Пока еще не известно, передался ли вирус малышу, которому сейчас всего лишь пять месяцев. Но юная мама, похоже, болезни боится меньше, чем гнева собственных родителей, поэтому правду от них скрывает
Отца ребенка, 25-летнего Игоря, уже нет: он умер от СПИДа несколько месяцев назад. Незадолго до смерти он предстал перед судом за то, что, зная о своей болезни, заразил 32-летнюю «возлюбленную». По словам судьи, виновного яростно защищала юная девушка, на вид лет пятнадцати, и делала это получше иного адвоката. А совсем недавно девчушку увидели с коляской, и людям, причастным к этой истории, стало понятно: малыш -- от того самого молодого человека.
-- Вы из газеты? По поводу ребенка Игоря? -- переспросила меня красивая рыжеволосая женщина, как оказалось, сестра покойного, когда я наведалась к ним домой. -- Нет-нет, об этом мы не можем с вами поговорить. Это не моя тайна.
И дверь захлопнулась. «Но ведь не праздное любопытство привело меня сюда, в конце концов!» -- подумала я и еще раз упрямо нажала на кнопку звонка.
-- Ладно, проходите, -- вновь появилась рыжеволосая. -- Что вы хотите узнать? Ну да, родился ребенок. Брат еще успел его увидеть. Да, мамочка младенца совсем еще дитя. Глупая дурочка! Когда брат привел Таню сюда, ей было пятнадцать. Впрочем, мы на нее и внимания тогда не обратили, ведь он приводил многих… Идемте, покажу вам его комнату.
Голые стены, кровать, пусто. Слишком пусто, чтобы здесь жить.
-- А Игорь и не жил, -- угадала мои мысли женщина. -- Он ждал смерти. Поэтому пил, приходил домой каждый вечер с другой.
«Городок-то крохотный -- скольких же он «подсадил» на ВИЧ!» -- прикидываю я.
-- Совесть его не мучила, -- прерывает мои подсчеты собеседница. -- Я ведь вам объяснила: брат последние годы был фактически мертв, а у мертвых нет совести.
Пригласив меня в миниатюрный внутренний дворик, затененный от солнца густым виноградом, хозяйка предложила кофе. «И нам, и нам дай!» -- тут же раздались звонкие голоса. Это невдалеке, на веранде, играли двое маленьких детей.
-- Мои, -- объяснила женщина. -- Мы жили здесь вместе: брат, я со своей семьей, наша мама. Хорошо жили, пока Игорь не вернулся из армии. Служить он ушел, на «отлично» окончив школу, мечтал об институте, писал музыку, играл в ансамбле, а вернулся сильно пьющий, опустившийся тип. Однажды, когда мамино терпение иссякло, она разрыдалась и схватила его за грудки: «Что с тобой стряслось? Ты можешь сказать?!» Вот тогда мы и услышали: «Я болен. У меня СПИД».
Брат рассказал, что в армии решил узнать, как это -- кайф, но не творческий -- от наркотика. Шприц был грязный, один на всех… Мама не поверила, побежала к участковому ***. Тот ей сказал: мол, у нас все ВИЧ-инфицированные на учете, вашего сына в списках нет, он просто придумал удобное оправдание своему пьянству. Мама несколько лет потом так и считала.
Ошибку она поняла, только когда болезнь стала явной. А потом против Игоря возбудили уголовное дело, нас тоже стали таскать на допросы. Я могу представить обиду, отчаяние той женщины, которая заявила в милицию и подала на брата в суд. Но как он мог компенсировать ей ущерб, если последнее время жил на нашем иждивении? Ему было уже все равно -- хоть в тюрьму, хоть в психушку, хоть на тот свет.
-- Вы не опасались жить с ВИЧ-инфицированным под одной крышей? -- прервала я горький монолог.
-- Говорю же вам, мы до последнего не верили Игорю, что он болен, -- пожала плечами собеседница. -- Правда, брат иной раз предупреждал: «Я порезал палец, будьте осторожны». Тогда на всякий случай (береженого Бог бережет!) я брала в руки тряпку, какое-нибудь дезинфицирующее средство и выскребала все вокруг: болезнь, я знала, передается через кровь, а рядом дети.
Догадываюсь: у вас на языке вертится вопрос о тех женщинах, которых Игорь сюда приводил. Мы их практически не видели: брат приглашал дам к себе за полночь, когда все спали, а исчезали они еще до рассвета. Что было делать нам -- не вешать же на дверь объявление: «Не входить! У нас СПИД»! Но Танюша -- до сих пор не пойму, как эта девчушка у нас оказалась. Она не из шлюшек, сразу видно. С ней мы тоже особо не общались, так -- «здрасьте-здрасьте». А потом узнали: она ждет ребенка. И как уперлась: рожать и все тут! Игорь ее убеждал: будущего нет, учись мыслить логично, решай задачки школьные… А она таким образом, наверное, решила ему доказать, что будущее все равно есть. Когда брата хоронили, Танюша не пришла. Видно, мама не пустила.
-- Таня до сих пор скрывает от своих родителей, кто отец ребенка, и они не подозревают, в какой сложной ситуации оказалась их дочка, -- продолжает хозяйка дома. -- Она же сама настолько еще ребенок, что боится не будущего, а гнева своей мамы! Новорожденного назвала Игорьком, ему уже пять месяцев. Сла-а-абенький! Он с Танюшкой больше по больницам, чем дома. Но врачи говорят, это еще ничего не значит, иммунитет младенца способен превозмочь болезнь. Не исключено, что ребенок окажется здоровым. Я узнавала: треть новорожденных, у родителей которых ВИЧ, оказываются инфицированными. Однако Таня не дает воли своим страхам, держится молодцом, хоть полагаться ей приходится только на себя. Мы обещали поддержку со своей стороны, но давно Таню не видели. Родители держат ее под домашним арестом: хотят оградить от «босяка», от которого она в подоле принесла. Они ведь не знают, что «босяка» уже и на свете-то нет.
