домой, и только когда к ней пришли с обыском, выяснилось, что случилось.
-- С первым адвокатом мужу не повезло, -- вспоминает Тамара Колесникова. -- Он говорил Васе: «Не надо отказываться от своих показаний -- будет намного хуже и тебе, и твоей семье». А позже этот человек, считающий себя адвокатом, еще и давал свидетельские показания против мужа, своего бывшего клиента.
И до суда, и на судебном заседании Колесников утверждал, что сотрудники районной милиции били его, принуждая к самооговору. Василий узнал одного из особо усердствовавших -- тот присутствовал на одном из судебных заседаний. Увы, ни во время досудебного следствия, ни в суде на заявления Колесникова никто не реагировал и проверку не проводил. По его словам, кроме побоев, ему еще и угрожали тем, что с женой и дочкой может что-то случиться. Из-за этих угроз они даже на время переселялись к родственникам.
Суды у нас вообще-то независимы и наделены теперь массой полномочий. Они могут принять решение об аресте, о возбуждении или закрытии уголовного дела, о защите свидетеля, наконец. И в СБУ существует подразделение, призванное этого свидетеля охранять. Конечно, если соответствующее решение будет принято. В деле об убийстве Ларисы Остапенко тоже была свидетельница, показания которой «не вписывались» в выстроенную следователями линию. По их версии, убийство произошло в 8. 30. Но уборщица железнодорожных касс точно помнила -- и в суде об этом рассказывала! -- что говорила с Ларисой в 8. 45--8. 50!.. После этого к уборщице на работу пришли незнакомцы и под страхом смерти потребовали изменить показания. Веря в то, что ее защитят, женщина написала в суд жалобу и попросила защиты. Но ни суд, ни правоохранительные органы на ее заявление не отреагировали. И когда дело в очередной раз передавалось на доследование, уборщица «прозрела» и вспомнила, что разговаривала с Остапенко в 8. 10--8. 15. Правда, с 8. 09 до 8. 20 Лариса не выходила из киоска и ни с кем не общалась, потому что проводила операции с валютой в своем помещении. Это подтверждается реестром и квитанциями. А другая свидетельница слышала вздохи и шорох за закрытой дверью киоска между 9. 30 и 10. 00. Но на это следователь внимания уже не обратил.
Загадок при расследовании этого дела хоть отбавляй. Чего стоит хотя бы то, что на изъятой 16 апреля у Колесникова одежде при первом осмотре специалист-эксперт Сикорская не обнаружила пятен крови? Но ее вывод об этом исчез из дела, как с запечатанного ею 19 апреля пакета с одеждой исчезла ее печать. Зато появилась печать оперуполномоченного Коваля -- якобы от 16 апреля. Это значит, видимо, что пакет пришлось распечатывать и опечатывать вновь. Может ли после этого вызывать доверие вывод некой Костылевой (даже не эксперта, а стажера, не имевшего права подписывать выводы экспертизы!) -- уже о том, что на одежде Василия обнаружены пятна той же группы крови, что и у убитой. Тем более, что пробирки с кровью Ларисы хранились неопечатанными, а к моменту суда уже и сама одежда подсудимого, служившая вещдоком, исчезла. Не многовато ли нестыковок?
Суд, конечно, обращал внимание на все эти и многие другие несуразности -- не мог не обратить. Недаром ведь Киевский апелляционный, а позже районный Шевченковский и снова апелляционный суды настаивали на дополнительном расследовании. И всякий раз после этих судебных решений у Колесниковых зарождалась надежда, что дело-таки расследуют и обвинение с Василия снимут. Прокуратура упорствовала, не выполняя вполне конкретные указания судов, подавая апелляционные и кассационные жалобы, которые не находили отклика в судах различных инстанций.
А Колесников сидел в СИЗО, в том числе пару месяцев и незаконно, без «оформления». Его 12-летняя дочь, тяжело пережившая арест отца, маялась тяжелейшими головными болями, причину которых врачи не могут установить, а жена металась между несколькими работами, чтобы тянуть семью и помогать мужу. Нормальная жизнь казалась им безвозвратно утерянной. И при этом на каждом судебном заседании Тамара слышала, что ее Василий убил Ларису, потому что состоял с ней в интимной связи и она-де начала шантажировать его. Мол, расскажу все жене, если не женишься. Такой вот мотив преступления был придуман следствием.
Деньги же, исчезнувшие из кассы, Василий якобы взял для отвода глаз -- чтобы инсценировать убийство из корыстных побуждений, а потом… выбросил их в контейнер для мусора! И ничего, оказывается, особенного, что связь Колесникова с Остапенко ничем и никем не подтверждалась и что денег тех не нашли. (Откуда только вообще взялся этот контейнер?) Зато красиво. Как в детективах. Не так, конечно, как у Донцовой, но тоже малоправдоподобно и психологически не выверено.
-- Ни в его вину, ни в его измену я не верю, -- говорит Тамара Колесникова. -- И потому, что хорошо знаю Васю и доверяю ему, и потому, что у нас много общих знакомых, ничего подобного не замечавших. И все они знают: у Ларисы был другой. Искал ли кто его? Проверял ли его алиби?
Дело в очередной раз направлено на доследование. Казалось бы, раз не удается доказать вину подсудимого -- принимайте соответствующее решение. Но решимости сделать это суду не придают ни мнение председателя Верховного суда Украины Василия Маляренко о пагубности подобных направлений на дополнительное расследование, ни основополагающий правовой принцип, в соответствии с которым все сомнения трактуются в пользу обвиняемого, ни мысль о том, что два с половиной года в СИЗО сидит человек, чья вина не доказана в суде.
P. S. Виктор Шулеско, один из следователей по делу Колесникова, вместе с коллегой выполняют сейчас указания суда, проводя дополнительное расследование. До конца июля они намереваются передать дело в суд и надеются, что на этот раз он сделает окончательные выводы.