40 лет назад первым секретарем ЦК Компартии Украины стал Петр Шелест
Официальной тишине цэковских кабинетов первый секретарь ЦК КПУ Петр Шелест предпочитал рабочие поездки по Украине и встречи с людьми. Как правило, в такие командировки Петр Ефимович отправлялся на правительственной «Волге» в сопровождении порученца. Бывшему первому секретарю Полтавского, Ивано-Франковского и Николаевского обкомов Якову Погребняку не раз приходилось принимать партийного руководителя республики, о чем он и рассказал «ФАКТАМ».
-- На всю жизнь запомнил, как Петр Ефимович приезжал на зимнюю охоту в Ивано-Франковскую область, -- рассказывает Яков Погребняк. -- Есть такое местечко в низине Карпат, где охотились на медведя все первые секретари республики: Леонид Мельников, Алексей Кириченко, Николай Подгорный.
После звонка из Киева о том, что у нас собирается поохотиться первый секретарь ЦК Шелест, я, тогда первый секретарь Ивано-Франковского обкома, привлек к подготовке этого мероприятия егерей. Десять дней они возили по горным тропам привяленные куски конины весом 5-6 килограммов, оставляя мясо на поляне неподалеку от охотничьей сторожки. Дело в том, что перед залеганием на зиму медведи всегда стараются наестся досыта. На прикорм зверя, начавшего регулярно появляться около пяти часов вечера на поляне, уже израсходовали половину лошадиной туши, когда в Ивано-Франковск приехал первый секретарь ЦК.
В охотничий домик Петра Ефимовича сопровождали порученец и я. Стоим в напряжении. Я молю Бога, чтобы зверь пришел, не то еще первый секретарь ЦК КПУ подумает: «Какой из него руководитель, если медведя не может организовать?» Услышав треск ветвей, облегченно вздохнул. А порученец, наоборот, вскинул наготове пятизарядный карабин -- бывали случаи, когда раненый зверь бросался на людей. Но медведь, выйдя на поляну, вдруг покрутил головой туда-сюда и ушел в горы.
Все растерялись. Ситуацию прояснил лесник: «Мы ведь стояли в том же направлении, что и медведь, и ветер донес до нас запах перегара. Разве вы не знаете, что зверь чует его за версту?» Первый секретарь ЦК повернулся ко мне: «Ты сегодня пил?» -- «Я же вместе с вами обедал!» Он к охраннику: «А ты?» -- «Только немножко пивка» (был такой грешок у парня: только отлучится -- сразу же выпьет). Тут, конечно, Петр Ефимович отвел душу: «Да как же ты мог? Я специально выкроил время на охоту, а ты, дурья башка… »
Руководитель республики решил остаться ночевать в Ивано-Франковске, чтобы на следующий день еще раз попробовать добыть медведя. Настроение у него было еще то, поэтому на следующий день в сторожку нас уже не взял, сказал как отрезал: «Буду один!»
В сумерках видим, что-то напролом прет с горы -- опять медведь пришел. Как только он начал есть, я подумал: «Стреляй скорей, Господи, подмогни!» Когда Петр Ефимович двумя выстрелами уложил зверя, у меня наступила эйфория. Первый секретарь ЦК остался очень доволен охотой, а я -- тем, что за ужином под хорошее настроение подписал у него целый ряд просьб.
Медвежью шкуру Петр Ефимович оставил себе, тушу сдали на киевский мясокомбинат. Там медвежатину смешали со свининой и говядиной и приготовили сухую колбасу. Две палочки прислали и мне в Ивано-Франковск. Когда Петр Шелест поинтересовался, понравилась ли мне колбаса, ответил: «Спасибо, очень вкусная». Хоть сам еще не забыл, каких переживаний стоило мне это мясо.
-- Партийный руководитель Украины был доступным человеком, -- продолжает Яков Петрович. -- Никакой позы или высокомерия. Впервые я, 35-летний первый секретарь Полтавского промышленного обкома, принимал в 1963 году секретаря ЦК КПУ по промышленности Шелеста на Кременчугском нефтеперерабатывающем заводе. Петр Ефимович сразу же нашел общий язык со строителями, расспрашивал их о расценках и работе техники, спускался с ними в котлован.