… Заполучив адрес, я отправилась на встречу с Татьяной. Еще издали увидела на балконе пеленки -- значит, она с малышом не в больнице. Но дверь никто не открывал. «Да дома они», -- уверяли соседи. Мне ничего не оставалось, как спуститься во двор, запастись терпением и ждать. Здесь мой интерес к семье девочки моментально удовлетворили бабушки на скамейках.
-- Серьезные, хорошие люди, -- кивали они в сторону балкона с пеленками. -- Работящие, да все равно нищета, ведь пятеро детей подрастает. Танюшка такая тихоня-тихоня, а вот, нагуляла. Ее родители теперь глаз с девки не спускают, да уж поздно. Но ничего, поднимут и внука, эти смогут. Ну, оступилась Танюша, дело молодое… Кто папаша, бог весть. Может, они и знают, да не признаются.
Часа через три во двор въехал старенький «жигуленок». «Это Танина мать», -- подсказали бабушки. А минут через пять из парадного выкатила коляску юная мама.
-- Да, я -- Таня, -- испугано ответила она на мое приветствие. -- Кто вы? Простите, не могла впустить в дом, меня запирают.
Услышав, что я из газеты, девушка испугалась еще больше, долго молчала в растерянности. Никакие мои уговоры, посулы помочь связаться с благотворительными фондами значения не возымели. «Мне ничего не нужно, быстрее уходите», -- попросила, озираясь по сторонам.
-- Ладно, -- согласилась я. -- Всего пара вопросов, и меня здесь нет. От кого и когда вы узнали, что Игорь болен?
-- Заподозрив, что беременна, я обратилась в поликлинику, там предложили сдать анализы, и я услышала: «ВИЧ», -- скороговоркой, словно надоевший школьный урок, ответила девушка. -- Испугалась, конечно, думала, это какая-то ошибка! Бегу к Игорю, а он мне спокойно, будто речь о каком-то пустяке: «Да, у меня СПИД, уже давно».
-- Но тогда чье это было решение -- рожать?
-- Он то хотел ребенка, то не хотел… -- на Танином лице появилось что-то похожее на тень улыбки. -- Но есть вещи, которые решают женщины, а не мужчины.
-- А мама знает об Игоре, его болезни? Ведь рано или поздно тайна все равно откроется…
-- О нет! -- побледнела Татьяна. -- Дома меня и так грызут с утра до вечера! А если признаюсь, съедят. Хотя выкручиваться становится все труднее. Мне нельзя кормить Игорешку грудью, чтобы не заразить, -- пришлось маме сказать, будто молоко на третий день после родов само пропало. Она не могла с этим смириться, бегала к врачам, я умоляла их не выдавать меня. Мои родители не понимают, почему их внук такой болезненный, почему я с ним то и дело ложусь в стационар. «Ты плохо смотришь за дитем!» -- упрекают. У меня только одна надежда на то, что организм сына справится с болезнью (это станет известно, когда ему исполнится 18 месяцев, не раньше). А если нет, вот тогда и скажу. Деваться некуда. Пусть убивают!..
С тяжелым чувством возвращалась я из этой командировки. Сердце щемило от услышанного, а еще больше от того, о чем Таня умолчала. Впрочем, всякое будущее -- тайна. Возможно, ее полудетские-полувзрослые мечты о здоровом малыше сбудутся, и беда обойдет маленького Игорька стороной. Может быть, ее собственное заболевание еще не скоро перейдет в активную форму, -- поможет молодость, желание быть рядом с сыном, в конце концов. Ну а если нет? С этим вопросом я обратилась к руководителю областного центра профилактики и борьбы со СПИДом.
-- В нашей области сейчас 45 деток в возрасте до полутора лет с вирусом иммунодефицита, -- сказал он. -- Государство выплачивает их мамам ежемесячное специальное пособие -- 34 гривни, они бесплатно получают детское питание в молочных кухнях. Наш центр тоже старается поддержать семьи, в которых родились дети с ВИЧ-инфекцией: раздаем им гуманитарную помощь, отправляем по путевкам на оздоровление. Вот-вот должны поступить средства от всемирного фонда на лечение детей с иммунодефицитом, на приобретение антиретровирусных препаратов. Но проблема в том, что за такой помощью к нам обращаются буквально единицы. О СПИДе сложилось мнение как о болезни людей социального дна, поэтому попавшие в беду сидят по своим углам, как мыши, стыдясь признаться окружающим. А ведь поодиночке им не выжить: больному в год нужно примерно восемь тысяч долларов на курс терапии!
Помимо того, что ВИЧ-позитивным людям приходится или искать деньги на лечение, или, смирившись, ждать смерти, существует не менее важная проблема -- психологической поддержки. Оказаться один на один с ВИЧ, когда не с кем поделиться, посоветоваться -- трудно придумать что-то страшнее! Это может сломать не только юную душу, но и бывалого, крепкого человека. И вот такую помощь наш центр охотно предлагает.
… Да только готова ли ее принять юная героиня этой непростой житейской истории?
PS. Все имена и некоторые обстоятельства в материале по понятным причинам изменены.