Обедали мы тут же, в рабочей столовой, хотя в другом месте Петра Шелеста ждал начальственный обед. Правда, в очереди не стояли, но на раздаче первый секретарь ЦК КПУ несколько раз оборачивался ко мне и спрашивал, почему мало овощей и фруктов, неужели Полтавская область такая бедная? За уху (тогда как раз был рыбный день), второе и салат Петр Ефимович заплатил около рубля, не позволив мне рассчитаться за него.
Сразу же после обеда выехали в Полтавскую область. По пути водитель почувствовал себя неважно. Возможно, сказалась усталость: сел за руль в Киеве, проехал Николаевскую и Кировоградскую области, а дороги тогда были не чета нынешним. Петр Ефимович спросил подчиненного: «Тебе плохо? Тогда садись на мое место» -- и сам повел машину.
Не было такого лета, чтобы Шелест не проехал по самым хлебным областям: Днепропетровской, Одесской, Херсонской, Запорожской, Николаевской, которые сдавали государству по миллиону и более тонн зерна. Петр Ефимович любил остановиться на дороге, выйти из машины и пройтись по краю поля. Пшеница стояла плотной стеной -- брошенная шляпа не проваливалась! Работающие ряды комбайнов придавали картине схожесть с танковым сражением. От увиденного захватывало дух!
В полдень к запахам спелой пшеницы и нагретой солнцем земли добавлялись ароматы еды, приготовленной на полевых кухнях. Петр Ефимович давал команду сворачивать с трассы к колхозному стану. Я представлял гостя механизаторам: «Это наш первый секретарь». В ответ слышалось: «Знаем-знаем, по портретам!» Петр Ефимович тут же переходил на украинский язык: «Хочемо у вас пообiдати. Ви не проти?» -- «Та нi, у нас борщу та кашi вдосталь… »
За длинным столом помещалось человек пятьдесят. Вместе с секретарем райкома и председателем колхоза мы усаживались на свободные места. Никакой колбасы, бутербродов или спиртного не было. Нам передали алюминиевые миски с борщом и кашей, заправленными поджаренным салом. Шелест по-мужицки аппетитно съел порцию, до дна выбирая алюминиевой ложкой остатки: «Ничего не должно оставаться!» Иногда просил добавки: ему очень нравился николаевский борщ. «Ви що, спецiалiсти?» -- с улыбкой обращался республиканский руководитель к поварихам. «Та якi ми спецiалiсти. Ми ж не столовськi. Для своїх чоловiкiв завжди так готуємо», -- и молодицы показывали рукой на своих загорелых мужей-механизаторов.
После обеда Петр Ефимович довольно похлопывал себя по животу: «Хорошо!.. Теперь давайте смотреть ваше хозяйство». И начинал расспрашивать обступавших его колхозников: «Сколько вам теперь перепадет пшеницы? Сколько ты живности держишь? Почему без коровы?», зная, что треть общего вала мяса и молока давало село.
Летом головной болью руководства республики становилось распределение собранного урожая. Тогда Украина в среднем получала 40 млн тонн зерна, из которых 7 млн тонн обеспечивали спрос населения, часть оставляли на корм скоту, в посевной фонд и резерв. Обычно хороший хозяин держал запас зерна на два года. Ведь год на год по погодным условиям не похож. И вот по этому-то поводу у Киева возникали основные разногласия с Москвой.
При рациональной норме потребления мясопродуктов 83 кг на человека в год в советской Украине этот показатель равнялся 70 кг (сегодня по официальным данным ЦСУ -- около 30 кг). В Польше получалось 85, в США -- 120 кг на человека. Поэтому руководство республики настаивало на собственных запасах зерна, гарантирующих стабильное поголовье скота. Исходя из этого регулировалось потребление продуктов животноводства и доля поставок в союзный фонд.
-- Летом 1971 года, -- вспоминает Яков Погребняк, -- во время совещания секретарей ЦК (тогда я уже работал в Киеве) в кабинете Шелеста раздался звонок правительственной связи. Петр Ефимович поднял трубку: «Здравствуй, Леонид Ильич!» Выслушав генерального секретаря, произнес: «Столько сдать хлеба у нас не получится: зима и весна были очень плохие».
Видимо, на другом конце провода продолжали настаивать, потому что первый секретарь ЦК КПУ ответил: «Ты, Леонид Ильич, как хочешь, но я такой команды в Украине не дам!» И тут же мы услышали гудки отбоя -- Брежнев без «До свидания!» положил трубку. Побагровевшие лицо и шея Шелеста свидетельствовали о его нервном напряжении. Возвратившись за стол для совещаний, первый секретарь упрямо повторил: «Пусть в Москве думают обо мне что хотят, а мы не можем выполнить такой план и подорвать свое животноводство!»
К этому времени между генсеком и первым секретарем ЦК КПУ отношения испортились. Это в 1964-м Брежневу был нужен голос партийного руководителя Украины за отставку Хрущева. Никиту все побаивались -- а вдруг бы он повернул сценарий пленума, как в 1957-м? (Тогда Молотов, Каганович, Маленков выступили против главы СССР, но Хрущева поддержали остальные участники пленума. ) Поэтому на расширенном Президиуме ЦК КПСС 1964 года Шелеста, как тяжелую артиллерию, выпустили первым с критикой Хрущева. Мне рассказывали, что Никита Сергеевич, не ожидавший такого выступления, просто глаза вытаращил на украинского лидера. С тех пор Петр Шелест и пришедший к власти Леонид Брежнев были на «ты».
В последний год, накануне перевода Петра Шелеста в Москву, чувствовалось, что он теряет свой политический вес. Раньше ведущая часть украинского Политбюро к первому секретарю больше прислушивалась, а теперь Петр Ефимович замечал другое: «Знаю-знаю, что такой-то обо мне в Москве говорит!»
Когда на последнем при Шелесте съезде КПУ в выступлении первого секретаря Ивано-Франковского обкома Добрика прозвучал тезис о выпуске фильмов, пропагандирующих поповщину и подрывающих советскую идеологию, в зале раздались аплодисменты. Речь шла о новой картине киностудии Довженко «Бiлий птах з чорною ознакою», в эпизоде которой засушливым летом толпа крестьян следовала по полю за священником, молящимся о дожде.
После окончания работы съезда все члены украинского Политбюро вместе с Шелестом отправились на киностудию смотреть ленту. Нормальный фильм. Только один из секретарей ЦК промямлил: «Да вот священник… » «Ну и что, что священник? -- отреагировал Петр Ефимович. -- Да я сам готов выйти на любое поле (а год как раз был засушливым) и просить Бога о дожде, лишь бы Украина была с хлебом!»
В отстаивании Шелестом интересов Украины мнительная Москва усмотрела ростки национализма. Идеолог ЦК КПСС Михаил Суслов считал, что у нас чересчур много украинских школ и вывесок на украинском языке. А идею создания Торгово-промышленной палаты УССР вообще восприняли как курс на самостоятельность и подрыв союзной монополии внешней торговли. Не чуя беды, Петр Ефимович делился с Москвой планами подготовки уникальной «Iсторiї мiст i сiл Української РСР» в 26 томах, создания комплекса народной архитектуры и быта в Пирогово и музея истории казачества на острове Хортица. Главным же козырем обвинения Шелеста в национализме стала его книга «Україна наша Радянська!», написанная по всем канонам партийной публицистики.
В мае 1972 года Петра Шелеста, получившего новое назначение в Москве, на киевском вокзале провожали не более 15 человек: некоторые члены Политбюро, родственники, знакомые. Через год работы заместителем председателя Совета министров СССР Петр Ефимович, не выдержав необоснованной критики, написал заявление об освобождении от работы в связи с уходом на пенсию. После единогласного «за» по этому вопросу на пленуме ЦК КПСС Шелеста вывели из членов Политбюро и членов ЦК КПСС. Объявили перерыв на обед. Участники пленума направились в столовую, а по коридору навстречу всем шел Петр Ефимович. Спешил на выход. Я только успел глянуть: такой же раскрасневшийся, как всегда в напряженные моменты.